Последний секрет Парацельса - Ирина Градова

– Плоские, иначе говоря, могильные черви, – кивнул Дюжин. – Это удивительные создания! Представьте, сами черви живут около двадцати дней, но из них нам удалось выделить ген долголетия! Это настоящий научный прорыв…

– Ну-ну-ну, – мягко похлопал бывшего аспиранта по плечу профессор Земцов. – Не будем излишне оптимистичны: это всего лишь гипотеза, и пока она держится на весьма нестабильном фундаменте.

– Что-то еще? – спросила я.

– А как же, милая моя! – всплеснул ручонками профессор. Он как будто удивился, что я так низко оценила работу института. – Существует еще целая куча направлений. Одно из них, например, связано с изучением акул и их невероятных возможностей.

Из всех возможностей акул я смогла припомнить лишь непомерный аппетит и удивительную кровожадность.

– Что именно вы имеете в виду? – поинтересовался Лицкявичус.

– Партеногенез! – изрек Земцов. Он произнес это слово с такой гордостью, словно ожидал, что сразу за этим последуют рукоплескания многочисленной аудитории, звуки фанфар и салют из как минимум сотни орудий.

– Партеногенез? – удивленно переспросил глава ОМР. – Какое отношение это имеет к продлению жизни?

– Самое непосредственное. Видите ли, акулы, несмотря на свою плохую репутацию у нас, людей, обладают удивительными способностями. Порой в силу различных причин женская особь способна давать жизнь потомству без участия мужской. Неоплодотворенная яйцеклетка может начать делиться, в результате чего образуется вполне полноценный зародыш. В последние годы описаны несколько поразительных случаев партеногенеза у акул, для которых этот способ размножения обычно несвойственен. В 2001 году в зоопарке в штате Небраска, США, малоголовая рыба-молот произвела на свет детеныша после длительного пребывания в резервуаре с водой, где не было самцов. Это «непорочное зачатие» поначалу поставило всех в тупик. В числе прочих рассматривался вариант с длительным сохранением спермы от давнего полового контакта – такое явление «ложного партеногенеза» порой наблюдается в природе. Расставить точки над «I» помог несчастный случай: выросший детеныш погиб от укола ската. Результат ДНК-анализа однозначно показал, что в клетках детеныша не было никакого генетического материала, кроме материнского. Некая программа, спрятанная в ДНК акулы, которая в естественных условиях размножается исключительно через оплодотворение, включила резервный механизм сохранения вида – партеногенез. Так вот, мы полагаем, что это явление может помочь не только продлить жизнь нам, людям, но и впоследствии сохранить человечество как вид. Акулы, видите ли, живут долго. На протяжении всей жизни у них растут и обновляются зубы – вы понимаете, что это такое? Акулы оказались одним из немногих видов, практически не претерпевших изменений в результате эволюции, что говорит об их физическом совершенстве.

В моем мозгу промелькнула мысль о том, что тараканы тоже не сильно изменились за прошедшие несколько миллионов лет, лишь уменьшились в размерах, что еще больше увеличило их способность к выживанию и приспособляемость. Значит ли это, что тараканы совершенны? И почему нам приходится уступать столь малоприятным представителям животного мира? Думаю, с этим связан и крах учения Дарвина: человечеству неприятно думать, что оно и обезьяны имели общего предка. Гораздо более привлекательно звучит теория о том, что все мы произошли от инопланетян!

– Знаете, – продолжал между тем профессор Земцов, потирая подбородок, – ведь только сейчас появилась возможность создания целого института, занимающегося проблемами старения и продления жизни. Тем не менее наука эта существовала всегда. Еще в сталинские времена проводились опыты по осеменению шимпанзе человеческими материалами (только так, ни в коем случае не наоборот!). Гибрид считался идеальным донором гена молодости, однако эксперименты прекратились, когда генетика стала вдруг лженаукой.

– Как насчет стволовых клеток? – спросила я. – Вы этим тоже занимаетесь?

– С большой осторожностью, милая моя, – покачал головой Земцов. – С о-очень большой осторожностью! Разумеется, мы не можем полностью обойти тот факт, что искусственное введение стволовых клеток в организм способствует тому, что они начинают сами искать поврежденные участки, при этом активно размножаясь. Стволовые клетки не имеют специализации и могут превращаться в клетки любого органа, фактически создавая новый, абсолютно здоровый орган. При инфаркте они преобразуются в клетки сердечной мышцы – кардиомиоциты, в пораженном инсультом головном мозге – в нейроны и глиальные клетки. Стволовые клетки могут превращаться в клетки печени, костного мозга и так далее. Эффект, не скрою, поражает – организм молодеет изнутри, изношенные органы и ткани начинают как бы новую жизнь! Однако недавно проведенные исследования, к сожалению, рассеяли эйфорию вокруг стволовых клеток как панацеи от целого ряда тяжелых болезней и даже от старости. Результаты экспериментов показали, что стволовые клетки могут стать раковыми, если их долго выращивать вне организма.

Стволовые клетки могут положить начало любой ткани и считаются наиболее перспективными в лечении болезни Паркинсона, болезни Альцгеймера и диабета. До сих пор считалось, что, взятые у эмбрионов на ранних стадиях развития, при введении в организм животных они могут оказаться канцерогенными, если еще не успели трансформироваться в какие-либо определенные ткани. Касательно стволовых клеток взрослого человека, особенно из тканей костного мозга, бытовало мнение, что раковой опухоли они не вызывают. Теперь, однако, нам удалось выяснить, что клетки взрослых тканей могут быть столь же опасны, если не ограничить период их деления вне живого организма. Мы выращивали стволовые клетки из жировой ткани на протяжении восьми месяцев. За это время они делились от 90 до 140 раз. После того как экспериментальные клетки были трансплантированы в организм животных, наши биотехнологи обнаружили, что наиболее старые сформировали злокачественные опухоли.

– А что вам известно о неорганических средствах против старения? – спросил Лицкявичус. – Или бионеорганических, к примеру?

Профессор сдвинул круглые очки на кончик носа и, сложив короткие ручки на животе, оглядел нас, словно мы с главой ОМР сами по себе представляем научный интерес.

– Что вы имеете в виду, батенька, – таблетку от старости?

– Таблетку, инъекцию, имплантацию – все, что угодно, – кивнул Лицкявичус, ничуть не изменившись в лице: казалось, он не заметил сарказма, прозвучавшего в голосе профессора.

Ученый покачал головой и взглянул на своих коллег. «Королева науки» едва сдерживала улыбку, лицо Дюжина выражало удивление, смешанное с презрением: как же, они потратили на нас, дилетантов в этой области, столько драгоценного времени, а мы еще и задаем идиотские вопросы!

– Если бы считал такое возможным, – снизошел до ответа Земцов, – первым проголосовал бы за такие исследования. Существуют некоторые медицинские препараты бионеорганического свойства, с помощью которых удавалось, скажем, вылечить катаракту у крыс или собак, но дальше этого, к несчастью, дело не пошло. Тот, кто создаст вакцину против старости, получит Нобелевскую премию, вы это осознаете?

– Да, – кивнул Лицкявичус. – Если только у этой вакцины не обнаружится впоследствии побочных явлений, приводящих, скажем, к смерти.

– Разумеется, разумеется, – закивал профессор. – Мы понимаем, друзья мои, что имеем дело с очень тонким и хрупким материалом, коим является человеческий организм, поэтому спешить в нашем деле никак нельзя. Результаты исследований могут показаться не такими уж обнадеживающими человеку непосвященному, однако мы уверены в том, что в самом скором времени сможем не только жить дольше, но и повысить качество жизни.

– Скажите, вы проводите опыты с людьми? – спросила я.

– Ну, до этого пока не дошло, – покачал головой Земцов. – Вы же понимаете, что до получения необходимых разрешений необходимо проделать большую работу. Тем не менее никто не может запретить самим исследователям тестировать препараты.

– Истинный ученый непременно должен проверить новое средство на себе самом, прежде чем подвергать опасности других людей, – пришла на помощь руководителю Полякова. – Кстати, заметьте: у нас не было ни единого случая срыва экспериментов, ни один человек не пострадал.

Выйдя из кабинета Земцова, мы с Лицкявичусом молча направились к лифтам. Там он остановился и огляделся, словно ища что-то глазами.

– Что случилось? – спросила я.

– У них тут везде камеры наблюдения, – ответил глава ОМР. – Думаю, нам не удастся заполучить разрешение на их просмотр.

– Почему?

– Разговор с Земцовым мало что прояснил: он был так же расплывчат в своих пояснениях, как адвокат защиты. Все, о чем он нам рассказывал, можно прочесть в научно-популярных журналах.