Я подарю тебе новую жизнь (СИ) - Муромцева Кира El.Bett

Но если и где-то на задворках моего сознания бесновалась совесть, то напор бывшего мужа, раскатал её напрочь, не оставив и следа.

Его губы и руки были везде. Ласкали, испытывали, доводили до исступления, дарили шквал разнообразных эмоций и чувств. Я умирала и птицей фениксом возрождалась вновь. Горела в его объятиях.

И пусть секс в машине — это явно не про взрослых и умудренных опытом людей. Такое поведение больше подходит двум подростком в период пубертата, когда гормоны ярким фейерверком напрочь сшибают все предохранители. Но мне вдруг стало всё равно. Я отдавала ему всю себя без остатка, зная, что совсем скоро заново буду собирать себя по частям, когда потеряю его навсегда.

— Это ничего не значит, — говорю я, спустя время, полулежа на его груди.

Пальто Сергея валяется где-то в ногах, рубашка расстегнула на все пуговицы и грудная клетка его тяжело вздымается в посильных попытках выровнять дыхание.

— Глупости, — отрезает он, кончиками пальцев выводя узоры на моей голой пояснице. — Я же сказал, что не отпущу тебя больше. Неужели ты мне и сейчас не веришь?

— Верю, но…

Свободной рукой Сергей бережно берет меня за подбородок, заставляя поднять голову и посмотреть ему в глаза, где вовсю плещется решимость.

— Значит, никаких «но» не будет, Яна. И точка.

18.2. Яна

«Кто приходит и заводит эти часы?

Словно наших дней возводит солнце на весы

Дней до разлуки»

Ани Лорак — Солнце

Яна

Впервые за всю свою жизнь я стыдливо отводила глаза, глядя на свое донельзя довольное отражение. Отворачивалась, чтобы не видеть невыносимый блеск глаз, красные щеки, торчащие в разные стороны волосы. Напрасно пыталась стереть прилипшую улыбку, кусала щеки изнутри, но подлая предательница вновь растягивала губы.

Я понимала, что поступаю несправедливо. Что увожу мужчину из семьи, забираю у его ребенка шанс видеть отца постоянно рядом, но ничего поделать не могла. Ругала себя на чем свет стоит, собиралась с силами набрать сообщение бывшему мужу с просьбой больше не тревожить наш с Тимой покой, но тут же позорно сдавалась, беспечно стирая текст в мессенджере.

Столько лет я ведь как-то жила без Сергея. Работала, добивалась каких-то успехов. Да только время, проведенное порознь, осталось лишь блеклой черно-белой тенью в моих воспоминаниях. И это была моя самая большая проблема. Я не помнила себя без него и Сашеньки.

В квартиру я возвращалась, когда рассветные лучи вовсю рассекали пространство улицы и ранние пташки — собачники, повели своих четвероногих питомцев на выгул, сладко зевая на ходу.

Мне не хотелось покидать горячие объятия бывшего мужа, но я и так поступала как в высшей степени безответственная мать, оставив, пусть и на пару часов, ребенка одного в квартире. Да и Сергею стоило уезжать. В его мире осталась работа и Виктория, которая совсем вскоре станет матерью его ребенка, а еще возможно и его женой…

Нет, я верила Царёву. Правда верила. Ведь невозможно не верить, когда его взгляд проникает в самую душу, руки сжимают так крепко, что кажется еще немного и кости превратятся в пыль. Да только не бывает всё просто и легко. И уж точно не у нас, когда тысячи «но» существенно усложняют жизнь.

Я любила его. Безумно и всепоглощающе. Любила, даже когда казалось, что ненавижу весь этот чертов мир и его в том числе.

И сейчас люблю. До мелких мушек перед глазами и тянущего из меня все жилы чувства безысходности.

Успеваю принять душ и приготовить завтрак, прежде чем на кухне появляется заспанный ребенок. Старательно делаю вид, что занята, страшась выдать себя с головой и показать, как мне неловко перед ним. Уж точно я не хотела, чтобы вчера Тима видел меня такой жалкой и разбитой.

— Дядя Сережа приходил? — бубнит Тима, засунув целый оладушек в рот.

— Нет, — лукавлю я, отрицательно качая головой и ощущая, как щеки покрывает красная краска стыда. — Не приходил. Молоко или чай?

Отворачиваюсь, достаю из верхнего кухонного шкафчика чашку, мимоходом приложив тыльные стороны ладоней к щекам, чтобы хоть как-то унять идущий изнутри жар.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Чай.

Рутина спасает. Отработанные до автоматизма движения дарят обманчивое спокойствие, но мысленно я то и дело возвращаюсь к Сергею и тому безумию, что охватило нас всего несколько часов назад.

Будто я снова стала прежней молодой необремененной проблемами Яной. Той самой, что безоговорочно влипла в любовь, как в паутину, напрочь отключая разум и идя на поводу у сердца. Однажды, я уже поплатилась за это…Цена любви оказалась слишком высока.

Тимофей сосредоточено пьет чай и болтает ногами сидя на стуле. Кот крутится под ногами, выпрашивая еду со стола, а за окном поют птички и слепит яркое солнце. Почти идеально, если не считать отсутствие Сергея рядом с нами.

Гораздо позже я пойму, как сильно ошибалась, упустив последнюю возможность насладиться этим моментом. Ведь когда в дверь позвонили вся моя жизнь, вновь пошла под откос…

Отчаянно ожидая увидеть Сергея, я спешно припустилась к входной двери, не соизволив посмотреть в глазок и совершенно позабыв про элементарные правила безопасности. В тот кошмарный момент я и подумать не могла, что может произойти что-то еще. Гораздо страшнее беременной невесты на пороге моего дома.

— Ну, здравствуй, дамочка, — хищно оскалился мужчина. — Я за сыном.

Несомненно, в этот раз папаша Тимки выглядел гораздо лучше, чем в прошлую нашу встречу. Гладко выбрит, причесан, даже облачен в некое подобие костюма, состоящее из мятого и явно маленького на него пиджака и давно изжитых себя черных классических брюк. Однако, относительно приличный вид портил наливающийся под глазом синяк и щербатый рот, который сейчас противно ухмылялся, пока мужчина оглядывал меня с головы до ног.

— На порог то пустишь? — хмыкнул мужик и не дожидаясь ответа, крикнул мне за плечо: — Тимоха, собирайся. Папка пришел.

Я онемела. Внутренности сковало егозой до такой степени, что легкие напрочь забыли про свои главную функцию и дышать становилось всё сложнее и сложнее. И лишь одна мысль набатом била в голове: «не отдам».

— Пошел вон, — прошипела я, собравшись с силами.

Тело действовало на голых инстинктах. Закрыть собой, уберечь, сохранить. Я перекрыла дверной проем, прекрасно понимая, что отодвинуть меня в сторону ему ничего не стоит. Прихлопнет как муху и не заметит.

— Ну уж нет, куколка. Наигралась в дочки-матери и хватит, — захохотал мужик.

— Немедленно убирайтесь или я вызову полицию…

— И что ты им скажешь, а? Что ребенка чужого украла и у себя удерживала? Это статья, Сладкая. А знаешь, что с такими красотками на зоне делают? — его пальцы грубо хватают меня за подбородок и лицо верзилы оказывается совсем близко к моему.

Не размыкая пальцев и дыша на меня смрадом гнилых зубов и паров алкоголя, он продолжает неистово наслаждаться моей беспомощностью и смеяться, в то время как я задыхаюсь от страха.

Страх не за себя. На самом деле мне глубоко плевать, что в конечном итоге будет со мной, но Тима не заслуживает такой жизни. И внешний вид, его якобы вставшего на путь исправления отца, меня совершенно не обманывает. Что ждет его дальше? Голод, нищета, алкоголь, наркотики? Какое будущее сможет обеспечить ему такой родитель? В какое чудовище он превратится, спустя несколько лет?

Этот мальчик — моё всё. Он заставил меня открыть глаза, заставил поверить, что не все потеряно, что я еще могу жить. Смеяться, любить, верить. Он спас меня от самой себя.

— Папа, не трогай тетю Яну. Пожалуйста, — решительный детский голос привлекает к себе внимание и мужик отпускает меня, поднимая руки ладонями в верх и делая шаг назад.

— Тимоха! Как я соскучился, охламон ты мелкий. Иди к папочке!

— Тима, нет, — срывается мой голос на крик.

19.1. Виктория

«Ждёшь в глазах моих печаль? Прошло, не мечтай!

Знаю, любишь его и тебя мне не жаль!

Раз не видишь по глазам, читай по губам:

"Знаешь, я его никому не отдам!"»