Конец легенды - Людмила Белякова

– Выходит, этот подонок своего добился?

– Выходит, так… Девочка спеклась. Так чего с темой-то?

– Так ты же все уже сделал, в сущности. Выплесни на жесткий диск остатки желчи и сдавай. Может, только Ксанка к ней сходит и побалаболит по-девичьи? Но это уже Михал Юрич решать будет.

– Отдыхать едешь, да? – завистливо спросил Стасик, поднимаясь. – Далеко?

– Да нет, – махнул рукой Андрей. – Куда я с таким обозом? Туточки, недалечко.

– Ты совсем как местные говоришь.

– С кем поведешься, от того и родишь. Свободен!

«С этим мы определились. Но для меня что-то есть? Или я никак не участвую в собственной газете?»

Тем, подходящих Андрею по рангу, не нашлось – так, мелочовка – даже для практиканта-второкурсника журфака слабо. Однако уже был первый час дня, а домой на борщок никто не приглашал…

«Пойду-ка я холостяком – по общепиту».

Лето выдалось не жаркое, и летние кафе от обилия посетителей не страдали. Поесть удалось быстро, а в редакцию не тянуло. Можно было пройтись в сторону старого центра города, где когда-то находилось его одинокое жилище.

Центр, насколько позволяла городская комиссия по охране памятников архитектуры и истории, перестраивался. Стоило свернуть в переулок, и тут же обнаруживались невысокие, в три этажа новоделы, слегка стилизованные под модерн начала прошлого века. Их отделяли от мира бетонные заборы, были и добротные, кирпичные гаражи.

Андрея подростки не заметили, потому что были увлечены своим делом, а дело свое они делали при помощи змеино-шипящих баллончиков с краской. Андрей тысячу раз видел настенные граффити, среди которых иной раз попадались настоящие живописные шедевры, неожиданные, выразительные – «глазастые», как он их определил бы. Общим местом граффити был, несомненно, образ Че Гевары, но как это вписывалось в текущую российскую действительность, Андрей не понимал. Ведь горячая дружба с Кубой плавно сошла на нет?

– Алё, пацаны! – негромко окликнул ребят Андрей.

Шип мгновенно прекратился, подростки, чуть присев от неожиданности, разом глянули в его сторону.

– Поговорить надо. – Андрей и сделал пару шагов в их сторону.

– Сваливаем! – крикнул один из художников петушиным, неустойчивым голоском, и всю компанию как ветром сдуло.

На земле рядом со стенкой остались пара смятых баллончиков и упаковка от чипсов. В воздухе еще висел химический запах.

– Да куда вы! Поговорили бы… – разочарованно протянул им вслед Андрей, но вряд ли они слышали.

«Вот и тема наметилась, – умиротворенно размышлял Андрей, ожидая, когда спасительный «Гугл» выбросит ему ссылки на запрос «граффити». – Хоть без кровавого поноса… Вопрос, как тех воробышков летучих приманить и допросить… Тьфу, приставучая же эта гадость – криминал!»

Читая статьи про настенные росписи всех времен и народов, Андрей обнаружил научное объяснение того, почему хомо сапиенса спокон веку неумолимо влекло зарисовать гладкую поверхность, будь то стена первобытной пещеры, панель в лифте или бетонная ограда новорусского кондоминиума.

Оказалось, человеческая психика не любит гладкой поверхности, как нога – скользкого паркета или обледеневшего тротуара. В живой природе такие пространства встречаются только в пустыне, на высокогорном леднике или в открытом море – словом, там, где человек в общем-то чужой, такая среда к нему в лучшем случае равнодушна, в худшем – враждебна.

«Ага, вот и тянется ручка-то кривая написать что-нибудь эдакое… Если автор этой теории прав, понятно, почему выводятся на стенках не совсем те слова, которые нам всем хотелось бы прочесть. Да, но как нам добраться до этих борцов с дурной визуальной бесконечностью? И куда подевалось наше юное журналистское дарование по прозванию Серега Павлючок? Сдал он экзамены за девятый класс средней школы?»

Павлючок ответил почти сразу.

– А я думал, вы про меня забыли.

– Сережа, мы с тобой через многое прошли бок о бок. Так что забыть тебя вряд ли получится. Просто у нас с Аней родились близнецы…

– Да-а? – радостно удивился Павлючок. – Парни, девки?

– Девочка и мальчик. И ты, как заботливый старший брат, представляешь, что это за время, когда они совсем несмышленые и беспомощные.

– Да, это круто… Наш-то уже лялякает вовсю. А вы чего хотели, дядь Андрей?

– Видеть тебя желаю и задание дать. Можешь? Только это срочно – я в эту пятницу в отпуск ухожу.

– А, хорошо… Я с ранья завтра забегу, ладно?

– С ранья так с ранья, – ответил по инерции Андрей и, кладя трубку, подумал: «Однако прав Стасик – волшебно обогатился мой словарный запас за эти два года!»

* * *

Модератор из Павлючка действительно вышел неплохой. В среду Сережа отвел его в укромный дворик старого города, очень похожий на поленовский, заброшенный, заросший бурьяном и так же обильно залитый солнцем. Но собеседник Андрея, старшего студенческого возраста парень, был одет в черное с ног до головы, даже в черной лыжной шапочке.

– Ну так ведь грязно же. Краска, как ни изгаляйся, все равно летит. Ну и имидж у меня такой… Я по первости, еще в школе, был как бы бомбером и трафаретчиком.

– Расшифруй термины для простой, незамысловатой публики, Гера, будь любезен.

– Ну, бомберы – это те, кто просто для прикола или на спор бегают как угорелые и ставят свои тэги – кто больше наставит и на неприятности не нарвется. Бомбят, короче, так и бомберы.

– А тэг, если я правильно помню, это по-английски «личная подпись, ярлык, метка»?

– Ну да, правильно. Только у бомберов она примитивная, просто черная – так, закорючка. Надрызгал и побежал. Но все райтеры через это проходили. Просто многим на этом месте надоедает, потому что настоящий граффити, со смыслом, с бухты-барахты не нарисуешь.

– А трафаретчик – это следующий этап?

– Типа да. У меня первый трафарет был кот, черный. Отсюда и прикид соответственный. Я этого кота, наверное, раз сто отштукарил по всему городу. А мне мой сосед по парте сказал – ты, как кот мартовский, углы метишь. Мне не понравилось, и я бросил. Зато уж весь город гудел – то ли, говорили, ворожба какая-то вредная, то ли банда «Черная кошка» завелась. Не помните?

– Я здесь только два года обитаю. А следующий уровень у вас какой?

– Ну, – усмехнулся Герка, – это ж не стрелялка какая-то… У кого таланта хватает, тот и проходит. Я свой тэг месяц на бумаге рисовал – просто остановиться не мог, как мне хотелось что-то особенное замутить! Но своего добился!

В этот дворик выходили задними стенами пара старых двухэтажных домов и тылы кооперативных гаражей, так что сам бог уличных художников, если он существовал, велел им устроить здесь что-то вроде учебного полигона. Видно было, что один рисунок вытарчивает из-под другого, кое-где пытались стену замыть под новые рисунки. Словом, неформальная художественная действительность рвалась наружу не хуже нитрокраски из баллончика.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});