Третья жена - Лайза Джуэлл

Геем он не был, наоборот. Она слышала его отзывы о разных подружках, но прошло полтора года после первой встречи, прежде чем она увидела его девушку – Шарлотту, как раз из тех, по кому мужчины сходят с ума. Маленькая, фигуристая, искрометная блондинка, она смотрела на каждого так, словно для нее никого больше не существовало, по-детски смеялась, благоухала зелеными лугами и увитыми розами беседками, глаза у нее были как летние небеса, одевалась она с очаровательной небрежностью: «Это? Старая вещица!» Майе она понравилась: веселая, ласковая, Люку она была в самый раз; может, недостаточно умная и недостаточно жесткая для него, и тем не менее.

Он не пригласил Шарлотту в Корнуолл. Сказал, что она слишком занята на работе. Майя обрадовалась возможности как следует пообщаться с Люком. Как ни странно, из всех детей Эдриана она ближе всех сошлась именно с Люком. В летние каникулы он навещал ее по выходным, они вместе ходили по магазинам, болтали по телефону. Почему-то они подружились, как будто находились по одну сторону какого-то непонятного разлома.

Майя не обсуждала с Эдрианом эту дружбу – сама не знала почему. Раз-другой ей даже приходилось врать ему про то, куда и с кем она ходила, когда на самом деле встречалась с Люком в городе, чтобы пропустить рюмочку и пробежаться по магазинам.

Просто в ее положении – а, видит Бог, быть третьей ох как непросто! – необходим кто-то, помогающий выпускать пар. С Сарой пар было не выпустить, потому что она говорила: «А чего ты ожидала, выходя замуж за мужчину с таким багажом?» Малышня, ясное дело, исключалась, а Кэт – Кэт была так мила, так уверена, что все чудесно, что все вокруг купаются в радости! Майя не решалась проткнуть иглой реализма ее большой розовый шар жизнелюбия. Никто лучше Люка не знал ту почву, на которую ступила Майя. Никто не умел ходить по ней так, как он.

Кэролайн погрузила в свой «Ауди-универсал» троих младших и пристегнула их ремнями, две перепачканные собаки уже таращились в заднее окно. Она первой выехала в сторону дома. Майя сидела вместе с Люком на заднем сиденье маленькой машины Сьюзи. Эдриан сел впереди, со Сьюзи. Майя улыбнулась Люку.

– Как дети! – сказала она, имея в виду рассадку.

Люк ответил ей улыбкой. На нем был свитер от Sarah Lund с выпущенном наружу воротником красной рубашки, узкие джинсы и ботинки-«броги». Он вбирал голову в плечи, чтобы на ухабах не стукаться головой о низкий потолок машины.

– Взрослые дети, – подхватил он. – Мутанты-переростки.

Майя с усмешкой уставилась на затылки Эдриана и Сьюзи, на их седеющие волосы и морщинистые шеи. Мама с папой. Она перевела взгляд на руки Люка, лежавшие на сиденье, покрытом жестким чехлом, – юные, с гладкой кожей, не испорченные. У нее возникло желание накрыть его руку своей.

Вместо этого она, отвернувшись, стала смотреть в окно, на зависший над горизонтом огромный солнечный шар, провожавший вместе с ней чудесный осенний день, который затихал, как сладкозвучная симфония.

24

Июнь 2012 г.

Люк, резавший свою пиццу с ветчиной и прошутто, с испугом косился на гору спагетти карбонара на тарелке брата.

– Ты намерен все это слопать?

– Может, и нет, – ответил Отис.

Люк наблюдал, как он наклоняется к тарелке и набивает рот. «Мой младший братишка».

По договоренности с отцом он забрал Отиса из школы в 16.30, после занятий в каком-то кружке. Отис беседовал с девочкой своего возраста. В отличие от него, у нее был умный вид, и вообще она производила приятное впечатление. Люк подождал, пока они простятся. Было видно, что она интересуется Отисом гораздо больше, чем он ей. Когда он отошел, она проводила его полным отчаяния взглядом.

Отис, ждавший брата, робко поприветствовал его. Люк тоже ощущал робость, так как не знал, что сказать 12-летнему пареньку. У них не было привычки беседовать подолгу – так, унылые, никуда не ведшие фразы.

– Вкусно? – спросил Люк, когда Отис поднял голову. Его рот был выпачкан пармезаном и соусом. Утвердительно кивнув, Отис потянулся за колой.

– Хочешь попробовать?

– Нет, – ответил Люк, – сам справляйся.

– Ты уверен? Очень вкусно!

– Честно, не хочу. Ешь сам. У меня есть пицца.

Отис кивнул и опять вонзил вилку в спагетти.

– Отец часто водит тебя сюда?

– Угу.

– Как это тебе вообще? Ну, вечера с отцом. Нравятся?

– Ага, – сказал Отис, – нравятся. Это была идея Майи.

– Да, – сухо кивнул Люк. – Как и все остальные хорошие идеи. – Какое-то время они ели молча. – Ты скучаешь по ней? По Майе?

Отис пожал плечами.

– В общем, да. То есть и да, и нет. Понимаешь?

– Как это «и да, и нет»?

– Не знаю… Иногда бывало лучше, когда рядом была Майя. А иногда хуже. Вообще-то это Майя все разрушила, так что…

Люк удивленно посмотрел на Отиса.

– Все разрушила?

– Да, все испортила. Заставила отца уйти из семьи. Так что на самом деле неважно, хорошая она была или плохая, правильно?

– Вот это да! – воскликнул Люк. – Интересно!

– Что тут интересного? – Отис накрутил на вилку целый ком спагетти и отправил его в рот.

Люк отрезал от своей пиццы маленький кусочек и потыкал его вилкой. Он чувствовал, что разговор достиг опасной черты, и не хотел провоцировать Отиса на упрямство.

– Вообще-то ничего. Просто я думал, что вы, все трое, были всем довольны. Вы так спокойно это приняли.

Отис согласно кивнул, потом поднял на Люка глаза и не отвел взгляд.

– Мы были сопляками, – сказал он. – Сами не знали, что чувствуем. В детстве думаешь: вот проснусь – и все это окажется сном. А потом дни идут, ты просыпаешься каждое утро, видишь, что никакой это не сон, и начинаешь понимать, что произошло на самом деле. А к этому времени уже поздно что-то менять.

Люк долго смотрел на брата, не желая ничего ему навязывать.

– А ты? – спросил наконец Отис. – Как ты к этому отнесся?

Люк проглотил кусок и засопел.

– С нами это было так давно! Прямо как в другой жизни. Но вообще-то я чувствовал примерно то же самое, что ты, – что это дурной сон, как будто я что-то натворил и прогнал отца. Твоя мать вроде как поступила хорошо, подарив моему отцу счастье, и одновременно плохо, отняв его у нас. Вот такие смешанные чувства.

– А теперь что ты чувствуешь? Когда стал взрослым?

Люк предпочел бы соврать, но, посмотрев на брата, увидел все то, чего раньше не замечал, потому что толком не смотрел: изменившуюся форму носа – уже не бесформенную нашлепку, а нечто похожее на родительские носы; ввалившиеся щеки с россыпью прыщей; торс, отдаленно напоминающий треугольник; размер ладоней – не меньше, чем у самого Люка. Это уже был наполовину мужчина, даже больше, чем наполовину.