Тысяча замков - Владимир Васильев

– Кого оставили в замке? – спросил Бэйн когда гонец умолк.

– В замке – никого. Но рядом в башенках разместился отряд маликорской тяжелой пехоты. Даже если примчится чужой бегунок, замок он не отнимет.

Бэйн кивнул и в упор взглянул на Саята, как бы говоря: «Это по твоей части!»

Саят понял его с полувзгляда. Нужно было что-то делать.

– Я немедленно выезжаю в Аргронд! Коня к воротам.

Один из стражников дернулся бежать, но Бэйн остановил его.

– Я тоже еду! Поднимай мою охрану!

Стражник растворился в коридоре. Саят хотел каким-нибудь словом успокоить и обнадежить Бэйна, но раздумал. С недавних пор он не считал старого кондотьера ни выше себя, ни даже равным себе.

Перед тем как уехать Саят, секунду поколебавшись, выпустил из клетки пучеглаза и хорошенько напоил его кровью. Маленький крылан преданно запищал и вспорхнул под своды малого зала, где всегда клубился полумрак.

Отряд выехал из Банерона и устремился по мощеной плотно пригнанными друг к другу камнями на юг, к Аргронду. Ощущение чего-то непоправимого накатывалось на Саята, как накатывается на печенежское стойбище степная буря.

На полпути к опустевшему замку Саят вдруг схватился за грудь, остановил коня и соскочил на дорогу.

– Что стряслось, Могучий? – удивился Бэйн. Такого Саята он еще никогда не видел.

Саят дрожащими руками раскуривал трубку, торопясь овладеть чувствами оставленного пучеглаза. Истинный мир постепенно мерк, уступая место призрачным очертаниям огромного для крохи-крылана зала в Банероне. Контуры предметов, что окружали пучеглаза, проступали все четче и четче.

Саят безмолвно велел слуге взглянуть на Волшебный Сундук. Пучеглаз перепорхнул поближе. Трехногого стола более не было: железные змеи ожили и свились клубком на полу; круглая столешница валялась рядом. Сундук лежал тут же на боку, крышка его полуоткрылась.

В зал ворвалось трое воинов с мечами и растрепанный арбалетчик без единой стрелы. Они торопливо заперли дверь и потащили к ней тяжелый стол. Но тот, кто пробрался в Банерон, не нуждался в дверях.

Пучеглаз перелетел поближе к окну. Отсюда ему – а значит и Саяту – весь зал был виден как на ладони. Воины продолжали строить перед дверью завал.

Тень просочилась сквозь пол в дальнем углу, самом темном из всех. С ее появлением, казалось, даже дневной свет померк. Огромные красные глаза зловеще пылали. Один из солдат обернулся и страшно закричал, поскользнувшись и рухнув на каменные плиты. Тень неспешно двинулась к людям. В ее движении скользила неотвратимость. Она убила всех, и того, что пал на колени в безмолвной мольбе, и того, что яростно кромсал бестелесный мрак мечом, и того, что бегал от нее по всему залу. И лежащего арбалетчика тоже. Все, кого Тень коснулась хотя бы краешком, замирали навеки.

А потом она обволокла Сундук и исчезла вместе с ним, уйдя вниз, сквозь камень. В зале остался только пучеглаз – даже ожившие змеи куда-то расползлись.

Но тут Тень вернулась. Отделившись от камня, она медленно придвинулась к крылатому слуге Саята. Тот в ужасе заметался, и всем тельцем ударил в мутное оконное стекло. Брызнули острые осколки, поранив крыло, но пучеглаз был уже на свободе. Опираясь на аргундорский ветер, он сделал круг по двору, и метнулся на юг, туда, где ждал Хозяин. Последнее, что увидел Саят его глазами – два багровых пятна посреди непроницаемого мрака за окном черного замка Банерон.

МЕНТАЛЬНЫЙ РЕТРАНСЛЯТОР-УСИЛИТЕЛЬ ХА-32С ВНЕПЛАНОВЫЙ ЭКСПРЕСС-ОТЧЕТ

Объект вернулся в узловую точку сопряжения, полярные координаты СР376/СА002/СС460, выйдя из пределов досягаемости корреспондента Саят/С. Пассивность корреспондента Саят/С труднообъяснима, протокол V34 прокомментировать действия корреспондента Саят/С отказался.

Согласно протокола V34 действия корреспондента Таруса/Т трактуются следующим образом.

Задействовав вариационные цепи ментального ретранслятора-усилителя ХА-32С по готовой схеме (см. внеплановый экспресс-отчет изделия ХА-27С, код в архиве JM88), корреспондент Тарус/Т сгенерировал несколько всплесков ментальной волны, после чего, откорректировав естественное эхо по трем полученным точкам, установил координаты объекта с точностью до 40 метров.

Подобные же действия были произведены в отношении импульсного волновода со встроенным лок-резонатором (экспериментальная модель в стадии разработки), экземпляр 2, находящегося в узловой точке сопряжения, полярные координаты CH716/CG389/CL288.

Имеются все основания ожидать корреспондента Тарус/Т в точках с указанными координатами.

Внимание! Последствия применения импульсного волновода со встроенным лок-резонатором непредсказуемы!!!

Конец отчета.

Вечер опускался на просеку, залегая тенями в зарослях ольхи и орешника. В лесу уже сгустились сумерки, последние лучи заходящего солнца просвечивали сквозь свечки еловых верхушек на западе. Просека упиралась в темно-зеленый ельник, и сходила на нет, завязнув в переплетении мохнатых колючих лап. У самой стены деревьев, на некотором отдалении от елей, развели два костра. На одном готовили ужин, у второго грелись, потому что вечера в Танкаре стали прохладными. Вишена грелся тоже: плащ плащом, а живое тепло костра приятнее.

Сапфировый меч Тарус аккуратно завернул в волчью шкуру, извлеченную из походной сумы, и положил у костра, рядом со своим клинком.

– Что ты хочешь сделать с ним? – спросил чародея Вишена. Не шли из головы недавние слова Бограда. Зачем-то ведь едет он к лесам Ак-Фарзона?

У костра стихли негромкие разговоры. Всегда, когда Тарус начинал что-нибудь рассказывать, разговоры умолкали, ибо речи чародея уводили в легендарные дни прошлых свершений или в манящие чужие миры. Такое больше услышать было негде.

– Этот меч, как и его близнец Зимний Вихрь, известны в Иллурии очень давно, с самых первых битв за замки. Их всегда окружал ореол магии, не всегда чистой и не всегда понятной. – Тарус говорил размеренно и негромко, ритм его повествования вкупе с некоторой торжественностью в голосе завораживал. – Каждый, кто владел мечом оставлял в нем частичку себя. Нетрудно понять, что волшебство гномов отличается от волшебства людей. А волшебство людей – от волшебства эльфов. Оно не лучше и не хуже, не сильнее и не слабее, оно просто другое. Наслоения чар придавали мечам самые причудливые свойства, но истинной силы им, как мне кажется, так до сих пор и не придали. Потому что чары эльфов мешают раскрыться чарам людей и наоборот. Представьте телегу, которую в разные стороны тянут несколько лошадей – если она и сдвинется с места, толку с этого будет чуть.

– И ты хочешь изгнать из меча бесполезные людям чужие чары? – догадался Славута. – А взамен наложить свои?

– Истинно. Только чары, что будут наложены на Ледяное Жало, и надеюсь на Зимний Вихрь тоже, не мои. Чары не могут относиться к одному конкретному человеку – они плетутся веками и несут отпечаток сотен и сотен людей. Но отпечаток людей – лишь малая толика их естества. На них влияет мир, звезды, другие чары – да мало ли? Но все, что сможем наложить мы с Боградом, родом из нашего мира, правда с отметиной Иллурии, потому что мы, побывав здесь, тоже стали другими. Боромир, Славута, Вишена, помните поляну в Чикмасе? Твой меч, Боромир?

– Конечно, – сказал Боромир. – Мне даже кажется, что сила меча год от года растет.

– Правильно, – кивнул Тарус. – И будет расти еще многие годы. Но и владеющий таким клинком меняется, потому что чары, вложенные в сталь, очень сильны. Как может измениться человек от магии клинка легко убедиться взглянув на Яра: рубиновый меч сожрал его, как сова куропатку. Не меч был послушен воле человека, а человек исполнил волю меча. Таков удел слабых или неопытных.

– А почему ты хотел оставить сапфировые мечи в Иллурии? – спросил Славута, вспомнив обещание Таруса старым кондотьерам Шести Народов в Храме Ветров.

Тарус помолчал. Потом пожал плечами:

– А что я мог им пообещать?

– Ты их действительно оставишь?

На этот раз Тарус молчал гораздо дольше. Ясно слышалось потрескивание костра.

– Не знаю, – честно ответил Тарус. – Может быть и нет. Будущее покажет.

– А я считаю – нужно забрать с собой, – сказал Хокан твердо. – Ледяное Жало мы добыли в бою, а не на прогулке. И кровь наша пролилась. Сколько лет они лежали бы в руине недвижимо, забавляя нечисть?

Тарус не ответил. Некоторое время он сидел, неотрывно глядя в огонь, потом достал из-под плаща две карты. Одну протянул Ларсу.

– Возьми! Вернешь Йэльму, хоть она и отслужила свое, потому что Ледяное Жало уже у нас.

Свою Тарус намеревался спрятать откуда достал, но его остановил Боромир.

– Погоди, чародей! – Непоседа даже вскочил. – Огонек!

Тарус взглянул и глаза его широко открылись. Метка Драконьей Башни снова пылала красным.