Левые коммунисты в России. 1918-1930-е гг. - И. Рисмухамедова

Достаточно взглянуть на социальный состав Временного Революционного Комитета, избранного повстанцами: большинство делегатов составляли матросы с большим стажем службы на флоте, выполнявшие чисто пролетарские функции (электротехники, телефонисты, машинная команда и т.д.). Другие делегаты представляли местные заводы; вообще заводские рабочие, особенно рабочие Арсенала, играли ключевую роль в кронштадтском движении. Неправда и то, что они требовали для себя привилегий: пункт 9 кронштадтской «платформы» выражал требование «одинакового пайка для всех трудящихся, за исключением занятых на вредных для здоровья производствах». Их требования, безусловно, носили пролетарский характер и, по сути дела, были направлены на то, в чем отчаянно нуждалась революция – возрождение Советов и прекращение сращивания партии с государством, которое представляло смертельную опасность не только для Советов, но и для самой партии.

Кронштадтское движение было движением пролетарским. Понимание этого обстоятельства обуславливает вывод, которые делают итальянские левые: недопустимо отвечать насилием на недовольство внутри пролетарского лагеря, вызванное трудностями революции, поскольку этим ставится под вопрос само существование пролетарской власти. Недопустимо подавлять любые пролетарские движения, идет ли речь о спонтанных выступлениях в защиту своих интересов или о политическом меньшинстве. Прямо ссылаясь на уроки «дискуссии о профсоюзах» и кронштадтских событий, Итальянская фракция сформулировала и другое важное положение: пролетариат должен отстаивать независимость своих классовых органов (советы, вооруженные отряды и т.д.), препятствовать их поглощению государственным аппаратом и даже, в случае необходимости, противопоставлять их государству. Наконец, не отбрасывая понятие «диктатура пролетариата», Фракция особенно настаивала на необходимости отделения партии от государства в переходный период. Мы еще вернемся к этой теме в следующей статье.

Было бы лучше предоставить кронштадтских матросов и рабочих самим себе, чем подавлять пролетарское движение — это действие, которое лишало смысла революцию. Такое смелое суждение итальянских левых–лучший ответ Сержу, для которого подавление Кронштадта было единственной альтернативой установлению новой, «антипролетарской диктатуры» и последующей «резне» коммунистов. Сейчас мы можем уверенно сказать, что, несмотря на «победу» над Кронштадтом, антипролетарская диктатура, устроившая резню коммунистов, все-таки установилась в России: сталинская диктатура. Более того, расправа с повстанцами только ускорила процесс перерождения революции и объективно способствовала победе сталинской контрреволюции, оказавшейся более трагичной по своим последствиям, чем могла бы быть белогвардейская реставрация. Если бы в России пришли к власти белогвардейцы, то, по крайней мере, вопрос был бы ясен: революцию постигла участь Парижской коммуны. Буржуазия победила, пролетариат потерпел поражение. Самое ужасное, что в России контрреволюция победила, назвавшись именем социализма. Тяжелые последствия, которые это имело для международного рабочего движения, мы не изжили до сих пор.

ПАРТИЯ ЗАТЯГИВАЕТ ПЕТЛЮ НА СОБСТВЕННОЙ ШЕЕ

Открытый конфликт пролетариата и «пролетарского государства», о котором свидетельствовали события 1921 г., поставил большевиков перед историческим выбором. Изоляция русской революции на международной арене делала неизбежной трансформацию советской государственной машины в орган капиталистической эксплуатации и угнетения рабочего класса. Большевики могли выбрать одно из двух: пытаться продолжать управление этой машиной –а на деле стать ее функционерами – или «уйти в оппозицию», занять место среди рядовых рабочих с тем, чтобы бороться за их насущные интересы и помочь им перегруппировать силы перед возможным оживлением международной революции. КРПГ со всей серьезностью ставила проблему выбора осенью 1921 г., но большевикам в тот момент она казалась надуманной.[27] К тому времени партия буже основательно срослась с государственным аппаратом идо такой степени усвоила идеологию «замещения» пролетариата и соответствующие методы, что ее добровольный отказ от власти и переход в оппозицию был невозможен. Однако вполне реальной являлась борьба левых фракций РКП(б), противостоявших тенденции классового перерождения партой и отстаивавших пролетарские позиции.

К несчастью, из кронштадтских событий большевики сделали ошибочные выводы. Они объявили партию на осадном положении («партия взята в кольцо врагов») и запретили фракции. «Сейчас не время для оппозиций», –говорил Ленин. X съезд завершился принятием резолюции «О единстве партии», которая предписывала роспуск всех оппозиционных групп. Большевики видели в запрете фракций временную меру, которая к тому же не предполагала запрет на критику вообще: указанная резолюция постановляла сделать более регулярным выпуск внутрипартийного дискуссионного бюллетеня.

Однако, всецело сосредоточившись на «внешней» угрозе, большевики нe оценили в должной степени угрозы «внутренней»–роста оппортунизма и бюрократизма в самой партии. Для того чтобы бороться с этой угрозой необходимо было существование организованной внутрипартийной оппозиции. Запрещая фракции, партия фактически затягивала петлю на собственной шее: в последующие годы, когда ее бюрократическое вырождение становилось все более явным, резолюции X съезда предстояло сыграть роль важного инструмента удушения любой критики и оппозиции этому вырождению.

1922-1923 гг.: БОРЬБА КОММУНИСТИЧЕСКИХ ФРАКЦИЙ ПРОТИВ КОНТРРЕВОЛЮЦИИ

Поколению революционеров, сформировавшемуся в ходе подъема классовой борьбы в конце 1960-х гг., довольно трудно было согласиться с утверждением, что в октябре 1917 года произошло пролетарское восстание, а большевистская партия, руководившая им, представляла собой авангард рабочего класса. В качестве реакции на травматические последствия сталинской контрреволюции широкое распространение получили легковесные взгляды «коммунистов советов», считавших большевизм проводником чисто буржуазной революции в России. И даже когда после долгих и тяжелых дискуссий некоторые группы и элементы все-таки признали за Октябрем право называться «красным», отношение к этому событию, имевшему огромное политическое значение, оставалось крайне сдержанным: «Да, большевистская партия была пролетарской, но учиться мы можем, главным образом, на ее недостатках–и только». В карикатурном виде такая высокомерная оценка нашего собственного прошлого была представлена в 1975 г. Коммунистической рабочей организацией (КРО): она настаивала на том, что после подавления Кронштадтского восстания в 1921 г. русская революция умерла, все партии Коминтерна превратились в агентов капитализма, –и более того, все те современные группы, которые не согласны с такой периодизацией, сами являются контрреволюционными.[28] Следует сказать, что подобный подход не был чужд и группам, которые в указанный период входили в Интернациональное коммунистическое течение (ИКТ). Так, британская секция ИКТ, «Мировая революция», отвергла первоначальную позицию, согласно которой большевики являлись агентами государственно-капиталистической контрреволюции, но как только речь заходила об истории большевистской партии после 1921 г., в журнале секции появлялись такие суждения:

«Троцкизм в не меньшей степени, чем сталинизм, был продуктом поражения пролетарской революции в России. Левая оппозиция была сформирована только в 1923 г., а до этого Троцкий долгое время был одним из самых беспощадных сторонников и исполнителей антирабочих мероприятий большевиков (подавление забастовочного движения в Петрограде и Кронштадтского восстания, милитаризация труда, роспуск рабочей милиции и т.д.). Его спор с другими фракциями бюрократии был спором о лучших методах эксплуатации русских рабочих и распространения «советской» модели государственного капитализма на другие части света» (World Revolution, №2).

Поэтому далеко не случайно, что в то время почти не предпринималось серьезных исследований периода между 1921 г. и окончательной победой сталинизма в конце 1920-х гг. Однако с тех пор революционное движение, в частности ИКТ, ушло далеко вперед. И сегодня мы уделяем значительное внимание дискуссиям, раздиравшим большевистскую партию в указанный период, потому что пришли к пониманию настоящей природы политической борьбы 1920-х гг. Эта борьба не была буржуазной междоусобицей – напротив, за ней стояло героическое сопротивление пролетарских течений в РКП(б) попыткам контрреволюции окончательно захватить партию. Рассматриваемый исторический период дает нам бесценные уроки относительно задач коммунистической фракции – органа, главная задача которого состоит в политической борьбе против перерождения пролетарской революции.