На качелях любви - Галия Мавлютова

– Дашка, поздравляю с днем «варенья», желаю счастья в личной жизни, – его трудно чем-то смутить.

Соколов стоически переносит тяготы бремени положения «бывшего». Он не реагирует на шуточки коллег, не обсуждает мое легкомысленное поведение, не сплетничает. Иногда ввязывается в редакционную интригу, если в ней затронуто мое имя. При этом считает своим долгом посвятить меня в производственные секреты. Лешка считается своим среди всех кланов. Я его за это презираю. Беспринципный мужчина – это не мужчина.

– Не ори, Соколов, у тебя горло заболит от напряжения, – сказала я, – лучше сходи за сумками.

И Лешка бросился выполнять мое поручение. Хоть и бывший жених, но галантный, расторопный. А мне понравилась роль управительницы бала: ведь это был мой день рождения, и я имела полное и законное право командовать и повелевать на всю катушку. Сонька за моей спиной освоилась, она уже вовсю чародействовала со столами. Верная подруга устроила настоящие фокусы, откуда-то достала тарелки, столовые приборы, по ее повелению принесли чашки, ложки, рюмки. Роль римской патронессы у подруги получилась куда лучше, чем у меня. И я спокойно присела в углу. Соня все делает в превосходной степени – и пишет, и хозяйничает. Она толковее меня. Так что же мне теперь делать? Не могу же я просидеть всю жизнь в темном углу в обнимку со своими феромонами? Мне вдруг остро захотелось домой, к маме, в сад, где все ясно и просто, как яблоневые побеги. Есть росток и почва, силы и желание, и тогда яблоня крепнет, растет, увеличивается, а когда приходит срок, она благополучно плодоносит. Схема проста, как все производное от природы. Отчего же у меня так смутно на душе? Под ногами нет твердой почвы, я в чужом городе. Во мне живет постоянная величина – это вибрация страха. Физические силы давно закончились от бесконечных диет, даже греко-римский рецепт не помог обрести стойкое равновесие. В душе роятся смутные и неопределенные желания. Росток постоянно дергают в разные стороны чужие инстинкты и амбиции. Мне не выжить в этом городе. Здесь все чужое.

– Дашка, ну что ты сидишь, приросла там, как репа к грядке? – прикрикнула на меня Соня. – Вставай немедленно, надо стулья принести.

Она убежала за стульями. А я прикорнула в уголке, будто ничего не слышала. Так и просидела до вечера. Все вокруг суетились, смеялись, хватали со столов кусочки колбасы и сыра, тайком заталкивали в рот, жевали, в общем, жизнь кипела, бурлила, обходя меня своим бурным водоворотом. Я ей не мешала. И она меня не беспокоила. Так мы и существовали, вместе и порознь. Меня потянуло на размышления. Я уже кое-что начинала понимать в жизни коллектива. Любая работа – это сборище конкурентов. Не существует равных возможностей. Их нет в природе. Редко когда можно повстречать своего единомышленника. Чрезвычайно редко. Если кто-то невзначай столкнется на своем карьерном пути с верным соратником, этот человек будет самым счастливым среди будто бы равных. Такое явление сродни благополучному браку. Оно снисходит с небес. В основном работают ради зарплаты. С ними все ясно. Эти с неба звезд не хватают. Им надо кушать самим, кормить нахлебников, оплачивать счета, содержать жилище, машину, дачу.

Но многие приходят на работу ради удовлетворения собственных амбиций, они всеми силами рвутся к власти, пусть самой крохотной, но не менее желанной. Внешне они обязаны выглядеть сдержанными и спокойными, а внутри у них бушуют тайфуны и ураганы. Иногда внутренние эмоции прорываются. Срывают шлюзы. В коллективе начинается брожение, в моду входят разные революционные сходки, а получается пшик, буря в стакане воды. Потом наступает расплата. В лучшем случае увольняют парочку-тройку ярых бунтовщиков, в худшем – корпорация метлой выметает всех недовольных. И никакого вам профсоюза. Если коллективные эмоции длительное время закрыты на замок, работникам становится нестерпимо скучно, и члены корпорации устраивают общее гулянье. «Во поле березонька стояла, во поле кудрявая стояла, люли-люли, стояла...» И все поют, всем весело. Или рвутся отмечать день рождения. Как вот в моем случае.

Мне так и не удалось надолго спрятаться от коллектива. Час настал, обо мне вспомнили, вытащили на поверхность, почти силой усадив во главе стола, и общее веселье началось. Соня суетилась, хлопотала, ей явно нравилась двойная роль, она изображала из себя домоправительницу и хозяйку бала. Я растягивала рот в резиновую улыбку, изображая неуемную радость. Но актерство не моя козырная карта – коллектив быстро заподозрил неладное.

– Дашка, мы пьем за твои успехи! – закричали мне со всех сторон. – И ты должна с нами выпить. Ты нас не уважаешь.

Судя по последней фразе, многие успели набраться задолго до начала вечеринки. И как умудрились, и где? В перегородках это сделать практически невозможно. Там птица не сможет пролететь незаметно. Мышь не проскочит. Получается, в туалете, потому что больше негде. Я налила в стакан воды, разбавила содержимое виноградным соком и принялась употреблять странную жидкость красного цвета в неумеренных количествах, на радость всем присутствующим. Обман остался нераскрытым. Соня уселась рядом со мной, и мы посмотрели друг другу в глаза. Взгляд во взгляд. Близко-близко. Соня смутилась. Мы давно не сидели так близко. Кукольные перегородки разделили нашу дружбу пополам. А теперь мы будто разделись догола. И между нами встала правда. В сущности, Соня вела себя как воспитанный и интеллигентный человек. Она никогда не предавала меня, всегда соблюдала внешние приличия. И лишь одна я знала, что творится в душе моей подруги. Там был ад. Я закрывала глаза, надеясь на будущие перемены. Мне казалось – рано или поздно Соня прозреет и изменится в лучшую сторону. Но Соня не собиралась меняться, она лишь укрепляла фундамент под своими принципами. В конце концов когда-нибудь она станет Ларисой Петровной номер два. Юность всегда свежа и прекрасна. А время разбрасывает людей по разные стороны баррикад. В конце жизненного пути кто-то непременно попадет в разряд стерв, а кто-то останется прекрасной души женщиной. Если Сонька перерастет в категорическую стерву, то кем стану я, на какой стороне баррикад окажусь? Вопрос вопросов. Пока я еще не знала, какой стану через двадцать лет. Все сомнения расплывались в тумане неизвестности. Никакая колдунья мне не поможет. Сонька отвернулась, не выдержав моего пристального взгляда. Наконец-то нам удалось поговорить по душам – по-крупному, по-взрослому, хотя и мысленно, не вслух, потому что, как известно, мысль изреченная есть ложь! Мы не разменивались на мелочи, и не могли же мы браниться как обычные женщины. У нас нет повода для тривиальных женских разборок. Нам нечего делить. Она талантливее меня, а я эмоциональнее ее. Две крайности. И никакой середины.