Ответная угроза - Сергей Чернов

внимательные очевидцы отмечали позже, что было холодно, изо рта товарища Сталина шёл парок, а в кадрах кинохроники пара нет. Будто резко потеплело на момент его речи.

Так что задержался немного парад. Минут на семь, видно недалеко киногруппа находилась. Особо не мёрзну, одет по сезону и от коняги теплом прёт.

Начинаем. Подъезжает Артемьев, рапортует о готовности начать парад. Объезжаем на пару все выстроенные части, приветствую их, поздравляю, выслушиваю ответный рёв сотен мужских глоток. Скачем дальше. Возвращаемся к трибуне под прицелы киноаппаратов. Докладываю о готовности к началу парада товарищу Сталину. И он толкает речь.

Содержание понятное. О том, что страна с честью проходит выпавшие на её долю испытания, что подлый враг будет разбит и победа будет за нами.

После этого остаётся только стоять и ждать. Мне — уже на трибуне. Корнета отводят обратно, Артемьеву ещё отдуваться на площади.

— Не разучились держаться в седле, товарищ Павлов? — благожелательно вопрошает вождь. Сталин поставил меня рядом с собой.

— На таком коне и новичок проедет, товарищ Сталин, — замечаю, как на мои слова довольным жестом Будённый подкручивает ус. Помнится, — из обширной памяти Кирилла Арсеньевича, — что конюшие при царях и королях обладали огромной властью. «Коннетабль — высший военный пост в средневековой Франции. Вплоть до 17 века», — выдаёт назидательную справку память Кирилла Арсеньевича.

Короче говоря, Будённый у нас — коннетабль Советского Союза, а не просто маршал.

Когда действо заканчивается и мы, спустившись с трибун, идём в Кремль, — нас ждёт праздничный обед, — кидаю камень в сторону Берии.

— Какие усердные у вас ребята, Лаврентий Палыч. Чуть мероприятие не сорвали.

Мрачно и даже с некоторой злобой зыркает в мою сторону наркомвнудел. Будённый прячет ехидную ухмылку в усы. Сталин загадочно молчит.

— Уж сразу и сорвали, — осторожно заступается за Берию Маленков.

— Георгий Максимилианович, — еле выговариваю отчество, такое длинное и похожее на извлистую горную речушку с подводными течениями, воронками и скрытыми камнями. — Мероприятие, которое никто не видел, его как бы нет. Сейчас в чём главная опасность? В том, что киноплёнка вдруг испортится. И что тогда? Кто увидит парад? Несколько сотен москвичей? А страна? А что мы предъявим всему миру? Восторженные отзывы очевидцев?

Максимилианович тонет в ворохе моих аргументов. И замолкает.

Для меня становится всё яснее и яснее общий расклад в верхах. Не во всём, конечно. Главное противостояние между НКВД и армией, Берией и армейским генералитетом. Берия не один, само собой. Тот же Цанава его человек. Абакумов. А кто ещё, мне не видать. Тот же Артемьев вроде наш, военный, но пришёл из НКВД. Поди разберись, на чьей он стороне. Вполне возможно, есть ещё какие-то группы, обладающие влиянием.

«Группа Жданова», — вмешивается в мои мысли Кирилл Арсеньевич, — «Доподлинно не знаю, кто в неё входит, наверное, ленинградская страта ВКП(б). В моей истории Василий Сталин, предположительно, был под началом Жданова».

Вон оно как! Продолжаю прикидывать расклады. Прежде чем играть, надо изучить карты и правила игры.

Обед проходит спокойно. Видимо, устали все, по возрасту юношей неутомимых среди нас нет. Воздухом свежим опять же подышали. Тихий час после обеда всем показан. Только разок меня Сталин подковырнуть решил. Что показывает его хорошее настроение и благоприятствование новому маршалу.

— Трофейного шоколада, товарищи, извините, нет. Товарищ Павлов не озаботился подвезти.

Налегаю в это время на буженинку, отведав душистого рассольничку, не забывая заедать бутербродами с чёрной икорочкой на тоненьком слое маслица…

— Товарищ Сталин, — отвечаю не только вождю, всем, глядящим на меня с весёлым осуждением, — немцы ведут себя совершенно подло. Никак не хотят организовать нам регулярные поставки. Каждый раз приходится выбивать с боем.

Над столом разносится раскатистый хохот Будённого, который охотно поддерживают почти все. Только Берия ограничивается выдавленной улыбкой. И Маленков улыбается скупо. О, как интересно! Только Маленков представляется мне вторичной фигурой. Административное положение у него поднебесное, — пост секретаря ЦК и членство в могущественном Оргбюро как бы ни круче участия в ГКО, — но по своей природе Максимилианович чистой воды исполнитель. При наличии рядом сильного лидера, безусловно, может сыграть важную роль. Как нолик, приставленный к единице. Но если убрать ту единицу, он просто исчезнет.

После обеда Будённый уводит меня в конюшню. Отнекиваться не стал, хотя не особо мне интересны лошади. Не, я, конечно, кавалерист, но всё-таки больше бронетанкист.

Михалыч, так называю его только про себя, увлечённо рассказывает о каждом, надо признать, великолепном лошадином экземпляре. Точно, он — коннетабль.

— Железный конь, однако, придёт на смену даже великолепной лошадке, Семён Михайлович, — вздыхаю сочувственно. — И что тогда?

Будённый солидарно со мной вздыхает.

— Найдётся и им дело.

— Кавалерийские части можно для киношников держать. Для исторических фильмов, — размышляю вслух, скармливая кусочек сахара симпатичной кобылке.

Приходит в голову ещё одна идея. Тут же делюсь.

— Конная милиция тоже хороша будет. Все хулиганы и дебоширы при одном виде конного патруля присмиреют.

На лице Будённого сложная смесь чувств. С одной стороны, рад хоть каким-то перспективам, с другой, уж больно не любит Берию. А милиция это НКВД.

— Не хмурьтесь, Семён Михайлович. Берии приходят и уходят, а милиция это навсегда.

— Так ты ж их используешь, Дмитрий Григорич, — находится маршал-коннетабль.

— Использую, — соглашаюсь. — Но сколько это будет продолжаться, не знаю. Тракторов и автомобилей не хватает. А что будет, когда их станет достаточно? Держать одновременно и конную и автомобильную базы поддержки? — слово «инфраструктура» употреблять не стал. Никто не поймёт.

— Лично я только за, — похлопываю шею очередного приветственно фыркающего жеребца, — и красиво, и нужда может возникнуть в неожиданном месте. Лесникам, к примеру, уместно лошадьми пользоваться. В лесу дорог нет.

— Заходи, Дмитрий Григорич, по простому, — приглашает Будённый. — Как оказия случится.

— Обязательно, Семён Михайлович. И вы, по случаю, в Минск приезжайте. Уж для вас-то трофейный шоколад я найду, — немного смеёмся на отголосок обедешной шутки.

Так и прощаемся. А то меня моя охрана уже заждалась.

7 ноября, пятница, время 18:50

Москва, гостиница «Москва».

— Товарищ маршал? — сидящий рядом за столиком в ресторане Паша смотрит вопросительно. Глазастый. Замечает, что официант вместе со счётом записку мне подсунул.

— У меня встреча, — сообщаю охранному адъютанту. — Приватная.

Неторопливо приканчиваем десерт, поджидаем официанта. Рассчитываюсь, уходим в номер. Под вопросительным взглядом Паши переодеваюсь