Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— После энтой роли завтра на улицу не выйдешь. Ладно, если бы хоть девку играть, а то старуху!
Переживания Кирьяна Савватеевича были настолько бурными, что Афонька Худородов, услышав доносившийся из гримировочной шум, покинул пост. Он отнесся к переживаниям Кирьяна Савватеевича с искренним участием.
— А давайте, я ее сполню. Экая беда, коли старуха!
— Только не заврись, когда перед публикой выйдешь, — предупредил его обрадованный Кирьян Савватеевич. — Хорошенько слушай суфлера.
— Какого суфлера?
— Саньку Субботина. Как выйдешь на сцену, так и увидишь его. Он из будки тебе будет говорить, а ты только повторяй и поворачивайся на сцене.
— Небось! — уверенно ответил Афонька и, не ожидая дальнейших указаний, скинул с себя сапоги. — Давай, что ли, бабью одежу.
Очевидно, Кирьян Савватеевич рано порадовался. По росту Афоньки ни сарафана, ни кофты, ни тем более ботинок, не нашлось. Тогда на помощь пришел Санька. Он вспомнил о старухе Лукерье, единственной женщине в Октюбе, с плеча которой на Афоньку подойдет одежда.
Публика в зале продолжала свистеть и топать ногами.
Кирьян Савватеевич послал к Лукерье за сарафаном и прочими принадлежностями женского туалета, а пока, чтобы оттянуть время и успокоить зрителей, решил сплясать перед ними на сцене барыню.
По его просьбе Федот Еремеев сходил к живущему неподалеку дьякону Серафиму и попросил его сделать одолжение драмкружку, выручить, иными словами, поиграть на гармони, сколь возможно по его сану. Отец дьякон после бани был в прекрасном расположении духа, и когда он увидел перед собой в качестве просителя председателя сельского совета, то ни минуты не стал задерживаться. Прихватив двухрядку, заправив косу под шапку, подоткнув подрясник, дьякон отправился выполнять просьбу.
Впрочем, выйти на сцену он постеснялся и подыгрывал для Кирьяна Савватеевича лихую барыню из-за кулис.
Наконец все уладилось. Актеры загримировались. Федот Еремеев наклеил себе окладистую бороду и подложил под рубаху объемистую подушку. Афонька напялил Лукерьин сарафан и кофту. Ботинки ему не подошли, и потому он остался в сапогах. Чтобы придать ему старушечий вид, кто-то из ребят посоветовал натереться свежей свеклой, только что сорванной с гряды. Словом, каждый актер занял свое место, а Санька Субботин полез в будку для суфлера. Занавес, сооруженный из старого полога, открылся перед вспотевшими, изнывающими от жары, помятыми в тесноте и полутьме зрителями.
Пока на сцене находились и разговаривали друг с другом Егорушка (Иван Петушок) и Митя (Семен Гагулькин), зрители, особенно сидевшие на первом ряду, относились к игре актеров сочувственно, так как подавленное состояние Мити (Гагулькина) было вполне естественно после тяжелого похмелья. Но вот в комнату (то есть на сцену) вошла откуда-то приехавшая хозяйка дома Пелагея Егоровна (Афонька Худородов), и по залу сразу пронесся могучий вздох зрителей, ошеломленных, изумленных и поверженных в прах ее величественным видом.
Афонька стоял на середине сцены, касаясь головой потолка и ничего не понимающими глазами впивался в сидевшего под козырьком суфлерской будки Саньку Субботина. Вытягивая шею, Санька шепотом подавал ему реплику:
— Митя! Митенька!
Реплика явно не доходила.
— Митя! Митенька! — еще настойчивее и громче зашептал Санька.
Из-за мешковины, изображавшей декорацию, высунулась рука Кирьяна Савватеевича, подтолкнула ошеломленного актера.
— Говори чего-нибудь, дурень!
— Ага! — словно очнувшись, рявкнул Афонька басом. — Ну-ка, Саньша, давай!
Санька повторил, и он еще более зычно сказал:
— Митя! Митенька!
— Что вам угодно? — ответил Митя откуда-то из-за его спины.
Но тут публика, по-видимому, пришла в себя, в зале раздался гром аплодисментов, хохот, крики:
— А-а-афонь-ша!
— Ну-ка, Афонька, докажи!
— Вот так старуха! Ох, умо-ра!
Восторженные крики ободрили Афоньку, он подмигнул залу, тряхнул плечами и, подобрав широченный сарафан, прошелся вприсядку по узкой, тесной сцене, чуть не сбив с ног Егорушку (Петушка) и Митю (Гагулькина). Восторг публики дошел до предела. От аплодисментов начали гаснуть лампы. Санька еле сдерживал распиравший его смех. Не выдержав отступлений от текста пьесы, Кирьян Савватеевич выбежал из-за кулис, с трудом навел на сцене и в зале порядок, поставил действующих лиц на места, и спектакль двинулся дальше.
Однако ему не суждено было дойти до счастливого конца.
В момент появления на сцене купца Гордея Торцова (Федота Еремеева) из прихожей раскрылись двери и встревоженный голос громко позвал председателя сельсовета к исполнению его служебных обязанностей.
— Федот Кузьмич! Иди скорее! Кто-то у Ефросиньи окошки бьет!
Прямо со сцены, предварительно выбросив из-под рубахи подушку и сорвав бороду, Федот Еремеев кинулся к месту происшествия, а следом за ним валом повалила и публика.
2
Слух, пущенный снохой Саломатовых о встрече Павла Ивановича с Ефросиньей у ворот ее двора, дошел до Маланьи, но уже в значительно преувеличенном виде Этот слух утверждал, будто Ефросинья, на заре провожая из дома Павла Ивановича, повисла у него на шее, целовала его, плакала и требовала, чтобы он как можно скорее бросил свою жену. Маланья, услыхав об этом, ушла в темный чулан, повалилась на постель и целый день оттуда не выходила, в горьком одиночестве переживая нанесенную обиду. Вечером куры полезли на насест некормленными, корова недоенная бродила по ограде, свинья с поросятами, потыкавшись мордой в закрытый пригон, нашла место у стены сарая, расковыряла мордой теплую землю и завалилась там спать.
Когда стемнело, Маланья вышла со двора, бросив избу не закрытой.
В сельсовете было пусто. Дремавший на крыльце Фома Бубенцов на вопрос Маланьи равнодушно пожал плечами и сказал, что Павел Иванович в клубе.
— Где же ему еще быть? — зевнув, дополнил он свой ответ. — Где народ, там и он. Партейному человеку иначе нельзя.
В клубе, среди публики, а также и в гримировочной Павла Ивановича никто не видел.
Тогда Маланья зашла в переулок, укрылась за углом Ефросиньиной избы и стала, терпеливо ждать. Стоять ей пришлось недолго. С Середней улицы по переулку к Ефросиньиному огороду подошел мужик, перелез через прясло, затем, пригибаясь, направился в ограду. Скрипнули воротца, соединяющие ограду с огородом, потом мужик зашел в избу. Темнота, высокая лебеда и дальность расстояния не позволили Маланье хорошенько разглядеть тайком пробиравшегося гостя. Привалившись головой к углу избы, она продолжала стоять, не
- Чрезвычайное - Владимир Тендряков - Советская классическая проза
- Огни в долине - Анатолий Иванович Дементьев - Советская классическая проза
- Товарищ Кисляков(Три пары шёлковых чулков) - Пантелеймон Романов - Советская классическая проза
- Горбатые мили - Лев Черепанов - Советская классическая проза
- Мы вернемся осенью (Повести) - Валерий Вениаминович Кузнецов - Полицейский детектив / Советская классическая проза
- Немцы - Ирина Велембовская - Советская классическая проза
- Собрание сочинений. Т.2 Иван Иванович - Антонина Коптяева - Советская классическая проза
- Вечный хлеб - Михаил Чулаки - Советская классическая проза
- Липяги - Сергей Крутилин - Советская классическая проза
- Батальоны просят огня (редакция №1) - Юрий Бондарев - Советская классическая проза