Граф Соколов — гений сыска - Валентин Лавров

Меблированные комнаты

Гусаков ждал минут пять и затем вошел вслед за Ипполитом. Агенту повезло: он сразу же за конторкой увидал содержательницу меблирашек — платного агента полиции Михееву. Узнав, кто интересует Гусакова, она сообщила:

— Ипполит Захарыч частый наш гость. Он обычно с дамочками приходит — часа на два. А тут привел неделю назад... — она полистала регистрационную книгу, — Алексея Самуиловича Голодца. Тот из номера почти не выходит. Сидит один и пьет водку. Только вот третьего дня явился уже утром — часов в шесть.

Гусаков прошептал на ухо:

— Если без меня выйдет Ипполит, продержите его здесь. Я сейчас вернусь.

Прибежав в соседний дом, где располагалось страховое общество “Россия”, вломился в кабинет управляющего и, на ходу извинившись, схватился за телефонную трубку:

— Алло, барышня! Одиннадцатый — срочно... Дежурный, разыщи Соколова. Бегом!.. Аполлинарий Николаевич, клиент в “Фальц-Фейне” у какого-то Голодца Алексея Самуиловича. Какие указания? Буду стараться задержать, только, пожалуйста, скорее приезжайте. Этот народец суровый!

Знакомый прием

Михеева, едва завидя Гусакова, сделала успокаивающее движение руками: мол, все спокойно, Ипполит и постоялец не выходили. Но не прошло и пяти минут, как Михеева начала трубно сморкаться — это был сигнал!

Гусаков увидал человека лет тридцати в расстегнутом плаще, в косоворотке с расшитым воротником, кепи в виде блина с коротким козырьком. Челюсти человека были плотно стиснуты, левое веко чуть опущено. Человек зорким, настороженным взглядом скользнул по фигуре Гусакова и направился к выходу. Правую руку он держал в кармане.

Гусаков вскочил со стула, на котором сидел, и устремился к человеку:

— Извиняйте за беспокойство, огоньку не найдется ли? Спички, мать их к кочерге, отсырели.

Человек на мгновение задумался, но потом с кривой усмешкой полез левой рукой в карман и протянул спички. Гусаков чиркнул одну — сломал, другую нечаянно загасил, стал зажигать третью.

Человек сквозь зубы со злобой сказал:

— Оставь спички себе! — и хотел идти дальше.

Гусаков преградил ему дорогу:

— Ну подожди! Вот, видишь, и прикурил я. А то: “Оставь!” Так, брат, прокидаешься! Спички тоже денег стоят. Я, понимаешь, из Твери. Привез вещичку толкануть, — Гусаков мучительно соображал, какую он привез “вещичку”. — Закачаешься! Бруллиантовая!

Человек сильной рукой отодвинул Гусакова и прошипел, не разжимая челюстей:

— Линяй отселя, пока лопухи не оторвал!

— Котлы прими за “синюю”, — жалобно заскулил Гусаков и протянул карманные часы. — Возьми, у меня внутри все горит, выпить страсть как хочется.

Гусаков, подобно клещу, вцепился в рукав подозрительного субъекта. Он знал, что Соколов прибудет сюда с минуты на минуту, ибо от сыска — рукой подать. В сутолоке, которую он сам создавал, Гусаков успел прощупать: в кармане субъекта был револьвер. И каждую секунду мог прогреметь выстрел.

Но вот наконец влетел Соколов. Рядом с ним был, понятно, неразлучный друг — Жеребцов. Соколов, завидя субъекта, радостно воскликнул:

— Кого вижу! Собственной персоной Семафор. Откуда взялся? А я полагал, что ты, Семафор, на каторге к тачке прикован. Виноват, ошибся. Страсть как хочется с тобой побеседовать. Руки подыми, ну!

(Сделаем маленькое отступление. В сыскной полиции была обширная коллекция фотографий особо опасных преступников. Соколов изучил ее назубок. Вот почему, увидав знакомое лицо, он тут же вспомнил его кличку.)

На мгновение Семафор от неожиданности опешил. Затем выдернул из кармана револьвер, направил в голову Соколова. Грохнул выстрел. Жеребцов, который первым бросился на преступника, отвел руку, но сам охнул: пуля навылет прошла через плечо.

Гусаков сбил с ног преступника. Соколов и обливающийся кровью Жеребцов навалились на него, нацепили наручники.

— Где Ипполит? — спросил Соколов.

— Спроси у ангелов! — дерзко отвечал Семафор.

* * *

...Несколько дней Соколов бился с матерым преступником, но тот стоял как стена: “На, кожу с живого сдирай, бриллианты не отдам!”

И тогда у сыщика родилась некоторая идея.

Купель

В тот год знаменитый на всю Москву цыган Яшка водил на цепи медведя — громадного лохматого зверя. Яшка научил медведя переплывать реку. На Большом Каменном мосту собирались сотни горожан лупоглазить, как Яшка спускал в воду зверя. Тот плыл к другому берегу, где с бутылкой водки его ждала цыганка Галя, жена Яшки.

Она выливала водку в вонючую пасть, и заметно повеселевший зверь отправлялся в обратное плавание.

Однажды Яшка был препровожден в сыскную полицию и имел непродолжительную, но содержательную беседу с Соколовым. На другое утро медведь был доставлен к Большому Каменному мосту. Здесь уже поджидала арестантская карета. Из нее вывели оторопелого Семафора.

Соколов взглянул в лицо убийцы:

— Про бриллианты и с тобой говорить больше не желаю. Но натешусь вдоволь. И шпанка, вон, видишь, все ваши с Хитровки да из малин пришли — это я их собрал. Пусть над тобой повеселятся. — Он дал знак цыгану: — Сажай лихого кавалериста на лесного зверя.

Толпа цыган, ожидавших приказа, бросилась на Семафора, посадила его на спину медведя и крепко-накрепко привязала вожжами:

— Пускай!

Яшка подтолкнул медведя к воде. Тот, почуяв седока, кровожадно заревел, переступая на задних лапах, собрался кататься но земле, не желая терпеть на горбу человеческий дух. Но Яшка ловко подтолкнул медведя штырем, и тот бултыхнулся в тягучую воду, у берегов покрывшуюся тонким льдом, и поплыл к другому берегу.

Дружный гогот огласил берега. Орала шпана:

— Семафор, погоняй! Пришпоривай! Овса не жалей! Вода была совсем ледяной, жгучей. Па стремнине волны гуляли через медвежью спину, с головой накрывая Семафора.

Медведь наконец выбрался на противоположный берег. (Тогда еще не было высокого парапета.) Галя налила в медвежью пасть праздничную норму — две бутылки водки. Пошатываясь, подгоняемый металлическим прутом, медведь отправился в обратное путешествие.

Река теперь оглашалась истошными криками Семафора:

— Снимите! Не надо! Все скажу!

Эти крики тонули в диком хохоте жулья, воров и шпанки. Семафора не любили и радовались его сраму.

Когда Яшка вытянул за моментально обледеневшую цепь медведя, Семафор взмолился:

— Аполлинарий Николаевич, черт с ними, с бриллиантами! Они на чердаке спрятаны, в Даевом переулке. Отвяжите! В тюрьму хочу.

...Через полчаса, сопровождаемый сыщиками, Семафор приподнял на чердаке заброшенного дома недалеко от Сретенки лист ржавого железа. Шкатулка была цела, ничего из нее не пропало.

Граф Орлов-Давыдов сердечно благодарил Соколова.

Эпилог

Репортеры, которые сами себя гордо именовали “прогрессивными демократами”, на страницах газет подняли дружный вой, называя способы раскрытия преступлений графом Соколовым “средневековым варварством” Они требовали строжайшего расследования этого “глумления над личностью и достоинством человека”.

Отрезвляющим набатом раздался голос Горького. В одном из интервью он заявил: “Позорно нападать на таких людей, как Аполлинарий Соколов, стоящих на страже гуманизма и достоинства людей ”.

Видать, и великие люди под напором жизненных обстоятельств порой меняют свои взгляды.

И несколько слов о наших героях. Могучий организм Жеребцова победил недуг, что сыщику вскоре пришлось весьма кстати.

Графиня Наталья уже на следующий год составила себе весьма хорошую партию. Ее мужем стал один из баронов Маннергеймов, от которого она имела пятерых детишек. Старшую дочь она назвала в честь матери — Елизаветой.

Скончалась Наталья в начале семидесятых годов в Сантьяго (Чили), куда бежала с семьей после большевистского переворота 1917года. Вопреки невзгодам, фамильные бриллианты она сохранила.

БРАСЛЕТ КЛЕОПАТРЫ

Наш рассказ о совершенно необычном преступлении. Исключительным сделали его и объект злодеяния, и способ, которым лиходеи воспользовались. Перед Соколовым вновь встала непростая задача.

Свадебное подношение

Шел 37-й год до нашей эры. Римский полководец Марк Антоний, любимец богов и женщин, просиявший многими подвигами на поле ратном и ложе любовном, готовился вступить в брак со своей многолетней наложницей Клеопатрой. Среди несметных сокровищ, награбленных в войнах, он выбрал нечто необычное, не имевшее себе подобных, — женский золотой браслет, усыпанный драгоценными камнями, с громадным розовым бриллиантом. Полководец поднес сей дар последней царице Египта из рода Птолемеев.

...Бежали века. Минуло без малого две тысячи лет. К директору Ссудной казны, расположившейся в собственном доме в Настасьинском переулке, действительному статскому советнику Михаилу Аполлоновичу Щербакову в кабинет вошел молодой человек, невысокий, но весь собранный, крепкий, похожий на игрока в лаун-теннис. Впрочем, держался он в высшей степени воспитанно и скромно. Тихим голосом произнес: