Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне - Евгений Абросимов

125. «О чистая моя мечта…»

О чистая моя мечта,Какою ты оскоминой платилаЗа то, что правота моя — не та,И то, что выдумал, не воплотилось.Пройти по вечеру и обнаружить вдруг,Что фонари качаются, как идолы,И что листы кленовые вокруг,Как кисти рук отрубленных, раскиданы,Как чертовщиной древнею плелоОт медленно плывущих расстояний,Как двуедин, как обречен на сломИ, может быть, затем и постояненВесь ритуал тоски.

О детство в легких зернышках росы,Пройди по лютикам подошвами босыми,Не повторись! Из множества РоссийЯ эту заповедь зову Россией.

Тепло ты мое земное!Надо же так родиться,Ты слышишь: шумит за мноюГорчайшая традиция.

Конец 1940

126. Первая треть (Из романа в стихах)

…В последних числах сентября…

Пушкин

…Треть пути за кормой,И борта поседели от пены…

Из ранних стихов Владимира

ГлаваI

…Современники садят сады.Воздух в комнаты! Окна настежь!Ты стоишь на пороге беды.За четыре шага от счастья…

Из ранних стихов Владимира

1

В последних числах январяОн дописал свою поэму.Из дебрей вылезшая тема,Трактуя горе и моря,Любовь, разлуку, якоря,Ломала ноги о коряги.Едва ль он тему покорял,Скорее тема покоряла.Но, как бы ни было, она,Поэма то есть, стала пачкойЛистов исписанных.Финал,однако, ставящий задачи.В тот день он получил письмоВ тонах изысканно-любезных.Олег писал, что-де восьмойПроходит месяц,

Что-де безднаСтихов, обид и новостей,Что нету поводов для злости,Что он сегодня ждет гостей,Когда желает сам быть гостем.

…3

Взбежав по лестнице на третий,Знакомый с стародавних пор,Он понял, что спокойно встретитТам предстоящий разговор.Что тут помочь, похоже, нечем,Но трудно было отвыкатьОт тех стихови от дощечки:«Н. С. Заречин, адвокат».Отец Олега адвокатом,Забыв в тринадцатом Уфу,Лысел, жил в меру небогато,Но с Цицероном на шкафу.Владимир позвонил, едва лиИмеет смысл живописать,Как друга блудного встречалиВ семье Заречиных, как мать,Мария Павловна, в пуховомПлатке, его целуя в лоб,Слезу смахнув, находит поводВвернуть словцо про Пенелоп.«Мы с Машей вас так ждали, милый…»Как сердится Олег на мать.«Я тридцать лет назад учила,Тебе меня не поправлять!»

4

Квартиры юности и детства,Куда нам деться от тоски,Пройдись, пересчитай наследство,Стихов и нежности ростки.Подруги наши нам простилиВсю сумму дорогих примет,Мы руки милые, простыеСлучайно жали в полутьме.Мы первый раз поцеловали,Мы спорили до хрипоты,Потом мы жили, забывали,Мы с жизнью перешли на «ты».Мы выросли, мы стали строже,Ни жен, ни семей не хуля,Нам жалко иногда дорожек,Где нам с девчонкой не гулять.Но отступленье вязнет в датах,И если сваливать вину —Сам Пушкин так писал когда-то,А я ж не Пушкин, entre nous.И так оставим это, право,Добавив, что Марины нет,По коридору и направоПройдем с Олегом в кабинет.

5

Уже дочитаны стихи.Олег, закуривая, стоя:«Ну что ж, пожалуй, не плохи,А только и плохих не стоят.А пахнут, знаешь, как тарань, —Приспособленчеством и дрянью.Того гляди, и трактора Бравурной песенкою грянут.И тут же, “не сходя с мостов”,Безвкусицей передовицыНачнут высказывать восторгОрденоносные девицы.Ты знаешь сам — я им не враг,Ты знаешь, папа арестован.Но я не вру, и я не врал,И нету времени простого.Он адвокат, он наболтал,Ну, анекдотец — Брут на воле.В них стержня нет, в них нет болта.Мне лично больно, но не боле.Но, транспортиром и мечомПерекроив эпоху сразу,Что для искусства извлечетОпальный человечий разум?Боюсь, что ничего. Взгляни:Французы, что ли?Ну, лавина!А что оставили они —Недопеченного Давида.Ну что еще? Руже де Лиль?Но с тиною — бурбонских лилийЕго навеки отдалилТот "Ягуар" Леконт де Лиля.Искусство движется теперьГоризонтально. Это горько,Но выбирай, закрывши дверь,"Виргиния" или махорка.Ну что же, опростись пока,Баб шшупай да подсолнух лускай,А в рассужденье табакаЛет через сто дойдем до "Люкса",Без шуток. Если ты поэтВсерьез. Взаправду. И надолго.Ты должен эту сотню летПрожить по ящикам и полкам.Росинкой. Яблоком. Цветком.Далеким переплеском Фета,Волос девичьим завиткомИ чистым маревом рассвета.А главное, как ни крути, —Что делал ты и что ты сделал?Ты трактористку воплотилВ прекрасной Афродиты тело.Ты непонятен им, поверь,Как Пастернак, как громы Листа.Но Листа слушают — помёр,А ты — ты будешь вновь освистан.А выход есть. Портьеры взмах —И мир уютом разграничен,Мы сядем к огоньку. Зима.Прочтем Рембо, откроем Ницше.И вот он, маленький, но наш,Летит мечтой со стен и окон,И капли чистого винаПереломляют мир высокий».

6

Владимир встал. Теперь он знал,Что нет спокойствия. Пожалуй,Лишь ощущений новизнаЕго от крика удержала.Он оглянулся, что же, тутОн детство прожил, юность начал,Он строчек первых теплотуИз этих дней переиначил.Но медной ярости комокЖег губы купоросом.ПрощеУйти, пожалуй,Но порог?Но всех тревог последний росчерк?Нет, отвечать! И на лету,Когда еще конца не ведал,Он понял — правильно!И тут Предельной честности победа.

7

«Пока внушительны портьеры,Как русский довод — “остолоп”,И мы с тобой не у барьера,Мы говорим. Мы за столом,И лунный свет налит в стекло,Как чай. И чай налит, как милость,И тень элегий и эклогВ твоих строках переломилась.Я знаю всё. И как ты куришь,А в рассужденье грез и лирКакую точно кубатуруИмеет твой особый мир.И как ты скажешь: “В январеНад городом пылает льдинка,Да нет, не льдинка, погляди-ка,Горит, как шапка на воре”.И льдинка вдрызг. И на осколкахТы это слово надломил,От этой вычурности колкойМне станет холодно на миг.Философ. Умница. Эстет,Так издевавшийся над щами.Ты знаешь, что на свете нетСтрашней, чем умные мещане.Чем чаще этот род за нас,Чем суть его умнее лезет,Тем выше у меня ценаНа откровенное железо.Да, транспортиром и мечомПерекроив эпоху сразу,Он в первой грусти уличен,Опальный человечий разум.Так, сам не зная почему,Забыв о верности сыновней,Грустит мальчишка. И емуДругие горизонты внове.Горизонтально, говоришь?Быстрее, чем ты напророчил,Он дочитает буквари,Он голос обретет и почерк.Профессор мудрый и седой,Колумб, который открываетЦветенье новое садов, —Его никто не понимает.Но метод, стиль его побед —В нем стиль и метод твой, эпоха.Его не понимают? — Плохо,Как плохо, если десять лет.А ты, ты умненьким чижомВ чижином маленьком уютце,Ты им враждебный и чужой,Они пройдут и рассмеются.И что ты можешь? Что ты мог?Дымок по комнате протащишь,В стихах опишешь тот дымокИ спрячешь в сокровенный ящик.Души, душе, душой, душа, —Здесь мысль к пошлости околышек!» –«Ты этим воздухом дышал!» —Есть гордость временем своим,Она мудрей прогнозов утлых,Она тревогой напоит,Прикрикнет, если перепутал,И в этой гордости простойТы не найдешь обычной темы:“Открой окно — какой простор!Закрой окно — какая темень!”Есть мир, он, право, не четаТвоей возвышенной пустыне,В нем так тревога начата,Что лет на триста не остынет.Крушенье личности и Трой,Суровая походка грома!Суровый мир, простой, огромный,Распахнутый для всех ветров…»

Глава II