Я хочу твоего мужа - Маргарита Дюжева

выдержки я не знаю.

— Куда ты? — в голосе паника.

— До свидания, Леш. Хорошего дня.

Мне удается сесть в машину. Березин за мной, но я жму на кнопку блокировки, за мгновение до того, как он хватает за ручку.

— Кира! Вылезай из машины. Давай поговорим.

Время разговоров уже прошло. Увы.

Я больше не смотрю на своего мужа. Завожу двигатель и плавно трогаюсь с места. Он пытается преградить мне путь, но я не сбавляю скорость, плавно накатывая на него.

— Кира!

Прежней Киры больше нет. Сдохла.

Выворачиваю руль и, бодро подскочив на бордюре, объезжаю Березина по газону.

Муж что-то кричит мне вслед, но я врубаю музыку на полную и выезжаю со двора, ни разу не оглянувшись.

Глава 14

— Тише, тише, тише, — Алиса пытается обнять.

Я вырываюсь. Меня выкручивает, ломает, раздирает на лохмотья. Я не плачу. Я рыдаю в голос. По-базарному громко и некрасиво. Всхлипы перемежаются с невнятной судорожной руганью

— Козел! Козлина брехливая! Урод! Ненавижу.

— Зай, успокойся.

— Да не могу я. Понимаешь? Не могу.

В диком оцепенении я продержалась до самого вечера, а потом подъехала к дому и увидела у подъезда машину мужа с разбитым окном. И все. Накрыло. Я не смогла зайти в подъезд. Как представила, что там он, что придется смотреть на него, выяснять отношения, слушать либо бредовые объяснения, либо еще более бредовые обвинения, так чуть не сблевала.

В душе пульсировала отравленная рана, и бередить ее еще раз — это слишком. Поэтому сбежала к подруге.

И вот она носится вокруг меня, причитает, а я как конченая истеричка захлебываюсь соплями, слюнями, обидой, болью, злостью и еще хер знает чем. Хочется громить все, что попадет под руку. Останавливает только то, что я в гостях.

Наверное, проще сдохнуть чем, вот это вот все.

— Кира! — Алиса хватает меня за плечи и неожиданно сильно встряхивает. У меня даже зубы клацают, и голова запрокидывается назад, как у мягкой куклы, — соберись, тряпка.

И снова встряхивает.

— Не хочу, — вою во весь голос.

Она права, я — тряпка. Половая, грязная, использованная, покрытая десятком отвратительных дыр.

Подруга меня отпускает и убегает из комнаты, а спустя минуту возвращается с графином воды и бессовестно плещет мне прямо в морду.

— Эх ты ж…

Охаю и затыкаюсь. Замираю с открытым ртом, как бестолковая рыба, и хлопаю глазами. Вода холодная, стекает по лицу, пропитывает насквозь блузку на груди. Отрезвляет.

— Все? Истерика закончилась? — настороженно спрашивает Алиса.

Я провожу ладонями по мокрым щекам. Судорожно вздыхаю, дергаю головой, пытаясь кивнуть.

— Точно? Может еще раз облить? — делает шаг на выход, — это я запросто.

— Не надо.

Глубокий вдох, выдох. Туман в голове становится не таким плотным и горьким, а в груди расползается измученная пустота. Я больше не визжу, как потерпевшая, не крою матищем и не умываюсь горючими слезами.

— Чайку? — как ни в чем не бывало спрашивает подруга. И глядя на нее, я ощущаю дикую слабость.

— Я бы это…пожрать не отказалась.

— Моя ж ты хорошая, — она треплет меня по щеке, потом лезет в шкаф и достает оттуда домашнюю тунику, — переодевайся. Ты у меня на ночь останешься.

Это не вопрос. Это утверждение, в котором ноль сомнений.

— Не помешаю?

— Глупости не говори, — фыркает она, — я тебя домой не отпущу, пока в себя окончательно не придешь. А то еще убьешь этого козла, а мне потом сухари суши, да передачки таскай.

Из груди вырывается нервный смешок.

— Все. Давай по-быстрому стаскивай сырое, а то простудишься. Я пока ужин разогрею.

Она убегает на кухню, а я, постояв еще пару минут и прислушиваясь к звону в голове, начинаю переодеваться. Напяливаю Алискину яркую тунику, сырое вешаю на батарею и иду следом.

— Ну что? Полегчало, после того как прооралась?

— Полегчало, — я плюхаюсь на стул. Сил нет вообще, — ты прости за такое.

— Все нормально, Кир. Тебе необходимо было выпустить пар. Иногда надо дать слабину, потому что если все держать в себе, то рано или поздно крышу сорвет. А так поистерила, умылась, волосики причесала и все. Красотка.

— Угу. Та еще красотень, — когда шла на кухню, мельком глянула в зеркало в прихожей. Это ж просто жуть жуткая. Морда пятнистая, как у панды, глаза — красные щелочки, губы аж горят. На голове — всклокоченное гнездо вороны.

— Конечно, красотень. Ты у меня вообще сама лучшая. А кто не согласен — может идти на хрен.

— Спасибо.

У меня нет слов, чтобы выразить насколько для меня важна ее поддержка. Без Алиски я бы спряталась где-нибудь под мостом и с горя бы подралась с бомжами за коробку, в которой бы и провела худшую ночь в своей жизни.

Она ставит передо мной большую тарелку с пловом, потом откуда-то из закромов достает Maртини.

— В терапевтических дозах полезно.

Если честно, я не особо различаю вкус еды, но процесс жевания позволяет отвлечься от шальных обрывочных мыслей, скачущих в голове.

У Алисы звонит телефон.

— Твой, — кивает на экран. Там высвечивается скупое «Березин».

— Не отвечай…

Но она отмахивается от меня, принимает звонок и ласково, словно кошка, здоровается с моим предателем:

— Привет.

Я слышу его хриплый голос:

— Привет, Алис. Кира у тебя?

— Эмм, нет, — она так искренне отыгрывает недоумение, что Леша ведется и разочарованно переспрашивает:

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​— Нет?

— Что стряслось?

— Ничего.

— Леш, не пугай меня!

— Я не могу до нее дозвониться.

— Сейчас я ее наберу, — с готовностью откликается она.

— Бесполезно. Телефон выключен.

— Что у вас случилось? Вы поругались?

Он мнется, потом нехотя признается:

— Немного.

Немного, сука…

Самую малость, блин.

— Из-за чего? — Алиса продолжает строить из себя святую невинность.

Если бы она его послала или хотя бы как-то показала свое неодобрение, он бы сайгаком прискакал к ее дому и долбился бы в дверь до посинения. А так мнется, что-то невразумительно мычит и по-быстрому сворачивает разговор:

— Не бери в голову. Разберемся.

— Леш…

— У меня звонок по второй линии. Пока.

Алиса смотрит на погасший экран, досадливо цыкает и откидывает телефон в сторону:

— Все, заметался, хвост подгорает.

Мне плевать что у него