Америка справа и слева - Борис Стрельников

Надпись, сделанная на большом дощатом щите, извещала, что, прежде чем осматривать деревню, надо получить разрешение у губернатора племени и что за фотографирование индейцев надо платить отдельно. За этим дощатым щитом, собственно, и начиналась деревня пуэбло.

«Вокруг нас стояли удивительные дома. В деревне живет около тысячи человек, и все они расселились в трех домах. Это громадные глиняные здания в несколько этажей, составленные из прилепленных друг к другу отдельных комнаток. Дома подымаются террасами, и каждый этаж имеет плоскую крышу. Этажи сообщаются между собой приставными деревянными лестницами, обыкновенными, наспех сколоченными лестницами дворницко-малярного типа. Раньше, когда пуэбло были независимы, все племя жило в одном колоссальном глиняном доме. Когда лестницы убирали внутрь, дом превращался в крепость, выставившую наружу только голые стены. Так живут и сейчас…»

Этот абзац написали авторы «Одноэтажной Америки». Но так они могли бы написать и теперь, потому что с тех пор ничего не изменилось в деревне пуэбло. Та же надпись на деревянной доске, извещающая, что для осмотра деревни надо получить разрешение губернатора племени; та же маленькая хатка губернатора; так же пахнет на площади навозом и дымом; с той же боцманской ловкостью бегают по приставным лестницам смирные индейские собаки. Только на узких улицах позируют перед камерами туристов уже дети и внуки тех индейцев, которых видели Ильф и Петров.

Вождя племени в деревне не оказалось: он уехал в резервацию навестить заболевшего родственника. Вместо губернатора нас встретил молодой индеец в белой сорочке с галстуком. Не дослушав наших «гуд афтэрнун» и «хау ду ю ду», он деловито подошел к кассе, стоящей на прилавке, и привычным движением руки выбил чек за стоянку нашей автомашины (75 центов) и два чека по 2 доллара каждый за право осмотра деревни. При этом на его пальцах сверкнули перстни. Мы поняли, что кое у кого в деревне дела идут неплохо.

Вдали синели горы Сангре де Криспо. Кое-где «на них белели пятна снега, выпавшего там неделю назад. Кругом лежала красная земля. Красными были дома пуэбло. Красной была католическая церковь. Только фасад церкви, арка ворот да четыре креста были выкрашены в белый цвет. Красной была печь для выпечки хлеба, сложенная во дворе.

Пожилая индианка в накинутом на голову одеяле принесла из дома тесто в деревянной кадушке, выгребла из печи чистые угли и начала стряпать. Длинной деревянной лопатой она сажала хлебцы в дышащую жаром печь. Рядом крутились собаки. Сердито крикнув, индианка замахнулась на собак лопатой, закрыла отверстие печи заслонкой, сколоченной из деревянных досок, и, прихрамывая, пошла к загончику, где жалобно блеяли две облезлые козы.

Смотреть в деревне пуэбло больше было не на что.

К концу следующего дня мы уже ехали по штату Аризона, держа направление на Грэнд-кэньон (Великий каньон), самую большую в мире дыру, как называют это чудо света сами американцы. Позади остались горные ущелья, поросшие сосной, и мы снова очутились в пустыне. Одинокий всадник в ковбойской шляпе во весь опор скакал через (пустыню, оставляя за собой клубы пыли. Два пеших индейца с длинными посохами гнали куда-то стадо овец. Овец было два-три десятка. Впереди, позванивая бубенцом, шел белый длиннобородый козел.

Ближе к Великому каньону вдоль дороги стали появляться огромные щиты-объявления, уговаривающие нас купить кусок окрестной земли. «Заботься о своем будущем сегодня» — внушал нам, неразумным, первый плакат: — «Подумай о приобретении земли».

Полагая, что мы спохватились и задумались о своем печальном будущем, следующий плакат пытался вселить в нас оптимизм: «Вот она, та самая земля, в том самом месте!» Дескать, не унывай, ребята, не все еще потеряно!

Третий плакат указывал нам путь к светлому завтра: «Присоединяйся к мудрым людям, которые уже обзавелись землей!»

«Покупай сегодня, радуйся завтра!» — ликовал четвертый плакат.

«Через пять минут ты можешь стать владельцем земли, остановись и подумай!» — требовал последний плакат.

Но покупать эту серую, унылую землю, лишь кое-где поросшую кустарником, почему-то не хотелось. Больше того, ее не хотелось брать даже бесплатно.

Ровно через пять минут справа от дороги появился зеленый оазис, посреди которого стояло современное легкое здание конторы по продаже земли. Рядом притулилась заправочная станция и ремонтная мастерская.

По случаю воскресенья контора по продаже земли была закрыта. Пришлось обратиться за информацией к владельцу заправочной станции.

Он протирал стекла нашей машины бумагой, которую выдергивал из специального ящика на столбе, и охотно отвечал на наши вопросы. Дела, слава богу, идут хорошо. Плохо в этом месте они и не могут идти: рядом — Великий каньон. В прошлом году вот по этой дороге туда и обратно прошло не меньше четверти миллиона автомобилей с туристами. Многие заправлялись бензином у него.

Землю вокруг мы напрасно называем пустыней. Это скорее целина, которая при надлежащем орошении может стать оазисом, как вот этот участок, где мы сейчас разговариваем. Кто ее покупает? В основном спекулянты. Они ее покупают, чтобы продавать завтра. Вернее, через десять — двадцать лет. Тогда цена ее будет в двадцать — тридцать раз выше, чем сегодня. Ведь рядом — Великий каньон. Туристов с каждым годом становится все больше и больше. Нужны будут новые мотели, бензоколонки, магазины и все прочее.

— Кому принадлежала эта земля раньше? Да никому. То есть я хотел сказать — индейцам. Но это все равно, что никому.

Заметив, что мы переглянулись, владелец заправочной станции попытался исправить впечатление от его слов:

— Лично я ничего против краснокожих не имею. Но ведь они, как бы вам сказать, не приспособленные для современной жизни, что ли. Нет у них деловой хватки, торговать не умеют, к конкуренции не приспособлены. Мало кто из них стал бизнесменом. Ну, зачем им эта земля? Какую выгоду они могут извлечь из нее?

Через час мы стояли на смотровой площадке Великого каньона и зачарованно глядели в его бездну. Мы согласны с Ильфом и Петровым: «Зрелище Грэнд-кэньона не имеет себе равного на земле». К описанию его, сделанному талантливыми художниками, нам, репортерам, добавить нечего.

В поселок Камерон мы попали еще засветло. Это тот самый Камерон, где наши писатели мистер Адамс и Бэкки пытались затеять разговор с индейцем, а он им не ответил, показав пальцем на свои губы и сделав рукой отрицательный жест. Тогда здесь стояли два глиняных индейских вигвама, почта, торговый пункт, маленькая гостиница с ресторанчиком, кэмп.