Кровавые игры - Челси Ярбро

– С мужчиной? – Тигеллину не доносили об этих наклонностях у поселившегося возле военного лагеря чужестранца Обычно такие люди любвеобильны и пытаются совратить солдат.

Антоний позволил себе улыбнуться.

– Нет. Это армянка-наездница. Ты, возможно, видел ее на арене.- Он вновь посерьезнел.- Мы можем попробовать с ней столковаться. Полагаю, куш, позволяющий ей выкупиться на свободу, привлечет ее больше, чем фаллос хозяина.

Тигеллин неторопливо кивнул.

– Действуйте, но… осторожно, чтобы его не спугнуть и не нажить себе неприятностей. Плати этой девчонке частями, так будет надежнее.- Он не чувствовал, что от чужеземца исходит угроза, но проверить все стоило… раз уж появился сигнал.

– Это… расследование? – спросил, помедлив, Антоний.

– Нет. Обычное проявление бдительности. Предупреди стражу в воротах, пусть кто-нибудь походит за ним. Из бездельников, каких у нас много. Работенка будет нехлопотной. Этот малый всегда одевается в черное и довольно высок, чтобы потеряться в толпе…

Рассеянно отдавая распоряжения, Тигеллин, уже мыслями был в своем кабинете. Утром пришли важные документы. Нимфидию Сабину с ними не разобраться, пора выбираться из горячей водички. С усилием вставая на ноги, префект вдруг подумал, что эти ванны, пожалуй, становятся его единственным развлечением. Он кинул взгляд в сторону общей купальни завидуя беззаботности плескавшихся там мужчин, впрочем, у него есть и еще одна вещь, приносящая острое и ни с чем не сравнимое удовольствие,- власть. Вспомнив о том, Тигеллин резко выпрямился и не терпящим возражений тоном велел:

– Прикажи подать мою колесницу.

Антоний кивнул, отсалютовал командиру и быстрым шагом ушел.

Тигеллин обратился к оставшемуся прокуратору:

– Я хочу, чтобы за Антонием наблюдали. Найди кого-нибудь, кто предложит ему за сходную цену раба, и позаботься о том, чтобы этот раб всегда был с ним рядом.

– Что? – изумился молодой прокуратор, растеряв на мгновение всю свою сдержанность.

– Антоний ведет тайную переписку с Гаем Юлием Виндексом 28. На днях мы перехватили одно из его сообщений. Предъяви я его императору, Фулвий, и Антоний тут же спознается со свинцовым бичом.- Тигеллин уже вытерся простыней и протягивал руку к своей ржаво-красной преторианской тунике.

– Это ошибка,- выпалил прокуратор.

– Луций Антоний Сулпер ведет рискованную игру. Он и его сообщники поплатятся за легкомыслие.- Префект облачился в сияющую позолотой кирасу.- Я намерен любой ценой искоренить измену в рядах нашей гвардии.- Он недвижно стоял, пока Фулвий возился с застежками.- Мой плащ! – Прокуратор поспешно подал ему плащ, тоже красный, с простым капюшоном. Завернувшись в него, Тигеллин присел на скамью, чтобы натянуть форменные сапожки, потом пристегнул к поясу меч. Он был коротким. Даже преторианцам в пределах Рима не разрешалось носить длинные мечи, и Тигеллин о том сожалел, хотя и понимал всю мудрость такого указа. В просторном зале для отдыха шестеро молодых людей обучались борьбе под присмотром рослого, мускулистого вольноотпущенника непонятной национальности. В другой раз Тигеллин с удовольствием бы за ними понаблюдал, но сейчас у него на это не было времени. Усаживаясь в колесницу он уже смотрел на разговор с Юстом как на что-то незначащее. Куда важнее было решить, как поступить с прокуратором, спокойно удерживающим под уздцы упряжку норовистых лошадей.

Письмо Максима Тарквиния Клеменса к своему старшему сыну Понтию Виргинию Клеменсу, не дошедшее до адресата, ибо судно, идущее в Нарбон, затонуло во время шторма у берегов Сардинии.

«Возлюбленный сын!

Пишу с неохотой, ибо не могу сообщить тебе ничего ободряющего, и все же, имея обязательства по отношению к собственному семейству, решаюсь на это, уповая на помощь духов-хранителей домашнего очага.

Внутри нашей семьи циркулируют упорные слухи, что ты держишь сторону Тая Юлия Виндекса. Он прекрасный военачальник, но тебе, как отпрыску почтенного рода не следует так поступать, особенно если учесть всю шаткость нашего нынешнего положения.

Твои настроения не лишены резона, однако я должен напомнить, что у власти стоит Нерон, а не ты, и что бунт против него - серьезное и ужасное преступление, тем более что и мы теперь далеко не могущественны. Мне пришлось влезть в долги к Корнелию Юсту Силию, что само по себе неприятно, а ты собираешься навлечь на наш дом еще больший позор вкупе с немилостью порфироносца. Силий намекнул, что всех нас сошлют, если вдруг откроется, что ты впутан в какую-нибудь интригу. Я и так уже уронил имя Клеменсов достаточно низко, а ты, кажется, хочешь и вовсе втоптать его в грязь, умоляю, отстранись от участия в этом и, если мои слова тебе безразличны, прислушайся к мольбам твоих братьев, матери и даже, сестер, которые также могут поплатиться за твое легкомыслие. Силий говорит, что и Оливию может постичь печальная участь, ибо закон суров как к заговорщику, так и ко всему его роду. Вспомни о том, сколько она для нас сделала, и вернись с кривой тропки злоумышления на широкую стезю преданного служения императору и сыновней любви.

Если же ты намерен упорствовать в своих заблуждениях, мне не останется ничего другого, как публично и во всеуслышание проклясть тебя, чего я, конечно же, никак не хочу. Ты – мое любимое чадо, хотя и не надо бы в том признаваться. Я люблю тебя со всем пылом, на какой только способно сердце родителя. Для меня было бы смертной мукой навсегда потерять тебя, но я должен заботиться о твоих братъях, сестрах и матери. Не толкай же меня на столь горестное деяние.

Собственноручно

Максим Тарквиний Клеменс.

19 мая 818 года со дня основания Рима».

ГЛАВА 11

Его походка была изысканно-грациозной, ее пластика нарабатывалась веками, пока не стала естественной для него, так же как.магия низкого голоса и магнетизм глубоко посаженных глаз. Сен-Жермен вошел в Рим с южной его стороны. Ему не хотелось, чтобы об этой прогулке узнали преторианцы. Из дополнительной предосторожности он надел длинный красный плащ и широкополую шляпу, чтобы сойти за греческого наемника. Он говорил с офицером-охранником на обиходной латыни и с сильным акцентом призывал в свидетели Ареса, что не замышляет недоброго, когда у него забирали на хранение меч.

В воздухе ощущалось дыхание лета, и римские улицы были еще людными, хотя солнце село около часа назад. Возле Большого цирка шли нарасхват вино с лотков и шлюхи с панели, вдали посверкивала огнями громада Золотого дома.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});