Кольцо зла - Андрей Посняков

– Простолюдин?!

– А с простолюдином какое может быть благородство?

– Ты умный человек, дон Хуан, – тряхнув кудрями, засмеялся дон Ромеро. – Не думал, что в далекой Полонии живут столь умные рыцари! Уж сегодня точно Португальцу не повезет, а, Луис?

– Ну да, – улыбнулся тот.

Вообще эти кастильские идальго были, как дети, ничего не стоило подбить их на любую ерунду – чего-нибудь пообещать, взять «на слабо» или вот на благородство – что сейчас и проделывал Раничев, строго предупредив, чтобы парни не проболтались начет Португальца:

– Не одни мы тут такие умные.

Вечер свалился внезапно, только что было светло, и вот уже ночь, стемнело. Правда, темноту тут же разогнали костры, да и в небе ярко мерцали звезды. На поляне вовсю шла гулянка – пили, чертыхались, орали скабрезные песни. И, конечно, играли – в свете факелов, переворачиваясь на лету, блестели кости.

Раничев сразу же узнал молодого шулера – ну вот он, Жоан Португалец, правда, перстня при нем что-то не видно, наверное, припрятал, или, быть может, загнал кому-нибудь, обменял волшебный изумруд на звонкую монету? Что ж, спросим сегодня, спросим, уж на этот раз не сбежишь, красавчик! Иван вздрогнул вдруг, с удивлением углядев за плечами шулера того самого лохматого парня, что так интересовался содержимым чужих котомок. На лохматом был тот же самый засаленный колет, только еще более грязный, за поясом торчала рукоять кинжала. Играя, Португалец иногда оборачивался к лохматому, и тот еле заметно кивал – все, мол, спокойно, можно играть дальше. Э-э, да, выходит, вы заодно, парни! Шулер обыгрывает простачков, а лохматый его прикрывает, наверняка и тот усатый слуга из дома Хименеса тоже где-нибудь тут, рядом. Одна шайка! Вот ее-то и потреплем сегодня. А здесь, за столом, игра, похоже, уже подходила к концу – юнец был опытным шулером и никогда не поддавался азарту, брал лишь часть, а не все.

Положив руку на меч, Раничев отошел в темноту, кивнув двум донам – Луису и Рамиро – пора, мол.

Те обрадовались, замахали руками – вот дурачье, осторожнее надо, не то еще привяжется кто-нибудь. Зачем лишние люди?

Из лагеря вела лишь одна дорога, петлявшая лесом и дальше, кряжами Сьерра-Невады. Никуда не свернешь, очень удобно для засады. Раничев с Захарием – Аникея решил не брать, все равно толку мало – и двое кабальерос со слугами, всего восемь человек, затаились за соснами, ждали. Вот сейчас из-за деревьев покажутся пройдохи – шулер и остальные, уж сколько их там есть. Ну давайте же, идите…

– Дон Хуан, – приблизившись, шепнул Луис. – Мне кажется, позади нас, в лесу, кто-то есть.

Раничев обернулся, увидев, как качнулись ветки, а в свете звезд блеснули наконечники копий. Кто может прятаться там, в ночи?

– Мавры! – тихо сказал Иван. – Пусть кто-нибудь из слуг бежит в лагерь, поднимет тревогу… Мы же задержим врагов!

А мавры между тем уже почти вплотную приблизились к засаде и, ага, заметили наконец.

– Гяуры! – закричал кто-то. – Вперед, воины Аллаха! Отомстим за поруганных жен!

– Аой! – вытащив из ножен меч, громко завопил Луис. Выскочив на дорогу – вот, дурень, все еще играл в благородство! – заорал во всю глотку девиз:

– Верность и честь! Верность и честь! Аой!

Пропела пущенная из лесу стрела, зло дрожа, впилась юному кабальеро в горло. Дон Луис захрипел, упал, обливаясь кровью… Раничев бросился к нему, дон Ромеро – тоже, и почти сразу же навалились мавры, завязалась сеча.

– Нате, получите, гады, – озлобленно махал мечом Иван. – За дона Луиса!

Позади него и рядом, плечом к плечу, стойко отбивались от врагов дон Ромеро, слуги, Захарий… Впрочем, нет… Пронзенный стрелами, он уже корчился на земле, словно еж.

Раничев закусил губу – ну кому-то сейчас сильно не поздоровится, и, кажется, этот «кто-то» – мавры! Ну, сволочи, нате! Сделав длинный выпад, Иван пронзил мечом одного из нападавших и сразу же бросился на других. Рядом не отставал от него дон Рамиро. Меч молодого ламанчца не знал пощады, а рука – устали, губы шептали:

– Верность и честь!

Вдали, на поляне, затрубил рог. Наконец-то! Теперь уж рыцарей не возьмешь врасплох, да и вообще понятие внезапности нападения было в те времена весьма относительным. Раничева всегда умиляли дурацкие россказни о знаменитой Невской битве, дескать, дружина князя новгородского Александра напала внезапно, шведские рыцари спали… Ну да, как же. Если и спали, так не в пижамах, а – часто – в кольчугах, да и меч был у каждого под рукой, так что собраться рыцарю в бой – только подпоясаться. Так что насчет особой пользы внезапности уж помолчали бы… Как вот, к примеру, здесь – ну и что с того, что мавры внезапно появились из лесу? Обошли, спустились с гор – кабальерос просто-напросто побросали чаши да схватили мечи – и-и – пошла рубка, так что искры летели! Кастильским ребятам, как той распутной бабе – что мечом махать, что пьянствовать – лишь бы потеть, сиречь – получать удовольствие. А уж получать удовольствие от боя кастильцы умели, научились, за несколько-то веков Реконкисты. Какая там, к черту, внезапность? Кастилец рождался с мечом. В недалеком будущем потомки этих ребят в клочья разнесут дряхлые индейские империи, которые потом почему-то принято будет жалеть. А что этих кровососов жалеть-то? Наверное, вся инквизиция в Латинской Америке вовсе не сожгла столок людей, сколько погибло на жертвенных пирамидах кровавых ацтекских божков!

– Верность и честь! – снова ухнул мечом молодой дон Рамиро, и Раничев невольно подхватил этот призыв:

– Верность и честь!

Мавританское нападение застопорилось, наткнувшись на острые мечи кабальерос, зря, ох зря кастильский монарх не повел сейчас этих ребят, не собрал их всех в кучу – от Гранады тогда бы вряд ли что осталось, нечего было бы громить через восемьдесят семь лет их католическим величествам, королям объединенной Испании Фердинанду и Изабелле.

– Верность и честь!

Вот мавры дрогнули, вот побежал один, а за ним – и все разом.

– Верность и честь, верность и…

Глава 8

Лето 1405 г. Гранада. Крокодилы

«…история отношений средневековых христиан к мусульманам представляет собой историю колебаний и оттенков».

Жак Ле Гофф«Цивилизация средневекового запада»

…и честь!

Они сидели за длинным столом, вытащенным под старый каштан, дающий благодатную тень. Вообще здесь, в этой деревухе, затерянной в отрогах гор Лас-Альпухаррас, практически не было деревьев, да и домов не густо – около десятка – в большинстве своем бедняцкие, крытые соломой, хижины, лишь в центре, за глинобитными заборами, вольготно расположилось три более-менее приличных здания с плоскими крышами, галереями на вытых столбиках, тенистыми внутренними двориками – все, как и положено по канонам мавританского зодчества. Рядом с этими оазисами, почти впритык, виднелась мечеть с минаретом из красного кирпича, за нею, на склонах, паслась овечья отара.

Раничев тоскливо посмотрел на троих человек, восседавших за столом – как видно, больших деревенских начальников – старика в зеленой чалме с длинной седой бородкой, толстого пучеглазого толстяка с ханжеской улыбкой и маленькими бегающими глазками, и чрезвычайно худого мужчину лет сорока с острым горбатым носом и глубоко запавшими глазами.

– Ну? – вызверился на пленников горбоносый. – Кто из вас есть плотник, столяр, кузнец?

Раничев усмехнулся – сказаться, что ли, плотником? Ну да, похож он на плотника, как же – в рыцарском камзоле с ржавыми потеками от доспехов, с пустыми ножнами – меч, естественно, отобрали.

Ну, это ж надо было так глупо попасться?! Вот уж поистине, коли Бог захочет наказать, так уж прежде отнимет разум. И чего, спрашивается, полез к тому вязу? Любопытно стало? Так про любопытную Варвару еще не нами сказано. Да и мавры – следует отдать им должное – оказались куда как хитрее, нежели про них думали. Ловко устроили засаду на случай погони, или на случай таких вот дураков, как Раничев или тот лохматый тип, за которым он погнался. Да-да, именно лохматый всему виной, вот он, гад, стоит теперь рядом, хмурится. Хмурься, хмурься, хитрая рожа, чего уж теперь-то…

Иван увидел Лохматого сразу, как только вернулся от свежих могил в лагерь. Они шли вдвоем с доном Ромеро, позади тащились слуги. Губы Ивана шептали слова молитвы, православной молитвы, на старославянском, а не на латыни, как шептал молодой идальго. Ведь погибший Захарий все ж таки был русичем. А дон Луис – добрым католиком, и пусть теперь скалистая земля Сьерра-Невады будет им пухом. Ага… вот именно в этот момент, едва из-за деревьев показались шатры… или самую малость позже… Иван и увидел Лохматого бандюгана. Тот как-то бочком пробирался в лес, один, без юного шулера Жоана.

Сразу приняв решение, Раничев обернулся к Аникею, наказав:

– Вызнай про Португальца!

И, кивнув дону Ромеро – я сейчас! – мигом скрылся в лесу, пригибаясь под густыми сосновыми лапами. Одуряющее пахло хвоей, розмарином и еще чем-то таким, лесным, ягодным, терпким, что напомнило Ивану его походно-туристскую юность. Подняв голову, он присмотрелся – ага, Лохматый не пер по лесу напролом, а выбрался на какую-то тропку. Раничев, естественно, – за ним. Осторожно, пригинаясь и прячась, едва только преследуемый останавливался. За ним Иван и смотрел, нет чтобы оглянуться по сторонам, глядишь, и приметил бы и затаившиеся в низинке фигуры в пестрых тюрбанах, и блеск солнечных лучей на изгибах сабель.