Странный генерал - Олег Коряков

Петр бросился к Бозе…

На рассвете англичане начали бой. Ударили пушки. Пока две батареи стреляли, две другие продвигались вперед. Позиции буров окутались едким зеленоватым дымом: снаряды были начинены лиддитом, новой английской взрывчаткой. Разбившись на четыре колонны, солдаты Уайта скорым шагом приближались к высоткам, занятым бурами.

Немногочисленные бурские пушки отвечали лениво, словно нехотя: артиллеристы ждали, когда англичане подойдут поближе.

– Эй, Питер, – окликнул капрал Брюгель, – ты что тут у нас делаешь? Ведь ты в отряде удальца Терона.

– А что, – лопаткой углубляя яму за камнем, откликнулся Петр, – если у Терона, так нельзя и пострелять по англичанам?

– Ну-ну, ты парень лихой… Смотри, готовятся к атаке.

Английские колонны развертывались в цепи. Пушки зачастили. Один из буров справа от Петра охнул и злобно выругался. Голова его ткнулась в землю, Петр подполз – стрелок был мертв.

Пронзительно заиграл сигнал атаки английский горнист. Гнусавые шотландские волынки завели боевую мелодию. Четыре батареи – сорок восемь орудий – разом начали вспахивать склоны высоток. От дыма стало совсем зелено, солнце чуть затянутое перистыми облаками, сделалось голубоватым.

Петр целился тщательно, неторопливо. Выстрелив, он смотрел, упал ли тот, в которого стрелял, и, убедившись в этом, выбирал новую цель.

А землю он копал зря.

У соседнего камня плюхнулся Бозе.

– Хорошо, ребятки, все хорошо! – закричал он и повернулся к Брюгелю: – Капрал, передать по цепи – отходим на вторую позицию. Пусть их пушки лупят по пустому месту…

Вторая позиция буров располагалась метрах в семистах позади, на холмах повыше. Оттуда поле боя было видно, как стол за обедом. Передовые цепи англичан – они были густыми: наступали два полка пехоты и два батальона гайлендеров – наткнулись на проволочные заграждения. Пока их резали саперными ножницами, бурские артиллеристы отыгрались. Они валили англичан десятками. К ним дружно присоединились пулеметы и ружья. В атаку на вторую позицию буров неприятель двинул уже поредевшие цепи.

Буры повторили маневр и отошли на третью, последнюю, позицию. В это время прискакал Терон. Прямо на коне он влетел на вершину холма, осмотрелся, чертыхнулся и, круто развернувшись, ускакал на левый фланг.

Английская атака захлебывалась.

Джордж Уайт, наблюдавший за боем издали, повернул к адъютанту неестественно спокойное, закаменевшее лицо:

– Прикажите играть отбой.

Но было уже поздно. С криками «хурра» с левого фланга буров вылетел отряд йоганнесбургской полиции, четыреста пятьдесят конников. Это были бравые ребята, они и в мирное время не расставались с седлом и оружием. Впереди на взмыленном коне скакал Губерт Терон, беспокойная, отважная душа.

«Ах, если бы да бурам сабли!» – подумал Петр.

И тут же Дмитрий, засевший в траншее неподалеку, крикнул ему:

– Петро! Русских бы казачков сюда, а?

Но сабель у буров никогда не бывало. Прорвавшись во фланг и тыл англичан, йоганнесбуржцы спешились и открыли ураганный пулеметно-ружейный огонь. Наступающие отхлынули от бурских траншей и, зажатые огнем с двух сторон, пустились в бегство.

Однако уйти удалось далеко не всем. На левом фланге металась, потом залегла и наконец выбросила белое полотнище изрядная группа англичан.

Все было кончено.

Почти полторы тысячи солдат и сорок офицеров пленили в этот день, 31 октября 1899 года, буры да еще не одну сотню англичан уложили на склонах пологих каменистых высоток. Двенадцать пушек и тысячи винтовок стали их трофеями…

Войска Уайта вошли в Ледисмит. Буры прочно сцепили вокруг кольцо осады. Три «длинных Тома» – осадные орудия лонгтомы – били по городу. Англичане засели в блиндажах и подвалах. Им оставалось одно – ждать подкреплений с юга, из Дурбана, порта на Индийском океане, где высаживались войска королевы Виктории.

На юг, в обход Ледисмита, двинулась трехтысячная колонна буров под начальством генерала Бота. С ней уходили коммандор Бозе и отряд Терона.

2

Николай Александрович Романов, тридцатилетний царь и император всероссийский, пребывал в превосходном настроении. Он с семейством гостил у своего шурина, великого герцога Гессенского, отдыхая в охотничьем домике – роскошной усадьбе в Волчьем парке под Дармштадтом. Сегодня его навестил старый герцог Баденский, с ним приехала куча знатных родственников, и все они мило провели утро в веселой прогулке, потом играли в лаун-теннис. Николай дважды выиграл у Карла-Августа, герцога Саксен-Веймар-Эйзенахского, и был этим очень доволен: Карл считался неплохим спортсменом. За обедом на Николая Александровича вдруг нашло красноречие, и очень пространно и не очень выспренно он говорил о судьбах мира и без намеков, прямо высказал мысль о том, что может повернуть эти судьбы, обрушив мощь российской армии на зарвавшуюся Великобританию. Его слушали почти восторженно – правителям Германии Англия была ненавистна. Из-за стола император встал, полный величия и веры в свою высокую звезду.

Зайдя в кабинет, он вспомнил о письме от Ксении, своей сестры, отдыхающей в Ливадии, и решил на него ответить: мысли, высказанные за столом, просились теперь на бумагу, тем паче царь знал, что от сестры и ее мужа мысли эти немедленно перейдут в великосветские правительственные круги.

Он сел за стол, придвинул лист бумаги и, привычно огладив бородку, вывел аккуратным писарским почерком: «21 октября 1899 г.»[33]. Для начала Николай Александрович поблагодарил сестру за письмо и телеграммы, изложил свое мнение о влиянии погоды на отдых и сообщил, что здесь, в средней Германии, погода нынче удивительно хороша – «благодать господня!» – сегодня в тени было шестнадцать градусов, и чай они пили на воздухе.

Теперь можно было перейти и к главному.

Как ты и Сандро[34], я всецело поглощен войною Англии с Трансваалем; я ежедневно перечитываю все подробности в английских газетах от первой до последней строки и затем делюсь с другими за столом своими впечатлениями. Я рад, что Аликс[35] во всем думает, как мы; разумеется, она в ужасе от потерь англичан офицерами, но что ж делать – у них в их войнах всегда так бывало!

Не могу не выразить моей радости по поводу только что подтвердившегося известия, полученного уже вчера, о том, что во время вылазки генерала Уайта целых два английских батальона и горная батарея взяты бурами в плен!

Вот что называется влопались и полезли в воду, не зная броду! Этим способом буры сразу уменьшили гарнизон Ледисмита в 10 тысяч человек на одну пятую, забрав около 2000 в плен.

Недаром старик Крюгер, кажется, в своем ультиматуме Англии, сказал, что, прежде чем погибнет Трансвааль, буры удивят весь мир своею удалью и стойкостью, Его слова положительно уже начинают сказываться. Я уверен, что мы еще не то увидим, даже после высадки всех английских войск. А если поднимется восстание остальных буров, живущих в английских южно-африканских колониях? Что тогда будут делать англичане со своими 50 тысячами; этого количества будет далеко не достаточно, война может затянуться, а откуда Англия возьмет свои подкрепления – не из Индии же?

Николай Александрович отложил ручку и пошевелил пальцами, разминая их. Потом встал и, пройдясь по кабинету, приблизился к окну. В дальнем конце аллеи показались Александра Федоровна и престарелый протопресвитер придворных соборов Иоанн Янышев, духовник царской семьи. «О завтрашней службе договариваются, – подумал царь. – Ну что ж, Аликс – дела церковные, мне – государственные». И, ощутив новый прилив величия и бодрости, снова подошел к столу.

Ты знаешь, милая моя, что я не горд, – писал он дальше, – но мне приятно сознание, что только в моих руках находится средство вконец изменить ход войны в Африке. Средство это очень простое – отдать приказ по телеграфу туркестанским войскам мобилизоваться и подойти к границе. Вот и все! Никакие самые сильные флоты в мире не могут помешать нам расправиться с Англией именно там, в наиболее уязвимом для нее месте.

Он снова огладил свою бороду и горделиво вскинул голову; свидетелей в комнате не было, император мог отдаться честолюбивым мечтаниям. Однако, будучи хотя и никудышным, все же государственным деятелем, он понимал, что одно дело «расправиться» с Англией в письме к сестре, другое – в действительности. И, чуть сникнув, продолжал:

Но время для этого еще не приспело: мы недостаточно готовы к серьезным действиям, главным образом потому, что Туркестан не соединен пока сплошной железной дорогой с внутренней Россией.

Однако ж я увлекся, но ты поймешь, что при случае невольно иногда самые излюбленные мечты вырываются наружу и невозможно удержаться, чтобы не поделиться ими.