Спаситель Океана - Георгий Михайлович Садовников

морщины.

— Вспомнил! — воскликнул слесарь, озаряясь счастливой улыбкой. — Я просто дал самолету подняться высоко, пока он не стал размером с ладонь… С твою ладонь, — уточнил слесарь. — И тогда я схватил его и бережно зажал в кулаке. Он зажужжал у меня в руке, точно серебристый жучок. Но, как ты понимаешь, это было только лишь половиной дела. Даже меньшей частью его. Еще оставалось самое главное — попасть на борт самолета. Но как ты догадался, нас разделяли те тысячи метров, на которые уже успел подняться самолет.

И вот тут мне помогли свободные летчики. Вид человека, стоявшего посреди аэродрома и державшего в руке пассажирский самолет, следующий международным рейсом, вскоре привлек внимание всего аэропорта.

Ко мне подошел диспетчер и вежливо, но строго спросил, почему я мешаю пассажирскому межконтинентальному серебристому лайнеру следовать без помех своим курсом. Я объяснил ему, в чем дело, и диспетчер очень разволновался, потому что его тоже и днем и ночью беспокоила судьба Мирового Океана. Он обещал мне помочь и, вернувшись в здание вокзала, поведал собравшимся там летчикам и пассажирам о моем намерении спасти исчезающий Океан.

Эта весть тотчас взбудоражила весь аэропорт. Люди окружили меня и наперебой предлагали свои услуги. А один военный пилот, отъезжающий в отпуск, сбегал на свой аэродром и вскоре подрулил ко мне на сверхзвуковом истребителе.

Так как у меня уже не было времени, мы только обменялись крепкими рукопожатиями, я сел в кабину позади пилота, и сверхзвуковой истребитель помчался ввысь вдоль моей руки.

По мере нашего приближения размеры пассажирского самолета увеличивались, и мне было все труднее и труднее удерживать его в руке. Наконец он стал совсем большим и тяжелым, и я выпустил его.

Но к этому времени мы почти настигли самолет. А минуту спустя и вовсе поравнялись с его бортом. Экипаж пассажирского лайнера, предупрежденный по радио диспетчером, распахнул на мгновение люк, и я перескочил в тамбур самолета. Эта операция была проведена настолько слаженно, что пассажирский самолет не потерял ни грамма воздуха, а я не обморозил ни одного уха на ужасном холоде, который царил на такой высоте.

Военный летчик помахал мне рукой и благополучно вернулся на свою базу, а свободные члены экипажа окружили меня и отвели в салон первого класса. Потом ко мне вышел сам командир корабля — старый воздушный волк — и сообщил, что чуткий экипаж еще при взлете заметил человека, бегущего следом по полосе, и хотел остановить самолет. Но тут вмешался один пассажир, сказал, что это прибежал попрощаться его опоздавший приятель, и не стоит ради одного приятельского рукопожатия задерживать вылет многих спешащих людей.

Выслушав короткий рассказ командира корабля, я почувствовал на своем затылке чей-то угрюмый взгляд и невольно обернулся. В углу салона сидел мужчина в соломенной шляпе, брезентовой куртке и болотных сапогах. Его татуированная рука судорожно сжимала древко спиннинга. На багровом лице мужчины, украшенном черными усами, косматыми баками и увесистой медной серьгой в мочке правого уха, была написана крайняя степень досады.

Я и сам не прочь иногда посидеть с удочкой над прудом, и потому мне было понятно нетерпение этого рыбака. Только подумать, его ищет хороший клев на берегу Тихого океана, а тут кто-то хватает руками самолет.

Я подмигнул рыбаку ободряюще, но тот ответил мне зловещей усмешкой, истинное значение которой тогда осталось для меня неизвестным.

А пока я ошибочно решил дать человеку время успокоиться и повернулся к командиру.

— Скажите, — спросил я, не удержавшись, — что вы почувствовали, оказавшись в моем кулаке? Это ведь первый случай в истории воздухоплавания.

— Мы решили, что попали в плотную тучу, — улыбнулся командир и тут же посерьезнел. — Только если бы этот случай был и последним. Представляете, что получится с расписанием рейсов, если каждый начнет хватать самолеты за хвост, забыв, что лайнер — не уличная кошка.

Я обещал ему не повторять подобного и сказал: а что касается остальных людей, то больше никому до этого не додуматься…

— Вот тебе, Вася, приходило когда-нибудь в голову ловить самолеты? — прервал слесарь рассказ.

— Приходило, — признался я, краснея. — Только не рукой, а сачком. Хотел поймать «ТУ-104».

— И что? — встревожился слесарь.

— Ничего не получилось, — сказал я, опустив голову.

— Слава богу, — вздохнул слесарь с облегчением. — Впрочем, мне и самому невдомек, как это у меня вышло. Протянул руку и поймал, точно муху. Второй раз, наверное, не получится… Но мы с тобой, кажется, слишком удалились от истории в сторону.

В остальном полет проходил без происшествий до самого конечного пункта. В аэропорту Сан-Франциско экипаж и пассажиры пожелали мне скорого успеха и выразили надежду на то, что мое вмешательство наконец сохранит человечеству Океан. И только мужчина со спиннингом не сказал мне ни одного доброго слова. Он только многозначительно ухмыльнулся и протопал мимо меня в своих тяжелых сапожищах, смазанных ворванью.

Выйдя из аэропорта, я вновь увидел мужчину со спиннингом. Перед ним стоял смуглый мальчишка, и рыбак говорил ему что-то, указывая на меня. И увесистая медная серьга тяжело покачивалась над его правым плечом. Наконец он закончил свои наставления, мальчишка кивнул и исчез в толпе пассажиров.

Я не придал этому значения, сел в троллейбус и поехал в местный профсоюз слесарей-водопроводчиков, не видя зловещей торжествующей гримасы, которая исказила лицо рыбака, глядящего вслед моему троллейбусу.

И на первой же остановке со мной случилось первое происшествие — исчез мой старый добрый чемоданчик с инструментами. Я огляделся и увидел лихорадочно пробирающегося к выходу мальчика. Это был тот самый смуглый мальчик, которому рыбак показывал на меня. Воришка уносил мои инструменты.

Я настиг его у самого выхода, схватил за руку и спросил, зачем он это сделал. Мальчик признался, что очень любит конфеты, а как сказал ему дядя со спиннингом, мой чемодан набит леденцами, и что если он убежит с чемоданом, то все леденцы будут его. В такую я, мол, играю игру.

Я решил, что это приятельский розыгрыш, какие нередко случаются между бывалыми рыбаками, дал мальчику денег на конфеты и высадил на следующей остановке. А сам продолжил путь.

К счастью, это было единственное приключение по дороге в профсоюз, и через десять минут я очутился среди коллег по нашему общему, водопроводному делу.

Я изложил им причину своего неожиданного визита и сказал, что, по-моему, Океану грозит катастрофа из-за того-то и того-то.