Ищи, кому выгодно - Инна Бачинская

– Я надеюсь, наша беседа останется между нами, – мрачно сказал он наконец. – Боюсь, я вынужден настаивать.

Высокопарная речь сочеталась с его обликом как седло с коровой, ему бы подошло что-нибудь в фольклорно-пейзанском стиле. Но это был Виталий Вербицкий, великий низвергатель и потрошитель канонов; если бы на нем был фрак, он заговорил бы языком былинных героев, в духе: «Ой-ты-гой-еси-добрый-молодец-красна-девица!»

Ирина кивнула.

– Вы, я думаю, догадываетесь, зачем я здесь?

– Боюсь, что я… нет… – пролепетала она, как завороженная, не сводя с него взгляда – так птичка смотрит на змею. Хотя, справедливости ради, необходимо добавить, что Виталий на змею похож не был. Совсем наоборот!

– Ваш знакомый Серж Брагин…

– Серж? Сергей Иванович! – Ирина вспыхнула. – Как… он?

– К сожалению, ничем не могу вас порадовать.

– С ним… что-нибудь случилось? – испугалась Ирина.

– Он в реанимации, и боюсь… увы… – Голос режиссера упал и прервался, но ему удалось справиться с собой. – Боюсь, дни этого замечательного человека сочтены.

– Что случилось?! – вскрикнула Ирина, хватаясь за сердце.

– Возможно, Серж вам не рассказывал, не хотел подвергать опасности… Он написал ряд статей… В ходе журналистского расследования вышел на… Одним словом, на опасных людей. Он безрассуден, я по-дружески предупреждал его. В него стреляли, он был ранен, его машина оказалась в кювете…

Ирина слабо ахнула.

– И он попросил меня… То есть он, конечно, ни о чем не просил, но я подумал, что вы должны знать. Он рассказывал мне о вас, я помню вас на премьере, к сожалению, вы не смогли остаться на приеме. Это такой человек! Я горжусь дружбой с Сержем Брагиным. И я подумал, вы имеете право знать. Он много говорил о вас, а я смеялся! Серж – записной холостяк, мы оба с ним записные холостяки, но когда я увидел вас на премьере, я его понял…

– Его можно навестить? – спросила Ирина.

– Нет. К нему не пускают. Я дам вам знать, в случае чего… – Он судорожно сглотнул. – Но… будем надеяться на лучшее! Все в руках… Его! – Он возвел глаза горе.

Ирина вспомнила, как Сергей Иванович сидел на краю ее стола в архиве, как он смотрел на нее – насмешливо, ласково… В своем пиджаке с замшевыми локтями, как они пили шампанское, и ей казалось… Что еще чуть-чуть, и она вырвется на волю! Как он сказал тогда, утром: разберемся, выкладывайте, и она сдуру взяла и выложила… А теперь его убили! И он ни разу с тех пор ей не позвонил, а потом в него стреляли… А она неудачница: сначала Гетман, теперь Сергей Иванович… Она заплакала.

Вербицкий скорбно молчал. Появилась Лидка с красными пятнами на скулах – подслушивала, не иначе, – принесла поднос с кофе и бутылку коньяка.

Ирина выпить отказалась, и Вербицкий с Лидкой дернули вдвоем – за здоровье отсутствующих друзей. Потом они пили кофе, и Виталий рассказывал о замечательном человеке Серже Брагине, который, увы… Но не будем о плохом!

Дальше Лида расспрашивала режиссера о творческих планах. Тот, не чинясь, делился… Планы были грандиозные: осовременить, втолкнуть в двадцать первый век морально выпавшее из колоды старье, а также сделать поправки на технологический прогресс. Он чувствовал, что это ему по плечу. Был уверен, что обязан вдохнуть новую жизнь в канонические ветхозаветные памятники. Именно он, потому что все остальные – тру́сы и ретрограды, которые боятся собственной тени. «И пусть история нас рассудит!»

– Самое интересное, – вещал Виталий, – что герои остались, поменялся только антураж. Тартюфы, короли лиры, мавры, клеопатры, бруты… Понимаете? Я вижу их повсюду – как взгляну, так и вижу, в современном платье, на шикарных машинах, в шикарных интерьерах! Ничего не меняется, понимаете? Человек остается прежним, только научился чистить зубы два раза в день – да и то далеко не все, – а потому я не верю в нравственную эволюцию. И моя задача – вызвать горький смех не над персонажами двухсотлетней давности, а над моим современником!

Размахивая левой рукой – в правой была чашка с кофе, – звякая серебряными цепями, Виталий говорил своим звучным голосом, а оторопевшая Лидка, раскрыв рот, внимала. Ей было не все понятно и, если честно, некоторые вещи казались странными и даже идиотскими, но это было не суть важно. А суть важным было то, что знаменитый Виталий Вербицкий запросто сидел с ней за столом и пил коньяк и кофе, и расскажи она кому – ни за что не поверят!

Она вдруг вспомнила, зачем он пришел, и спросила:

– А ваш друг… журналист Сергей Иванович… Вы думаете, он поправится?

– Редкой души человек, – печально сказал режиссер. – Талантливый журналист, писатель… Я, кажется, упоминал уже, что поставил его пьесу из истории города – это шедевр, поверьте! Трагическая судьба… Одинок, жена умерла много лет назад, с тех пор один… Однолюб. Он мне сказал как-то, что ему легко уйти… понимаете – насовсем, потому что он один… Он готов, ему не за что цепляться, и он не ценит жизнь! Оттого резкие, опасные репортажи. И вдруг – ваша подруга! Как радуга на темном небосводе. И он влюбился, как мальчишка, но она, кажется, любит другого… Он пришел ко мне – вы не поверите, он был страшен! Он спрашивал со слезами: «Почему, Виталий? Почему?» И я молчал, я не знал, что сказать, я не посмел утешить… Да и что тут скажешь? И после этого он полез в самое пекло… И теперь одному Богу известно, что дальше. Вот так.

Режиссер пригорюнился. Лидка тоже подавленно молчала, думая, что у Ирины вечно какие-то бестолковые и тупиковые любови – то Гетман, то Серж… Как лавина, как взрыв или падение метеорита… Опасно, красиво и без толку. Бедный Сергей Иванович, то-то он курил в кухонном окне… А у Ирки планида такая, видать, – все доводить до абсурда и вечно наступать на одни и те же грабли.

Режиссер между тем снова налил, и они выпили.

А Ирина ушла в спальню, извинившись перед гостем, улеглась на постель и стала смотреть в потолок, представляя себе Сергея Ивановича в реанимации – опутанного трубками, с закрытыми глазами, бездыханного, а рядом на сложных аппаратах бегают туда-сюда зеленые огоньки…

Глава 25

Повторение пройденного…

Елена открыла ему сразу, и Федор понял, что она стояла в прихожей, ждала. Она плакала – покрасневшие глаза, красные пятна на скулах; волосы собраны в пучок; джинсы и голубая футболка, тонкие руки и острые локти. Ему казалось, что он видит ее впервые: изломанная, тонкая, сутулая, заплаканная… Наше восприятие зависит от информации, мы внушаемы. Скажи нам, что человек – дрянь, и мы сразу поймем, что давно это подозревали. Порезала пальто другой девочки, вырвала страницы из тетради? учебника? Дружила с гением… как его? Коваленко Владимир… Это была новая Елена, и им предстояло заново знакомиться.

Они смотрели друг на дружку, и Федор чувствовал странное желание схватить ее и хорошенько потрясти, чтобы понять, что там внутри, заставить сказать… Сделать больно, заставить плакать. Притворство, актерство, лицемерие, покорность – на выбор! Любая! На все вкусы. Федора тянуло к ней, это пугало его и было ему непонятно. Женщины, которые ему нравились, были другие, с ними можно было поговорить… Он ценил в них иронию, чувство юмора, тонкое лукавство, необычность суждений… Все то, чего в Елене не было и в помине.

– Вы одна? – спросил он.

Она кивнула. Они прошли в гостиную. Там был полумрак, шторы были задернуты, и он подумал, что она прячется – забилась в норку как… кролик. До его прихода она лежала на диване – он увидел гнездо из пледа и подушек.

– Я хочу с вами поговорить, – сказал он. Они стояли посреди комнаты.

– Да, конечно… – Елена не смотрела ему в глаза. Боится?

Она поспешно убрала с дивана плед. Федор сел. Елена взглянула вопросительно.

– Я хочу спросить, мне нужно… Елена, расскажите все! Вы жили с человеком… Ведь вы знаете о нем больше, чем другие. Он приходил домой после работы, он делился с вами, он разговаривал по телефону, вы могли слышать хоть что-то… Мне нужно все, малозначимые мелочи, любое вырвавшееся слово, досада, недовольство кем-то или чем-то, ваши отношения…

– Я не знаю, я все рассказала… – Она, наконец, заставила себя взглянуть ему в глаза. – Слава смотрел телевизор, читал в Интернете про политику… Когда он приходил с работы, мы ужинали. Утром он готовил кофе, звал меня, я просто сидела за столом, я никогда не завтракаю… Он рассказывал, как учился в школе, про ребят из класса, про сына, какой он умный… Еще мы ходили на концерты, Слава заставлял меня покупать одежду… – Она говорила неуверенными и незавершенными фразами, в конце каждой стояло многоточие.

– Вы знали, что у него любовница?

Она вспыхнула.

– Да.

– Откуда?

– Я поняла. Он… не знаю. Просто поняла.

– Вы опасались за свой брак?