Бойтесь своих желаний (СИ) - Орлова Екатерина Марковна

— Сейчас я свободен.

Я прищуриваюсь.

— Поэтому не нашел минутки набрать меня?

Миша выпрямляется, с его лица слетает улыбка.

— Зачем ты пришла, Уля? — устало спрашивает он.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Ты красива в любом весе. Теперь ты отвечай на мой.

— Я пришла потому что… потому что… — не могу выдавить из себя ни одного адекватного объяснения, почему я здесь.

Бросаюсь к Мише и пытаюсь прижаться к нему, чтобы хотя бы невербально выразить свои чувства, но он перехватывает меня за плечи и держит на расстоянии вытянутых рук, всматриваясь в мои глаза.

— Словами, Ульяна, — строго произносит он, а я тяжело вздыхаю.

— Я не умею! — выкрикиваю и топаю ногой для пущей убедительности.

— Тогда повторяй за мной: я.

— Я, — выдаю раздраженно.

— Тебя.

— Тебя. — Отвожу взгляд.

— На меня смотри. — Подчиняюсь. — Люблю.

— Люблю, — шепотом, потому что кричать о своих чувствах не хочется. И вообще те люди, которые говорят, что чувства их переполняют настолько что они готовы орать о них на каждом перекрестке, по моему мнению, лукавят. О любви не хочется кричать. Это слишком хрупкое и нежное чувство, которое хочется держать в ладошках и прятать от всего мира.

От осознания произнесенного в глазах скапливаются слезы. Я ведь правду сказала! А плакать хочется так, как будто меня обидели. Но это же Миша, он не мог обидеть. Вон как смотрит. С нежностью и легкой довольной улыбкой.

— И я тебя люблю, Белочка, — выдыхает он тихо, а потом прижимает к себе крепко-крепко. Мне кажется, у меня даже позвонки хрустят от его объятий. И все наконец становится на свои места.

Я слушаю грохот его сердца. Оно колотится так часто, словно пытается выскочить из грудной клетки. Кладу на нее руку в надежде, что мне удастся немного успокоить его. Поднимаю голову и смотрю на Мишу, взглядом умоляя поцеловать меня, но, кажется, сегодня он не намерен делать первый шаг. Поэтому я поднимаюсь на носочки и сама прижимаюсь к его губам и облегченно выдыхаю, когда он отвечает. Зарывается пальцами в мои волосы и охотно склоняется, постепенно перенимая инициативу.

Не знаю, в какой момент поцелуй перестает быть нежным и трогательным и становится страстным и жадным. Руки Миши сжимают мою попку, задирают юбку, проникают под колготки с трусиками и мнут обнаженную плоть.

— Я так соскучился, Белка, до дрожи.

— Ты не перебивался правой рукой?

— Разве она заменит тебя?

Мы шепчем друг другу в губы, пока срываем одежду. По-дурацки выходит, потому что я все еще в сапогах. Миша просто стягивает колготки с бельем до колен и, развернув меня спиной к себе, вжимает в стену, придавливая своим немаленьким телом. Спускает свои спортивные штаны и прижимается членом к моей попке.

— Разорвал бы тебя, Белка, — рычит он мне на ухо. — Но ты мне целая нужна.

Он шлепает меня по попке, а потом пристраивается ко входу.

— Миша, презерватив, — вспоминаю в последнюю минуту.

— Я не ношу его в спортивных штанах. Выйду.

— Ладно, — со стоном соглашаюсь я, когда он медленно в меня проникает, а потом останавливается.

— Нужно снова тебя откормить. Мне не нравятся выступающие кости, — шепчет он, взявшись за мое бедро.

— Пф, всем нравятся, а ему — нет, — выдаю невпопад, а потом задыхаюсь от резкого толчка, который с наслаждением приносит боль в низ живота.

— Кому это нравится? — угрожающе спрашивает он, толкнувшись еще раз.

— Ай! Никому! Пошутила!

— Больше так не шути, Уля. Убью, нахрен, всех, кому нравится.

— Хорошо-хорошо, — бормочу быстро. — Только нежнее, мне больно.

Миша прикусывает мое плечо и начинает двигаться. Горячие ладони сжимают и ласкают грудь, потом пальцы спускаются по животу к клитору. Дразнят и разжигают пожар во всем теле. Мне жарко, неудобно и нечем дышать, но я ни за что не остановлю это. Я так сильно по нему соскучилась, что, кажется, умру, если он прекратит. Толчки становятся глубже, нетерпеливее. Все мое тело вибрирует от нарастающего удовольствия. Слишком быстро, я пока еще не готова морально. Хватаю ртом воздух, когда пальцы Миши ускоряются, вырисовывая замысловатые узоры на налившемся комочке. Царапаю стену, крики становятся громче. Мне кажется, я сейчас упаду в обморок от переизбытка эмоций и чувств. Или умру на месте прямо на пике удовольствия. А потом это случается. По позвоночнику пробегает горячая лава, которая стремительно спускается от затылка к пояснице, где растекается по нижней части тела, сжигая низ живота удовольствием. Я кричу и, кажется, еще раз признаюсь в любви, теперь уже по собственной инициативе. А Миша поворачивает мою голову и целует без остановки, пока долбится в меня, нагоняя собственное удовольствие. Горячо и сладко, до головокружения. И в каждой клетке тела взрывы и вспышки, которые приносят за собой блаженство. Оказывается, оргазм намного ярче, когда ты наконец признаешься самой себе в чувствах к мужчине. Когда между вами не остается недосказанности и преград.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Эпилог

— Ты совсем меня не любишь, — испуганно шепчу я, прижимаясь к Мише и с ужасом глядя в глаза адской псине.

— Я тебя обожаю, поэтому обнимаю, а не бросаю один на один с собаками.

Вся Мишина семья сидит в беседке и с интересом наблюдает за тем, как он учит меня обращаться с собаками. Это адский ад для меня. Вот уже четвертый месяц мой мужчина не сдается, не теряет надежды побороть мой самый большой страх.

— Мишенька, давай мы просто возьмем у родителей щеночка и избавим меня от фобии так, как тебя когда-то.

— Уль, нам в этом доме жить две недели. Как ты собираешься передвигаться по двору?

— А я не буду! — выпаливаю «гениальную» идею. — Буду сидеть в доме, пока ты не придешь.

— А если мне нужно будет уехать с Казанцевым на пару дней? Кто будет собак кормить?

— Ой, Миша, а, может, Марк со Славиком уедут в отпуск, когда твои родители из него вернутся?

— Ну трусиха, — с улыбкой произносит Миша, качая головой. — Рик, ко мне, — командует он, и собака срывается с места.

Я по старой привычке превращаюсь в каменное изваяние, глядя на то, как на меня несется устрашающая туша. А потом псина резко тормозит и смотрит то на меня, то на Мишу. Он присаживается и треплет собаку, которая норовит облизать его руку.

— Смотри, парень, это — моя Уля. Она у нас девочка испуганная, к тому же в положении. Давай покажем, каким ты можешь быть ласковым.

Рик подходит ко мне и утыкается носом в тыльную сторону моей ладони, а я вздрагиваю. Но горло сковал ужас, а потому я не могу выдавить из себя ни звука. Не срабатывает даже материнский инстинкт, который велит прикрыть живот от опасности. Я тупо не могу поднять руки.

— Ну же, Белочка, отмирай, — с улыбкой говорит Миша, а потом берет меня за холодную ладонь и проводит по загривку собаки.

Пальцы дрожат, дыхание сбивается, паника нарастает, а потом в какой-то момент страх отпускает, и я наконец вижу, что эти животные не такие уж злобные и страшные. Расслабляюсь и начинаю сама трепать собаку за ухом. Она немного поворачивает голову в сторону, давая понять, в каком месте эта ласка приятнее. Умная животина. И не такая уж и страшная. Я смелею и даже присаживаюсь на Мишино колено, чтобы быть ближе к собаке. Мое дыхание все еще неровное, и сердце выскакивает из груди, но уже однозначно легче. Вряд ли я пока решусь на такой фокус наедине с псом, но это ведь уже прогресс, правда? Я окончательно расслабляюсь, когда Рик касается шершавым языком моего запястья. Улыбаюсь, повернувшись лицом к Мише.

— Ну вот. Умница моя, — тихо говорит он. — Теперь есть надежда, что наш ребенок не будет бояться собак.

— Не будет. У него смелый папа.

— Да, но состояние мамы во время беременности очень важно.

— Как будто я не знаю.

— Хватит умничать, Белка. — Он целует меня в кончик носа и ведет к небольшому крану, торчащему из стены дома. Миша включает воду и подает мне мыло, а когда мы заканчиваем мыть руки, заботливо вытирает их полотенцем, и мы наконец идем к столу.