Месть мажора (СИ) - Фарди Кира

А мне плохо. Я как представлю, сколько здесь стоит лечение, так почти теряю сознание. Неужели Матвей так много зарабатывает, раз держит маму в дорогих условиях?

– Матвей Юрьевич, – к нам бросается хорошенькая медсестра. – Вы привезли больную?

– Что вы, Светлана, – широко улыбается любимый, – разве я только пациентами занимаюсь? Мы пройдем к Васильевой.

– Да-да, конечно, – девушка окидывает меня небрежным взглядом, кривит губы, но тут же теряет интерес. – Я сейчас провожу.

– Спасибо, Светик, – говорит Матвей и, поймав мой недовольный взгляд, тут же делает серьезное лицо. – Наталия Павловна уже ушла?

– Нет, – прыскает девушка, я удивленно поднимаю брови: что за веселье на пустом месте. – Она сейчас в конференц-зале встречает делегацию врачей из Китая. Вас тоже там ждут.

– Ты занят? – известие неприятно задевает.

– Нет, – Матвей словно только сейчас замечает меня. – Но раз я вынужденно здесь оказался, пойду поприветствую начальство.

Матвей провожает меня до лифта и оставляет наедине с медсестрой Светой. В кабине та разглядывает себя в зеркало и, поправляя волосы, улыбается. Поймав мой взгляд, спрашивает:

– Вам кем приходится Матвей Юрьевич?

– Же… знакомый.

– Повезло же вам со знакомым. Это за вашей мамой он так ухаживает?

– Да.

– Золотой человек! – она наклоняется ко мне заговорщицки подмигивает. – По нему все медсестры и врачихи сохнут. Идеал мужчины! И не женат. Не знаете, почему?

– У него есть мама.

– Какой кошмар! Он до сих пор живет с мамой? Б-р-р-р!

– А о какой Наталии Павловне идет речь? – напрямую спрашиваю ее: этот вопрос меня волнует с той минуты, когда я о ней услышала.

– О-о-о! Вам лучше не знать.

– Это почему?

Лифт останавливается, медсестра вылетает в коридор и быстро семенит к медицинскому посту. Я осторожно делаю первый шаг на невероятно красивый ковер, который стоит баснословных денег.

«О боже! Где я оказалась? И сколько стоит местное лечение?» – бьется в висках мысль. Я стала подозрительной в тюрьме, сокамерницы хорошо обработали мое сознание. Я уже не верю Матвею, не верю никому. Мне кажется, что мамина болезнь, а тем белее ее длительное пребывание в дорогущей клинике – это происки того дьявола во плоти.

– Женщина, – окликает меня постовая медсестра. – Вам сюда.

Она и Светлана осматривают меня брезгливыми взглядами, пока иду к ним, и не спрятаться, не скрыться от насмешливых глаз. Задираю подбородок. Только упрямство помогло мне выдержать все эти годы. Незнакомые девицы не заставят меня сломаться.

Меня провожают в самую дальнюю палату, расположенную в боковом коридоре. Дрожащей рукой открываю дверь и сразу бросаюсь к кровати.

– Мамочка моя! Родная! – хватаю ее тонкие пальцы и прижимаюсь к ним губами. Слезы застилают глаза, ничего не вижу.

– Ы-ы-ы, – слабый стон срывается с губ.

– Не говори, мамочка, молчи! Я с тобой. Никуда больше не уеду.

Глажу по ее худенькому лицу, поправляю одеяло. Она смотрит на меня, и столько нежности и любви в этом взгляде, что сердце разрывается от боли.

– А-р-р-р-и…

– Да-да, я здесь. Не говори ничего, не говори…

– Ма-т-т-т…

– Я скажу спасибо Матвею, обязательно скажу, не переживай. Главное, ты поправляйся.

– Ма-т-т-т…

– Мамочка, молчи. Я скоро заберу тебя домой.

– Д-до-до-мой. Х-хоч-чу…

Слезы катятся по маминым щекам, я протягиваю руку за салфеткой, не нащупываю ее на тумбочке, смотрю туда, и тут замечаю черный силуэт в дверном проеме. Приглядываюсь и… узнаю.

– Ты? – шепчу помертвевшими губами. – Ты? – теперь в голосе появляется звук. – Будь ты проклят, дьявол!

Волна ненависти подбрасывает меня в воздух. Я срываюсь с места…

Добегаю до двери, возвращаюсь, целую маму, поправляю на ней одеяло и несусь обратно. Плотно закрываю дверь и поворачиваюсь к мажору. Он стоит, сунув руки в карманы, покачивается и ухмыляется углом рта.

– Ну, привет, Васильева! – говорит он. – Как тебе ветер свободы? Нравится?

Буря поднимается изнутри и затопляет сознание. Я уже ни о чем не думаю, ничего не боюсь. Подлетаю к мерзавцу и с размаху отвешиваю ему пощечину. Всю боль, все накопленное за эти годы дерьмо вкладываю в этот удар, все невыплаканные слезы и невысказанные вопли растерзанного сердца.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Мажор не ожидал нападения. Его голова откидывается, ухмылка сползает с губ, краснота обжигает щеку. Он отступает к стене, но мне одной пощечины мало. Я снова несусь с поднятой рукой.

Мажор оказывается быстрее: он перехватывает меня за запястье, дергает на себя. Я плашмя падаю к нему на грудь, не могу ни двинуться, ни пошевелиться, чувствую себя птицей, попавшейся в силки.

– Пусти! Я буду кричать! – шиплю я глухо, прижатая лицом к груди.

Он резко разворачивает меня и толкает к стене. Я хочу поднырнуть под его локоть, но он перекрывает выход. Впервые я вижу своего врага так близко, вдыхаю его запах, хочется зубами вцепиться в горло и растерзать его, разгрызть так, чтобы кровь хлынула во все стороны.

– Кричи! – тихо, но с нажимом говорит мажор прямо в лицо и встряхивает меня так, что зубы щелкают. – Это моя клиника. Ты от меня не спрячешься, не скроешься.

Я вижу свое отражение в его расширенных зрачках и сама себя боюсь, настолько страшна сейчас. Не знаю, что со мной происходит, но, когда он рядом, я просто теряю сознание от переполняющих эмоций.

– Неужели не можешь оставить меня в покое? Неужели не можешь? Мама больна… тяжело… я даже не знала…

Вспышка озверения проходит так же быстро, как наступила. Из меня словно воздух выпустили: плечи трясутся от едва сдерживаемых слез. «Только бы не расплакаться перед ним! Только бы сдержаться!» – повторяю про себя.

– Не могу, – он сверлит меня взглядом. – Не могу.

– Тебе лечиться надо. Это зацикленность. Пусти, мне больно!

Я говорю тихо, стараюсь не привлекать внимания. За стенкой мама, ей нельзя волноваться. Скрюченные пальцы мажора все еще сжимают мои плечи и впиваются в кожу. Он выше меня на целую голову, сильнее, мощнее, хотя и выглядит худым.

«Ладно, уже душить не пытается, и то хорошо», – мелькает мысль.

Из-за угла появляется Матвей, видит мажора и огромными прыжками несется к нам, я всхлипываю от облегчения.

– Что ты делаешь! – кричит он, отрывает меня от мажора и толкает его.

Он отлетает к стене, слышу удар затылка о кирпичную кладку и вздрагиваю от ужаса. Новый виток расследования не переживу просто.

– Нет, Матвей! Не надо! Только не это!

Закрываю мажора собой, расставив руки.

– Арина, ты на стороне этого мерзавца? – Матвей дергается, но замирает.

– Ты, дятел, за это ответишь! – мажор отнимает руку от головы и показывает окровавленную ладонь.

– О боже! – я бросаюсь в палату, хватаю полотенце и выскакиваю наружу. – Вот, прижмите к ране.

– Да, пошла ты!

Метельский отталкивает мою руку, полотенце падает на пол. Матвей дергается на мажора, но я повисаю у него на локте.

– Эрик Борисович, остановитесь!

Из основного коридора прибегают люди: медсестры, человек в деловом костюме, за ним торопятся охранники.

– Все в порядке, – мажор поднимает руки с раскрытыми ладонями. – Все хорошо, вернитесь к своим обязанностям! – приказывает он сотрудникам.

Медсестры и охранники отходят, но останавливаются поодаль.

– Эрик Борисович, вам надо обработать рану, – тянет мажора за руку человек в костюме.

Я его где-то видела раньше, но где? Воспаленное сознание отказывается помогать хозяйке.

– Санек, погоди. Мне с этими надо потолковать, – он пристально смотрит на Матвея и спрашивает: – Мне интересно, кто оплачивает эту вип-палату? Ты? Или она?

Я холодею. Вот оно! Сейчас нас размажут по стене, мокрого пятна не оставив. Зачем Матвей привез маму сюда? Ну, зачем?

Не замечаю, как с губ срывается стон, закрываю рот ладонями. Не выдержу. Больше не выдержу этого напряжения, и организм тут же реагирует на призыв приступом тошноты.