Пепел богов. Трилогия - Сергей Вацлавович Малицкий

любого.

Механизм замка щелкнул, еще четыре щелчка и…

— Отойди в сторону, — обернулся Кай к Каттими. И в это мгновение страшный удар потряс дверь.

Кай успел отшатнуться, успел разглядеть, что Каттими отпускает тетиву лука, стреляет в развороченные ударом двери. А в следующее мгновение он метнулся внутрь помещения, метнулся перед чугунным шаром, который уже летел назад, припал к полу, пропустил шар над головой и в то короткое мгновение, пока тот готовился снова качнуться наружу, успел разглядеть в полумраке разоренного здания хрипящего на ступенях лестницы Таджези со спущенным самострелом в руке и нескольких разбойников с мечами за его спиной. И среди них Туззи.

Кай рванулся вперед, едва шар снова шевельнул волосы на его голове. На ходу выдергивая меч, раскроил голову Таджези, зарубил одного, второго, третьего, пропустил быстрый, весьма быстрый удар Туззи и вскользь, но страшно, больно вскрыл здоровяка-разбойника от промежности до грудины и тут же помчался обратно.

Стрела вошла Каттими в живот. Лицо ее побледнело, нос заострился, зрачки расширились, превратились в черные круги. Она отходила.

— Сейчас. — Он рванул с пояса суму, выдернул сверток с главными снадобьями. — Сейчас.

— Нет. — Она говорила с трудом. — Не поможет. Что же так-то… Как глупо-то. Удержалась бы, но нету сил. Совсем…

Жизнь ускользала из нее так же быстро, как выливается вино из пронзенного стрелой меха. Опадали щеки, мутнели глаза, становились блеклыми волосы, посерели губы.

— Нет, — скрипнул зубами Кай. — Нет!

Он рванул завязки кисета, вытряхнул на снег камни Сакува, намотал на чуть подрагивающее горло ожерелье и начал надевать на безвольные пальцы Каттими камни.

— Держись! — почти заорал ей в лицо.

— Держусь. — Она говорила тихо, едва шевелила губами, но уже чуть задержалась, ровно настолько, насколько позволяли ей камни, которые мутнели, крошились на глазах. — Что ж ты тратишь на меня подарок отца? Это он тебе оставил, тебе…

— Ты и есть я, — шептал ей в лицо Кай.

— А ну-ка… — Она повела глазами на его суму. — Там склянка из синего стекла. Достань. Сними пробку, мне нужно выпить три глотка.

— Ты об этом говорила, об этом? — заволновался охотник, готовясь разрыдаться, как не рыдал уже много лет. — Ты этого ждала? Это чувствовала?

— Подожди. — Она глубоко вздохнула. — Подожди. Кажется, удержусь.

— Ты…

Сам побледнел, испугался, за руки ее сжал так, что заставил поморщиться сквозь и так накатившую на Каттими боль.

— Совсем с ума сошел. — Она попыталась улыбнуться. — Руки сломаешь. Да держусь я, уже держусь. Сакува спасибо. Кажется, я передумала пока умирать. Так. Сосуды не повреждены, позвоночник тоже. Но кишочки подлатать надо бы, ой как подлатать. Тебе сейчас придется побегать, охотник. Не бойся, не отлечу, крепко меня эти красные камешки держат. Я смогу указывать тебе, что делать, еще минут тридцать, потом все сам. Поэтому поторопись. Для начала занеси меня внутрь. Только осторожно, и не трогай стрелу. Да. Вот так. Вправо. Смотри-ка. И тут есть комната привратника. И в ней даже не испражнялись. Только пили и ели. Клади меня на стол. Лампу возьми, прикрути слегка фитиль, поставь рядом. А теперь тебе будет нужен мешок со снадобьями, что у меня приторочен к седлу, затем крепкая кетская настойка или любое крепкое вино и пара чистых рук в помощь. Вино ты найдешь на поясах разбойников, конечно, если ты не порубил их фляги. А какую-нибудь знахарку или повитуху в подвале. Сдается, что там немало заточено уцелевших в городе бедняг.

Замок на решетке, которая перегораживала вход в подвал, Кай открыл за секунду, поднял перед собой лампу, увидел не сотни, но десятки изможденных лиц — женских, детских, старческих, с трудом успокоил дыхание, выговорил быстро, но четко:

— Все свободны. Разбойники убиты. Нечисть, налетевшая на город, истреблена. Но пострадал мой близкий друг. Есть среди вас повитуха или ведунья? Мне нужна помощь.

— Есть, — раздался хриплый голос, и вперед шагнул сухой, заросший серебряной щетиной старик. — Я лекарь. Преподавал врачевание в Намешских палатах. Тридцать лет пользовал намешских гвардейцев, когда они еще были. Что делать-то надо?

— Стрела, — с трудом выговорил Кай. — В живот.

— Нужны крепкое вино, горячая вода, острый нож, игла, шелковая нить, побольше чистой ткани и добрая воля Пустоты, — сказал старик.

— Все будет, кроме доброй воли Пустоты, — пообещал Кай.

Каттими и в самом деле передумала умирать. Старик удивленно ойкнул, когда увидел девчонку на столе, уважительно выслушал ее шепот, еще более уважительно покачал головой, когда вместо шелковой нити получил в руки волокна какой-то диковинной лечебной травы, и кривую серебряную иглу, и тонкий деревянный нож с острием из вулканического стекла, и какие-то снадобья, которые стоили, по его мнению, на вес золота.

— Откуда это все? — не переставал он удивляться, тщательно намывая руки горячей водой.

— Позаимствовала, — с трудом подмигнула Каю Каттими. — У одной ведуньи в Туварсе. Ей это все равно уже было не нужно.

— Что ж, — старик строго посмотрел на охотника, — будешь слушаться меня и делать все, что скажу. Только советую глаза держать закрытыми. Открывать только по надобности.

— Ничего, — скрипнул зубами охотник. — Я выдержу.

— И я, — прошептала Каттими. — Не нужно меня усыплять. Я должна все чувствовать. Так надо.

— Ладно, — старик вздохнул, — сделаю все, что следует. И даже постараюсь особо не портить такую дивную красоту.

Он сделал все, что следовало. Осторожно вырезал стрелу, лишь на палец расширил прорезь, потом что-то зашивал там внутри, отсасывал через стеклянную трубку, опять зашивал, промокал, заливал каким-то снадобьем и вновь зашивал уже снаружи. И даже успел промокнуть капельку крови, которая скатилась на подбородок Каттими из ее прокушенной губы. Потом окликнул кого-то, и в каморке привратника сразу стало чисто, загудела печь, повеяло теплом, и даже откуда-то появилась плошка с горячим бульоном.

— Все, — устало сказал старик и подмигнул Каю. — Тебе уж, охотник, я не буду вытирать кровь из прокушенных губ. И пот с твоего лица стирать не буду. Успокойся. Будет жить твоя девочка, еще и детей тебе нарожает. Есть, правда, не скоро сможет, ну так после откормишь. Только ты уж под стрелы ее больше не подставляй.

Каттими спала. Тут только Кай почувствовал, что колени у него дрожат, опустился на лавку, уже сидя поправил накрывающее девчонку одеяло, стал медленно снимать с ее пальцев перстни, камни из которых высыпались, развеялись пылью, потом положил голову на руки, провалился в сон. И уже сквозь него разобрал усталый стариковский говорок:

— И за коней своих не беспокойся, парень. И накормим, и сбережем. Вы теперь с