Зимние ходоки (СИ) - Сухов Лео

Кукушкина я нашёл в полицейском участке. Там, к слову, вот уже третий день шли допросы: и свидетелей, и самого маньяка. Мэр сидел в кабинете Вавася — что характерно, на месте посетителя — и о чём-то напряжённо думал.

— Всем привет! Как маньяк поживает? — поинтересовался я, сунув Иванычу список с пометкой, что мы забрали себе.

— Поёт, как оперный певец! Про все свои дела и грязные делишки… — мрачно усмехнулся Вавася.

— И что, много наделать успел? — удивился я.

— Много! — хмуро буркнул Кукушкин. — Пошли, полюбуешься на этого козла без маски…

Не то чтобы я был большим ценителем маньяков… Но посмотреть на лицо этого гада не отказался бы!

И был немного разочарован. В простой деревянной клетке сидел ещё более простой парень, явно младше тридцати лет.

Он не был забитым неудачником. Он не был надменным гордецом. Он даже не зыркал на нас, как должен бы заправский злодей — с презрением или, ну там, хотя бы со злобой…

Он просто сидел в своей клетке. И, кажется, о чём-то думал.

И да, он не отличался ни какой-то особой красотой, ни, наоборот, уродством… Я не видел в нём ничего такого, что могло бы сделать из него маньяка!..

Налюбовавшись, я кивнул и вернулся с мэром в кабинет Вавася.

— Ну, как он тебе? — спросил Иваныч, усаживаясь на стул.

— Совершенно не похож на маньяка! — признался я. — Обычный какой-то… Непримечательный…

— Если бы маньяки были похожи на маньяков, они не были бы проблемой! — вздохнул Вавася.

— В маске — был похож. Без маски — не похож, — пожал я плечами. — Если бы преступники подсвечивались красным, как в играх, было бы ещё легче… Но всё же каких-нибудь уголовников узнать несложно. А вот у него… Он же должен быть психом!

— А кто тебе сказал, что он именно псих? — подняв бровь, ухмыльнулся Кукушкин.

— Маньяки — они вроде бы поголовно психи! — припомнил я. — Ну, так на Земле считалось…

— Там много чего считалось. А потом оказывалось ошибкой! — пожал плечами мэр. — И много чего считалось ошибкой, что потом оказывалось правдой. Нет, Вано, это именно наш маньяк! И на его совести четыре десятка трупов!..

— Ого! — присвистнул я.

— Вот тебе и «ого»… — кивнул Иваныч. — Он из первых переселенцев в Алтарное. Пришёл ещё до вас.До появления здесь успел убить полтора десятка девушек в тех группах, которые жили за посёлком Намжалдоржо. Потом, когда у нас поселился, затихарился на пару месяцев… И снова принялся за старое!

— Сначала, видимо, охотился на бескапсульных? — догадался я.

— Да, поначалу этот гад был осторожнее… — кивнул Вавася. — Но постепенно наглел. На этапе наглости они обычно и попадаются.

— А знаешь, Вано, что самое страшное? — хмуро спросил Кукушкин и, поймав мой вопросительный взгляд, продолжил: — Он для всех знакомых — образцовый гражданин! И, при этом, даже не считает себя жителем города!

— Да, отзывы от соседей — исключительно положительные! — подтвердил Вавася. — Даже эта бешеная, которая тебя сразу возненавидела, о нём отзывается, как о великолепном человеке!.. Всегда готов помочь, всегда имеет работу. Его даже в армию при штурме работорговцев не взяли! Знаешь, почему? Сумел на важную должность на рынке пристроиться!

Мы все на какое-то время замолчали. Да уж, это нужно было переварить… А потом Кукушкин потянулся к папке, лежавшей на столе у Вавася, и, раскрыв её, начал просматривать. Судя по всему, уже в не в первый раз.

— Самый страшный внутренний враг… — тихо проговорил Иваныч. — Отличные отзывы с работ, отличные отзывы от знакомых… Девушка его… Да, у него есть девушка! Короче, она прямо в восторге от него! Но он — не с нами. Я проверял! С момента, как ввели налог, от него не пришло ни одного балла. Знаете, моя бывшая группа, конечно, скурвилась, и многие из них были теми ещё уродами… Но они — часть Алтарного. Не лучшая часть, конечно. А этот…

Кукушкин захлопнул папку и снова кинул её на место, откуда взял.

— Думаешь, Вано, он псих? Может быть… Но он очень непсихованный псих. Псих, который отдаёт себе отчёт в том, что делает! Он прекрасно осознаёт себя во время преступлений. Да, накатывает на него какая-то внутренняя муть! Но знаешь… Если не считать его тяги убивать девушек одного и того же типажа, в остальном этот урод абсолютно нормален! Боится боли, боится за свою жизнь… Ну и, как и многие другие, считает, что город ему что-то должен, а он городу — шиш, да ни шиша!

— А этих у нас и так хватает. Что эгоистов, что любителей убивать других людей… — кивнул Вавася.

— Так что… Казнить будем сурово. И показательно. У него в капсуле два возрождения… Вот он и умрёт трижды! А перед смертью будет долго мучаться… Каждый раз!.. — Кукушкин откинулся на спинку стула. — Варварство у нас или нет, в конце-то концов? Имеем право! А потом его капсула стартует отсюда на хрен!.. И чтобы памяти об этом говнюке здесь не осталось…

— Он уже в курсе, что его ждёт? — уточнил я, поискав в себе сострадание и не обнаружив ни капли.

— Если бы знал, уже визжал бы, как свинья на бойне! — усмехнулся Вавася. — Этот урод больше всего на свете боится смерти и боли.

— Он думает, что сумел нас убедить, будто изгнание для него — самое страшное наказание! — губы Кукушкина растянулись в недоброй усмешке. — А мы… Мы сделали вид, что поверили! Так что сейчас он уверен, что его кинут в терновый куст… И не ждёт, что его затейливо казнят.

— Надеюсь, оно того стоит… — я не стал напоминать Иванычу, что маньяки, вроде бы, всегда мечтают о славе.

Пусть мрачной, пусть кровавой, но — славе. И то, что имя этого придурка огласят всему городу, уже достаточное основание для какого-нибудь урода, чтобы пойти по его стопам.

— Ты выбрал работу с кожей? — Иваныч, наконец, заглянул в списки.

— Пока что да, — покивал я.

— Решил, значит, сосредоточить всю производственную цепочку в своих руках… — Иваныч поморщился.

— Не один я так решил! — ответил я, хоть меня и не просили. — Остальные тоже не стали мудрить с выбором.

— А чего не взял какое-нибудь металлическое производство? — повертев список в руках, уточнил Кукушкин.

— Поставки металла сейчас полностью зависят от металлургов и рудокопов. А они пока не то чтобы большие объёмы выдают. Да и не уверен я, Иваныч, что мы сейчас серьёзные производства потянем… Ты уж не обижайся, но даже с кожей придётся кучу времени потратить, чтобы мы что-то стоящее могли сделать! Такие вот дела…

— Может, ты и прав. Все главы групп пошли по этому пути… — Иваныч покивал и ещё раз внимательно посмотрел на меня. — Ну раз так… Пусть будет так! И где бумага, кстати?

— Сегодня принесут первую партию, — улыбнулся я. — Примерно тысяча листов, примерно формата А4.

— Договорились, жду! — кивнул мэр.

И я с чистой совестью, наконец, покинул полицейский участок.

Дневник Листова И. А.

Триста сорок третий день. Первое потепление.

Дурной пример заразителен! Глядя на меня, и другие члены группы старались пересидеть морозы в своих капсулах. А морозы установились, что называется, трескучие! Днём было ясно и солнечно, но даже свет звезды никак не мог отогреть землю.

Активность в городе постепенно замирала. Её последней подпиткой была казнь маньяка. Убивали его три дня. По смерти на каждый день. Но я на казнь не пошёл. Не потому, что мне жалко этого урода — вовсе нет. Просто лишний раз смотреть на чужие страдания — это лишнее. Я и сам их периодически другим людям причиняю…

А вот на просьбу отца Фёдора помочь с запасами сена — для чего нужно было это сено из-под снега достать — откликнулся с радостью. И всех своих, кто не был занят, погнал в поля. Разместившиеся в двух загонах баги были большим подспорьем для Алтарного. И оставлять их без еды на зиму совсем не хотелось. К тому же, они реально милые! Не настолько, конечно, как Русый — но всё равно очень симпатичные звери.

Иногда я наблюдал в окно, как бредут вдоль реки бесконечные стада животных. Некоторые из них на зиму обросли жёсткой щетиной. Некоторые — что невероятно, перьями! Птенцы Дуная, к слову, всё ещё были в инкубаторе, и пока даже не думали вылупляться. Двое биологов, присланных Семёном, считали, что яйца «дозреют» к лету. Но это были только предположения.