Главред: назад в СССР (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич

Доставшееся мне тело Евгения Кашеварова не отличалось подтянутостью, и боец из меня сейчас был никудышный. Но я рассчитывал не на силу, а на искусство убеждения вкупе с возрастом — как-никак, но на дворе Советский Союз, и уважения к старшим намного больше. Если же эти трое решатся на схватку, что ж… Бдительные соседи, надеюсь, оперативно вызовут милицию.

Одевшись, я спустился по темной лестнице и вышел из подъезда. Консьерж уже спал в своей комнатушке, что ему выделили в нашем доме. В ночные часы он не дежурил, как и его коллеги из соседних подъездов. По лицу хлестнул мокрый ветер, холод пронизал до костей еще недавно уютно лежавшее в теплой постели тело. Но я решительно пошел вперед по направлению к детской площадке.

— Вот ты такой молодой, а куришь, — наставительно говорил самый крупный из парней поникшему гитаристу. — Зачем себя гробишь?

— Извините, — бормотал патлатый юноша, отдаленно напоминавший молодого Мика Джаггера. — Я больше не буду. Я брошу. Можно, я домой пойду?

— И вообще, ты что на детской площадке с гитарой своей делаешь? — продолжал распекать музыканта крупный. — Признайся честно, буянил? Может, ты выпивший?

— Да трезвый я! — взвился парень. — И не буянил! Пел сначала, но меня попросили, и я закончил…

— Вот тут молодец, — похвалил его собеседник, явно лидер компании крепышей.

— Добрый вечер, товарищи! — бодро произнес я с безопасного расстояния.

Не потому, что боялся, а по той простой причине, что никогда нельзя подкрадываться сзади к людям, если не желаешь конфликта. А так мое появление не стало для крепышей неожиданным, и они развернулись пусть настороженно, однако при этом без явной агрессии.

— И вам, — голос вожака был расслабленным, но его тело говорило о собранности.

Руки вынуты из карманов, поза слегка напряженная, как у спортсмена, готового к броску, глаза внимательно прищурились. Его приятели, между тем, тоже развернулись и встали так, чтобы одновременно контролировать и меня, и незадачливого гитариста. Кажется, первыми в драку они не намерены лезть. Это хорошо.

— Я из этого дома, — я махнул рукой в сторону подъезда. — Молодого человека действительно попросили не играть на гитаре, и он сразу же послушался.

— А вы чего тогда вышли? — поинтересовался вожак.

— Подумал, что юноша его возраста не должен сидеть во дворе ночью и под дождем, — ответил я. — Решил, вдруг какая-то беда приключилась. Выхожу, а тут как раз вы.

— Можете возвращаться домой, гражданин, — сухо сказал лидер крепышей. — Ничего дурного тут не происходит. Мы как раз говорили с этим… лабухом о том, что нельзя беспокоить добропорядочных жильцов своим курением и пьяными песнями.

— Я не пил! — взвился было парень, но тут же затих под строгими взглядами приятелей крупного.

— Предлагаю всем разойтись, — твердо сказал я, не собираясь уступать этим с виду спокойным, но все же подозрительным личностям.

— А то что? — нехорошо ухмыльнулся вожак и сделал шаг в мою сторону.

[1] Песня «Это не любовь» из одноименного альбома группы «Кино» (1985 год). Текст и музыка: В. Цой.

Глава 22.

— Я главный редактор газеты «Андроповские известия», — несмотря на угрожающий жест вожака крепышей, я не дрогнул и остался стоять на месте. — И я не потерплю в моем дворе самоуправства. Вы из милиции? Или, может, хотя бы дружинники?

Сердце бешено колотилось. Пусть я и держался внешне, но внутри мне было все-таки страшновато. Слабоумие и отвага — это не про меня, так что ситуацию я оценивал здраво. Назад я не оглядывался, но по изменившемуся освещению понял, что в окнах начали зажигаться лампочки. Без внимания соседей инцидент не остался, так что сейчас либо выйдут на подмогу те, кто посмелее, либо осторожные наберут 02. А может, и то, и другое сразу.

Еще с детства я помнил, что в нашем дворе не давали спуску хулиганам. Если кто-то задирал детей, выйти из дома и разобраться с этим мог любой взрослый, а не только родители потерпевших. И так во всем — соседи сразу же замечали, что старушке с авоськой вдруг стало плохо, и спешили на помощь. Сразу же звонили в милицию, когда кто-то вздумал буянить. И даже помогали тушить загоревшийся деревянный дом, расселенный перед сносом. Огнеборцы спешили на всех парах, но именно благодаря вмешательству неравнодушных граждан пламя не перекинулось на соседние строения и гаражи.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Потом, уже в девяностых, что-то словно случилось со всеми людьми, и соседи перестали выходить, когда повадившийся в наш дом наглый воришка спиливал замки с велосипедов. Средь бела дня! А однажды и вовсе случилась беда. Какой-то парень пришел в гости и ошибся квартирой. Рассерженный хозяин не просто накричал на него, но и зачем-то ударил отверткой. Ударил и бросил умирать в коридоре. Несчастный ходил, истекая кровью и звонил во все квартиры, однако никто не вышел. Это случилось в соседнем подъезде, поэтому мы узнали обо всем лишь наутро, когда приехала милиция со скорой помощью. Парень уже остывал, врачи констатировали смерть, а стражи порядка арестовали убийцу. Тот даже не подумал скрываться, а спокойно, угробив человека, лег спать.

Потом, уже будучи взрослым, я много думал об этом. Почему все вдруг поменялось так резко? Почему никто не помог парню и даже не вызвал медиков? Ответ меня, помню, сильно расстроил: это не случилось внезапно. Не было «вдруг». Просто поначалу не бросалось в глаза. Кто-то прошел мимо упавшего на улице. Другой отвернулся, когда увидел драку. А третий притворился, будто не слышал криков о помощи. Все нарастало как снежный ком, и в какой-то момент просто произошел надлом. Но сейчас, в этой эпохе, куда меня занесло, все совершенно по-другому! И мои действия должны лишь укрепить эту модель поведения!

— Вы кто такие? — властный уверенный голос прозвучал будто музыка. — Что вам здесь нужно?

От второго подъезда двигалась рослая фигура. Человек с традиционными для восьмидесятых усами щеточкой, в синем мундире и такого же цвета фуражке, приблизился к нам и встал рядом.

— Добрый вечер, Евгений Семенович, — обратился он ко мне, глядя тем временем на крепышей, которые уже начали отодвигаться. — На месте стойте!

«Игорь Сагайдачный, — чужая память на сей раз не подвела. — Пилот гражданской авиации, мой сосед».

— Так, кому тут накостылять? — еще один голос, резкий и возбужденный, донесся от третьего подъезда.

Невысокий в отличие от соседа-летчика бритоголовый мужик лет сорока словно бросал вызов октябрьской промозглой погоде: на нем не было ничего кроме десантного тельника и светлых штанов «хэбэ». Руки его раздувались от накачанных мышц, толстые вены гуляли при каждом движении. Подойдя ближе, он крепко пожал руки нам с Сагайдачным.

«Петька Густов, — вновь подсказала память Кашеварова. — Кадровый военный, комиссованный после тяжелого ранения в Афганистане».

Теперь мы стояли напротив друг друга в равном соотношении сил — трое на трое. А паренек-гитарист уже и сам не рад был, что заглянул в наш двор попеть под дождем песни. Затянувшуюся немую сцену прервал скрип тормозных колодок, окрестности озарило мерцающим синим светом, добавляя тревожности и без того неоднозначной ситуации.

— Милиция! — раздался высокий, но уверенный голос. — Что происходит?

— На месте стой, — угрожающе прорычал Петька Густов крепышам.

Но те и не собирались убегать, видимо, осознав шаткость своего положения. Милиционеры тем временем подошли ближе — их было трое, причем один вооружен автоматом Калашникова. В те годы это пока еще было редкостью, криминал не успел распоясаться.

— Документики, граждане, — рослый сержант шагнул к притихшей троице, требовательно вытянув раскрытую ладонь.

Крепыши мгновенно засунули руки в карманы, синхронно вытащив заветные красные книжечки — паспорта Советского Союза. Получилось забавно, и красоту момента портила лишь погода, а еще неопределенность намерений этих бугаев в отношении гитариста. Да и в моем отношении, чего тут скрывать. Если бы не Сагайдачный с Густовым, скорее всего, началась бы драка. Не просто же так парни в клетчатых штанах меня столь активно выпроваживали — будь их намерения чисты, они бы просто вежливо объяснились.