Ты – моя половинка - Елена Вернер

Последний год Джемма пыталась скрыть от Карлайла неприятную новость: Оливер стал пить. Сначала он оставался в новом пабе на набережной, когда в гости приезжал Карлайл. Пара пинт каждый вечер – это было немного. Сначала. Приходил он поздно, но неразлучная парочка этого даже не замечала, ведь Джемму и Карлайла было не оторвать друг от друга. Они либо болтали под покровом ночи, либо спали в своих кроватях, уставшие после долгих прогулок по буковым рощам и холмам. Но когда Карлайл уезжал из дома и возвращался в школу, Джемма, погоревав несколько дней, возвращалась к жизни и уже не могла не замечать творящихся в муже изменений.

Его взгляд все чаще становился мутным, словно подернутым какой-то пленкой, и все чаще в нем загорался зловещий огонек. Оливер молча следил за женой, сидя в старом кресле, и думы его были тяжелы и темны.

В последнее время он сильно изменился, обрюзг. Светлые волосы стали реже, и сквозь них проглядывал розоватый череп, хоть Оливер и пытался скрыть это, зачесывая их назад. В облике появилась какая-то неухоженность, несмотря на то что Джемма всегда тщательно чистила и гладила его костюмы и рубашки, – ведь ее воспитали в уверенности, что внешний вид мужа целиком и полностью зависит от стараний жены.

По утрам он вставал хмурым и недовольным и морщился от назойливой похмельной боли. Джемма пару раз пробовала поговорить, пробиться к его разуму, ведь она-то знала, что Оливер – разумный человек. Но он окатывал ее злобным взглядом и отворачивался, оставив ее воззвания без ответа.

– Поучи меня, поучи… – как-то раз процедил он. – Ты-то сама, ну прямо святая…

Джемма не поняла, что он имел в виду, но сочла за лучшее пожать плечами и удалиться.

У нее был секрет. Близились выпускной Карлайла, выдача аттестатов и бал по случаю окончания школы. Ларнихолл славился своими выпускниками и своими выпускными балами, куда приглашали родителей учеников и девушек из женского пансиона мадам Брийяр. И Джемма шила платье к этому торжеству.

Она много раз замечала ищущий взгляд Карлайла, когда он оглядывал ее гардероб или стопки ткани в шкафу. Ведь он так и не увидел, какой наряд она сшила из того чудесного темно-зеленого креп-сатина, подаренного им пару лет назад, но спросить не позволяла гордость. И страх, что, может быть, она не оценила подарок и давно сшила из него платье кому-нибудь из своих клиенток…

Нет, конечно, она даже подумать о таком не могла. Ткань лежала в нижнем ящике гардероба, терпеливо ожидая своего часа. Джемма провела не один день, проглядывая модные журналы и книги по истории моды, и не одну ночь, набрасывая на белом потолке мысленные эскизы и чертежи. Наконец она определилась – и представила платье до мельчайшей подробности, до последнего стежка вышивки. Оно было готово, оставалось только сшить его.

Через две недели, накануне торжества, Джемма обрезала последнюю нитку.

После вручения аттестатов выпускники должны были задержаться в школе еще на пару дней, сдать книги в библиотеку, оформить письма и рекомендации для поступления в университеты. Но уже сейчас все они прощались со школой. Карлайл смотрел на одноклассников, учителей, стены старого здания и понимал, что страница его жизни переворачивается и открывается новая, еще совсем белая…

В зале Ларнихолла родители учеников, знакомые друг с другом по редким общим собраниям, вели светские разговоры. Толпа дышала, шуршала и поблескивала украшениями дамских нарядов и белоснежными манишками мужчин. Но то и дело каждый из этих людей косился на невысокого мистера с пузиком и нахмуренными бровями и его супругу, даму с интересным, чуть асимметричным лицом, большим улыбчивым ртом и россыпью светлых веснушек на щеках – миссис Хорни. Ее яркие волосы, перевитые лентой, были уложены в корону на затылке, открыв длинную шею. Всю девически гибкую фигуру Джеммы оплетало удивительное темно-зеленое платье средневекового кроя. Прямо под подбородком начиналось тончайшее кружево из серебряной нити, облегавшее и шею, и плечи, и руки до самых кистей. Причудливая драпировка на лифе спускалась к пышной многослойной юбке со вставками из органзы. Вдохновленная придуманным образом, Джемма попробовала чередовать в подоле креп-сатин то лицевой, то изнаночной стороной, получив эффект перетекания из матовости в глянец и обратно. Она знала, что это платье – ее лучшее творение и всем, даже свадебным, нарядам, вышедшим из ее рук, не сравниться с ним. Ей хотелось верить, что подобные платья надевала королева Гвиневра или Изольда, и хотелось быть ими сегодня вечером.

После вручения аттестатов заиграла музыка. Родители с радостными улыбками разыскивали сыновей, пансионерки мадам Брийяр пестрой толпой толкались у стены, бросая быстрые любопытные взгляды во все стороны сразу.

Джемма почувствовала, что глаза Карлайла через весь зал обратились к ней, нашли ее. Повернула голову и улыбнулась при виде его восхищения. Карлайл пробирался сквозь толпу, не теряя ее из виду. Джемма вздохнула: он был такой красивый, ее сын. Высокий, с крепкими плечами, уверенными движениями и умным лицом. Совсем как из сказки.

– Мама, ты могла бы стать нашей королевой, – привлекая ее к себе и целуя в шелковую медь волос, прошептал Карлайл.

Джемма рассмеялась и заговорщицки понизила голос:

– Не говори чепухи, мой милый. Чтобы стать королевой, надо выйти замуж за принца, такого, как ты. А его высочество молодой принц Чарльз, хоть и холост, но и в подметки тебе не годится.

Карлайл церемонно поклонился, приглашая мать на танец, Джемма грациозно присела и вложила руку в его ладонь.

Они закружились в вальсе.

– Однажды, когда ты был маленький, Кэролайн Сондер сказала, глядя на нас с тобой: «Чтобы встретить в жизни идеального мужчину, надо его родить!»

– И ты с ней согласна? – Голос Карлайла достигал ушей Джеммы через россыпь аккордов.

– Не знаю. Мне кажется, если бы я тебя не родила, ты нашел бы другой способ родиться и отыскать меня.

Он ничего не сказал, но по глазам Джемма поняла ответ: конечно, отыскал бы. Не мог не отыскать.

Они танцевали без устали. Джемма не помнила, когда кто-то обнимал ее талию в танце – с последнего танца прошла, кажется, тысяча лет. Сперва она побаивалась, что не сможет быть достойной своего сына, искусно обученного в закрытой школе, но решила просто расслабиться. Тело послушно повиновалось любому движению Карлайла. Они двигались, будто были не двумя людьми, а одним, с одними на двоих плавными шагами и поворотами. Рядом танцевали пары с неловкими партнерами и кусающими от досады губы партнершами, их красные от волнения лица сливались в сплошное пятно. Карлайл держал в руках свою любимую, свою нежную маму, самую прекрасную для него женщину в мире, и почти задыхался от радости, что может подарить ей хоть что-то, достойное ее – этот вечер, этот танец. У Джеммы сердце вырывалось из груди, она чувствовала себя Золушкой на балу и была счастлива от макушки до кончиков пальцев.

Люди вокруг переговаривались и перешептывались, удивленные. Эти двое, мать и сын, танцевали, как приглашенные танцоры, красивые, но какие-то не здешние, чужеродные. Многие отводили глаза, не понимая, почему им становится неловко от одного только вида этой пары.

И только Оливер, стоя в углу и поглощая бесплатный виски, неотрывно жег их глазами. Внутри горла снова возник горячий неповоротливый комок, который мужчина пытался протолкнуть вниз торопливыми глотками алкоголя. Но ничего не выходило. Он видел Джемму и ее улыбку, улыбку влюбленной женщины, и ее запрокинутое навстречу Карлайлу лицо. Перед глазами Оливера плыли картины тех ночей почти двадцатилетней давности, когда он на рассвете смотрел на свою молодую спящую жену и с горечью догадывался, что она во сне улыбается не ему. Но улыбалась она тогда так же, как сейчас, во время этого бесконечного вальса.

После отъезда родителей Карлайл долго бродил по Ларнихоллу, обуреваемый непонятным волнением. Кто-то из родных его одноклассников еще прощался в холле, и оттуда доносились голоса и смех. Хьюберт, уже студент университета, приехавший поздравить друга, встретил его в коридоре.

– Эй, Док.

Карлайл кивнул.

– Знаешь, я понял. Помнишь, когда мы с тобой подрались, ну, в детстве? – Хьюберт улыбнулся. – Ты тогда сказал, что очень любишь свою маму, а я нес какую-то чушь… Я сегодня понял, почему ты так ее любишь. Она у тебя королева. Никогда раньше такой ее не видел…

Карлайл похлопал его по плечу:

– А я всю жизнь вижу ее только такой.

– Да, брат, теперь понял. Завидую!

Хьюберта окликнули, и он отошел. А Карлайл вернулся в спальню, где провел так много ночей, думая о доме и маме. Его почему-то трясло, и в голову лезли тревожные мысли. Казалось, что на это нет причины, но дрожь не стихала. Он понял, что должен сделать.

Попросив у Хьюберта ключи от машины, Карлайл быстро покинул двор школы, сел в автомобиль и утопил педаль газа в пол. Ему нужно было срочно попасть в Локерстоун.