Утро под Катовице - Николай Александрович Ермаков

уставились в костер. Последовав их примеру, я тоже стал смотреть на веселую игру пламени, пожирающего сухой хворост. Вскоре молчание стало совсем уж неловким и, чтобы его прервать, я произнес:

Да, Болеслава, я хотел спросить, как там дела у Милоша?

Пока без сознания, но хуже не становится… Пока ничего не ясно, — ответила она с лёгкой грустью в голосе и тоже перевела взгляд на костер.

Ну, будем надеяться на лучшее, — подытожил я и пошел к танку.

Отвлекся, называется, теперь опять отвлекаться надо, а то будут опять сны ночью… красочные… с утренней неожиданностью. Посмотрев с ненавистью на эсэсовские портфели, решил отложить их дальнейшую ревизию и проверить, что делают мужики с солдатами. Вот у кого работа кипит! Рядом с хибарой уже построили навес, как я понял, для дров. Лешек совместно с солдатом обмазывают глиной крышу, набранную из жердей. Тадеуш с другим солдатом возится у хибары, укрепляя стены. Увидев меня, все дружно бросили работу и сели на лежащее поблизости бревно. Я тоже сел рядом, оглядывая фронт работ. Даже не знаю, чем я тут могу быть полезен? Разве что посоветовать рыть землянки, ведь в этой хибаре зиму не пережить.

Пан офицер, а что дальше? — первым разрушил молчание Лешек.

Как-то совершенно естественно все эти люди приняли мою руководящую роль, называют офицером, хотя никакого подтверждения моего офицерского звания не видели, да и не могли видеть. Я даже стал чувствовать, что обязан решать теперь их проблемы, а мне это надо? Мало того, что спас, кого от смерти, кого от плена, так теперь ещё думай, что с ними дальше делать! Да и в самом деле, зная будущее, я совершенно не могу ничего им посоветовать. Впереди у Польши непроглядный мрак фашистской оккупации, да и потом светлого будущего не будет. А у этих людей, чтобы они ни делали, шансов выжить очень мало. Это сейчас все силы Вермахта заняты в боях с остатками пытающейся сопротивляться польской армии, но уже через две недели война будет завершена и для немцев не составит труда тщательно прочесать лесные массивы, вызывающие подозрение на предмет наличия в них недобитых польских военных. Да даже и без этого выжить зимой в лесу с женщинами и детьми — крайне сложная задача. Выйдя из задумчивости, я обнаружил, что поляки так и сидят рядом, напряжённо ожидая моего ответа. Ладно, поговорим:

Не хотелось бы вас огорчать, но я думаю…

В это время раздался крик Збигнева:

Работает! Радио Варшавы говорит!

Все население лагеря бросилось к грузовику, возле которого радостный мастер призывно махал руками. Когда народ собрался у автомобиля, Збигнев надел наушники и стал пересказывать, что он слышит.

Люди с надеждой вслушивались в каждое слово доморощенного диктора, пытающегося вслед за радиостанцией убедить слушателей, что Польша сражается, что ещё не всё потеряно, и их лица все больше мрачнели. Бои уже идут под Варшавой, западнее и южнее которой организованных польских войск уже не осталось. Остаётся надежда только на Францию с Англией, которые объявили войну Германии и сделали ряд жёстких заявлений, но пока на заявлениях все и остановилось. Через полчаса уставший говорить Збигнев закончил сеанс, но люди остались на месте, чтобы обсудить услышанное. Они пересказывали друг другу только что услышанные фразы о Варшаве, о сопротивлении, стараясь самих себя убедить, что ещё не всё потеряно. Но получалось это у них как-то неуверенно. Постепенно все скопились около меня и стали засыпать меня вопросами, о том, что же думаю я? И мне пришлось взять слово.

Сообщения радио лишь подтверждают, то что я прочитал в немецких бумагах. Бо́льшая часть Войска Польского разгромлена, сопротивление разрозненно, кроме того, во вражеских документах я прочитал, что вскоре СССР нанесет удар с востока, с целью оккупации территорий с белорусским и украинским населением. Надежда на помощь Англии и Франции — это самообман, они предали нас.

После моих слов поляна на полминуты погрузилась в тишину. Осознание моих слов происходило медленно, вот солдаты ссутулились, опустив мрачные взгляды в землю, вот Елена зашмыгала носом, готовая разреветься, и вот наконец Тадеуш нашёл в себе силы задать вопрос растерянным голосом:

Так что же теперь делать?

Гражданским стараться выжить, а солдатам бороться с врагом, а о том, как это сделать, ещё предстоит всем нам подумать. А сейчас попрошу всех продолжить заниматься своими делами! — ответил я и, обратившись к одному из солдат, приказал:

Идите менять дозорных! И не раскисать!

Есть, пан офицер! — бойцы подхватили винтовки и отправились к постовым.

А я вернулся к танку и вновь углубился в изучение содержимого портфелей эсэсовцев. Здесь ещё было много интересного — в первую очередь меня заинтересовал комплект карт, так как ранее имевшиеся у меня карты на востоке заканчивались Перемышлем, а здесь была и вся Западная Украина, хотя и с более мелким масштабом. Также весьма любопытным было приложение к приказу о спецоперациях с указанием состава айнзацкоманд, их позывных и районов деятельности. Прочитав эти и другие документы, я понял, что мне относительно повезло, а точнее, повезло освобожденным узникам. Основные силы эсэсовцев на окружающих территориях численностью сто тридцать четыре человека базировались в Дембице, а для проведения акций и зачисток они выезжали отрядами не менее двадцати человек. То, что я встретился со столь малочисленным подразделением под руководством гауптштурмфюрера Ганса Нойнера, благодаря которому я и имел возможность читать эти документы, можно было, наверное, объяснить, его расслабленностью и кровожадностью. Кроме осуществления показательной казни еврейской семьи в Пильзно, он провел ещё и сбор сведений о проживающих в округе евреях и отправил основной состав подразделения по установленным адресам, а сам, в сопровождении трёх головорезов, поехал проводить экзекуцию семьи Тадеуша. Уверен, что сейчас эсэсовцы землю носом роют в поисках меня и сбежавших узников. Но, к счастью, пока их поиски не увенчались успехом.

Закончив с первым портфелем, я перешёл ко второму. Здесь находки были не менее интересными. Сверху лежал фотоаппарат «Лейка-2» с наполовину отщелканной пленкой, нашлись и две отснятые кассеты. А в небольшом блокнотике мною был обнаружен перечень снимков — что, где и когда запечатлено. Как следовало из этих записей, примерно треть отснятого объёма занимали снимки акций устрашения, а остальные кадры были посвящены различным военным темам: польские военнопленные, польская же разбитая техника, победоносные солдаты Вермахта и т. д. Следующей, не менее важной находкой, были деньги в сумме две тысячи череста двадцать рейхсмарок и финансовые документы, согласно которым, данные денежные средства были предназначены для оплаты доносов, поступающих от местного населения. И, что