Торпедоносцы - Павел Цупко

По плану операции топмачтовикам предстояло взаимодействовать с авиаполком Степаняна. Воевать рядом с таким асом было не только почетно, но и ответственно.

Начальник штаба, заканчивая ознакомление руководящего состава с планом предстоящей операции «Арктур», сказал в заключение:

— Таким образом, за девять минут над Либавой должно пройти одиннадцать групп самолетов. Первой над базой появляется истребительная ударная группа. Она должна вымести из воздушного пространства базы «фокке-вульфов» и обеспечить подавление штурмовиками зенитной артиллерии в порту, В это время пикирующие бомбардировщики наносят главный удар по транспортам и кораблям. Через минуту штурмовики Степаняна приводят к молчанию зенитки на молу и на плавсредствах и тем обеспечивают завершающий удар томпачтовиков. Повторяю, товарищи, успех операции, как никогда, зависит от четкости взаимодействия, от того, насколько вам, командирам групп, удастся точно выдержать график времени. Вопросы ко мне?..

Большое и ответственное боевое задание поручалось Михаилу Борисову — не только участвовать в сложной воздушной операции, но и руководить ее составной частью — атакой топмачтовиков. Задание осложнялось тем, что в нем участвовали молодые летчики, которые, за исключением командиров звеньев Башаева и Давыдова да старшего летчика Мифтахутдинова, еще не были как следует обстреляны. Да и у командиров звеньев опыт был невелик. А у него самого?.. Верно, он уже побывал а десятках жарких схваток, управлял атакой пары, двух пар, а однажды шестерки торпедоносцев, когда «показывал войну» в районе Мемеля прибывшему пополнению. Но разве те бои можно было сравнить с его новой ролью, с тем, что ожидало сейчас? Своего опыта и знаний не хватало, и Михаил пошел за советом к командиру эскадрильи.

Мещерин с полуслова понял, что волнует Борисова, и, взяв лист бумаги, карандаш, еще раз объяснил все элементы и фазы предстоящего полета и боя.

— А помнишь, Михаил, я когда-то сказал, чтобы ты был готов заменить меня? Такое время настало, и я рад за тебя. Вырос ты! Быстро вырос, всего за три месяца стал боевым командиром-летчиком. Приняли в партию. Все это очень хорошо! Но позволю кое-что посоветовать из собственного опыта. Помни, Миша, в бою командиру дается необычайно большая власть — распоряжаться жизнью людей. Обрати внимание: не чем-нибудь, а жизнью! Ответственность за эти жизни перед людьми, перед их родными на твои плечи ложится преогромная! Поэтому мой совет тебе: пользуйся этой властью разумно. Твоя главная задача в бою — побольше уничтожить фашистов и сохранить своих летчиков. Чтобы достичь этого завтра, ты должен совершенно точно определить время начала атаки. Оно зависит от штурмовиков, от их удара. Если бросишься в атаку раньше Степаняна, зенитки расстреляют тебя и твоих ребят. Если запоздаешь, они оправятся после удара штурмовиков и опять-таки расстреляют тебя. Следовательно, все твое внимание — на штурмовиков! Следи за их маневрами! — Мещерин поморщился от боли, потом потрогал забинтованную голову. — Как жаль, что меня не будет с вами! — сказал он с тоской. — А ты выход из боя продумал?.. Как не совсем? Выход из боя — тоже его фаза и не менее ответственная, чем атака. Не забывай Ковалева! Его сбили на отходе. Значит, должен заранее продумать несколько вариантов. Конечно, поступать будешь в зависимости от обстановки. Не горячись. Береги летчиков. Жду с победой!..

10

То декабрьское утро выдалось на редкость морозным и ясным, К обеду туманная дымка рассеялась, и серия ракет с командного пункта возвестила о начале операции. Огромный аэродром загудел, как пчелиный улей. В небо устремились первые самолеты-разведчики.

Чтобы обеспечить скрытность полета и внезапность атаки, ударные и обеспечивающие группы следовали к Либаве разными маршрутами, поэтому взлетали не в одно время. Самый дальний путь был у топмачтовиков: через Ригу в обход, с севера Курземского полуострова. Они и вылетали первыми.

Михаил Борисов привычно осмотрел полосу и уверенно двинул секторы газа — моторы взревели на полной мощности, самолет качнулся и, наращивая скорость, тронулся с места, пошел на взлет. Скорость набиралась очень медленно — сказывалась перегрузка; полная заправка горючим и полторы тонны авиабомб — «тоннка» и «полутоннка». Взлетная полоса уже кончалась, когда переднее колесо перестало стучать кольцами амортизационной стойки, приподнялось, шасси оторвались от бетонки и торпедоносец повис в воздухе. Заученным движением летчик убрал шасси и проследил, как колеса спрятались в мотогондолы, потянул штурвал, переводя машину в набор высоты; потом, не торопясь, установил моторам нужный режим работы, проверил показания приборов — все делал он почти механически, как сотни раз при каждом взлете. От такого постоянства где-то в глубинах его сознания выработалось настолько устойчивое восприятие положения стрелок на многочисленных приборах, что он на них фактически не обращал внимания, если, конечно, не было отклонений от нормы. Наоборот, именно отклонения сразу заявляли о себе, бросались в глаза. Поэтому Михаил тотчас увидел, что стрелка термометра, измеряющего температуру головок цилиндров, стоит на нуле, но прибор барахлил не впервые, и Борисов не испугался. Но в памяти отметил. Настроение его было отличным. Он с видимым удовольствием оглядывал открывающиеся с высоты дали местности, дымку у горизонта, серо-голубые небеса.

Справа качнулась консоль пристроившегося самолета Мифтахутдинова. Борисов посмотрел на него одобрительно и приветливо кивнул головой; порядок!

Щелкнуло в головных телефонах, Демин возбужденно кричал:

— Командир! У меня турель не работает!

— Как так не работает? — забеспокоился летчик (турель — это кормовая башня с двумя крупнокалиберными пулеметами, охранявшими заднюю полусферу). — А на земле проверял?

— Проверял! Работала как зверь! А сейчас не двигается.

— Осмотри. Может, что попало под шестерни?

— Смотрел! Вручную работает, а от электричества нет!

— Вот и крути, курья голова!

Конечно, всякая неисправность, даже такая мелкая, как у Демина, в полете нежелательна, но не прекращать же из-за нее боевое задание! Борисов похмыкал, оглянулся — ведомые пристроились, группа подходила к середине лётного поля, и из чувства озорства он покачал крыльями над стартом. Ведомые восприняли покачивание за сигнал «Ко мне1». Пристроились к ведущему плотным клином и вслед за ним взяли курс на север к Риге.

— Командир! Истребители свои места заняли! В строю — двадцать пять самолетов! — в голосе радиста звучали нотки гордости. Она была понятной: экипажу Борисова еще не приходилось летать во главе такого большого количества самолетов.

Ближе к торпедоносцам повисла шестерка «яков» непосредственного прикрытия. Командовал ими капитан Чистяков, По должности Чистяков, как и Борисов, был заместителем командира эскадрильи, уже много раз летал с Михаилом, и между летчиками установились добрые уважительные отношения.

— Демин! — весело позвал Михаил радиста. — Ну, как твоя турель? Крутится?

— Я ж докладывал, крутится вручную.

— Вот и крути до мозолей, чтоб впредь перед вылетом все проверял как следует!

— Так, товарищ командир…

— Разговоры! Смотреть за воздухом! Подходим к фронту!

Внизу за заснеженным лесным массивом блеснула льдом широкая лента замерзшей Даугавы. Правый ее берег встопорщился многоэтажными зданиями и развалинами, взметнулся острыми пиками кирх, затемнел городскими кварталами — Рига! Слева за городом виднелись серые воды Рижского залива.

Так близко пролетать над Ригой Михаилу не приходилось, и ему захотелось получше разглядеть этот древний город. Летчик не ведал, что с этим городом в недалеком будущем будет связана его жизнь: после Победы он станет здесь слушателем Высших офицерских курсов, найдет свое единственное на земле счастье. А пока, не зная судьбы, он летел драться за будущее счастье свое и всех советских людей…

— Двадцать седьмой! Двадцать седьмой! — надрывался кто-то в эфире, вызывая ведущего. — У меня отказал правый мотор.

«Этого еще не хватало!» — подумал Михаил и включил рацию:

— Я — Двадцать седьмой! Кто меня вызывает? Что с мотором?

— Обрезает и белые хлопки. Держаться в строю не могу. Разрешите прекратить полет? Я — Двадцать четвертый! Прием!

«Двадцать четвертый — это ж Валентин Полюшкин! Вот уже действительно не повезло ему! Белые хлопки, — значит, прогар поршня. Лететь дальше нельзя. Экая досада, в бою еще не были, а один выпал. Осталось семь… Семеро смелых!»

— Двадцать четвертому! Сбросить бомбы на «невзрыв» и возвращаться. Как поняли? Прием!

— Вас понял, Двадцать седьмой! Выполняю! Удачи вам, ребята!

— Спасибо! Будь повнимательнее, Двадцать четвертый! После посадки доложите! Прием!