Бунтарка и Хозяин Стужи - Марина Эльденберт

до меня. – Нет, Ливия не пострадала, но могла.

Голос показался знакомым, а еще в нем послышался укор.

Что произошло? Мысли ворочались тяжело, но еще более тяжелой ощущала я сама себя: даже пошевелиться не могу, не то что поднять голову. Но, кажется, придется. Особенно после следующего замечания:

– Мне бы хотелось, чтобы после обмена силой в сознании оставались мы оба.

Этот голос я узнала безошибочно.

Снежный!

И сразу пришло воспоминание о том, что произошло. Широко распахнув глаза, снова натолкнулась на его взгляд, который потемнел, ударившись о мой. И только потом заметила, что мы не одни: сложив руки на груди, рядом с моей постелью стоял нахмурившийся Каэтан, явно недовольный положением дел. Что же касается его величества, то он не просто стоял на ногах, но был вполне себе бодр и весел. Ладно, с весельем я погорячилась, потому что его взгляд сумрачен, как предвестник снежной бури, но в остальном… с ним все хорошо.

Я же напоминала себе выжатую досуха тряпочку.

– Выйди, – скомандовал король, и Каэтан беспрекословно подчинился.

Правда, его чемоданчик остался стоять на столе, значит, он собирался вернуться. Лучше бы не выходил…

Последнее, что я помнила, – как пыталась вытащить его величество из непроглядной тьмы и как он на меня набросился, после чего уже меня затянуло во тьму.

– Не стоило так опрометчиво рисковать, приближаясь ко мне, – выдал он.

Да пожалуйста! Прямо так и хотелось ответить, но в этот момент Снежный опустился на мою кровать, и во мне закончились слова. Зато возродились эмоции, и все не сказать чтобы приличные, потому что его ладонь накрыла мою, после чего он перевернул ее и поднес мои пальцы к губам.

– Ты спасла мне жизнь. Спасибо.

У меня точно не слуховые галлюцинации? Правда-правда? А то, может, я уже того, и мне все это чудится? Но нет, я определенно не того… потому что его сильная ладонь неожиданно согрела мои пальцы. И это прикосновение… определенно лишнее. Особенно когда я в лежачем положении… То есть полулежачем – под спиной и головой ворох подушек, но дела это не меняло.

Осторожненько извлекла пальцы из ладони его величества и убрала руку. Правда, толку от этого мало, Она все равно горела. Пылала.

– Что произошло? – спросила, покосившись на сидящее величество.

Ему не говорили, что по этикету такое недопустимо? А то как меня отчитывать, так всегда пожалуйста, а сам на этот этикет… айсберг положил.

– Ты делилась со мной силой, но я был слишком слаб. Поэтому, когда почувствовал твой огонь, твою силу, набросился на тебя. Этого я не помню. Помню только, что видел твой свет… – Он снова потянулся к моей руке, и я от греха подальше сунула ее под одеяло.

Теперь, чтобы дотянуться до второй, ему пришлось бы перегнуться через меня, а этого этикет совершенно точно не вынесет. Даже при том, что его уже придавило айсбергом.

Так и не получив мою руку, Снежный слегка нахмурился, но все же продолжил:

– Ослепительный. Яркий, как солнце. Как сама жизнь. А в себя я пришел после того, как меня от тебя оторвали. Мои братья. Каэтан… был слегка раздосадован.

Какой-то слишком откровенный разговор у нас получается.

Закусив губу, спросила:

– А что было бы, если бы не оторвали?

Снежный нахмурился сильнее.

– Вероятно, тебя бы не стало. Но это больше не повторится, Ливия. Каэтан со своим помощником займется изучением твоей особенности, в том числе и нашей связи. Я буду лично контролировать исследования, поэтому можешь не сомневаться, твоей жизни больше ничто не угрожает.

Я ему верила. А еще была рада, что он жив. Настолько, что впору опасаться за собственное благоразумие. Нет, радоваться тому, что ты спасла жизнь, – это нормально. Ненормально радоваться так: когда смотришь на мужчину, а сердце начинает заполошно колотиться. Когда понимаешь, что с ним все в порядке, и осознание этого разгорается внутри непонятным чувством, имя которому я подобрать не могла.

Не могла и не буду, лучше не надо.

– И как разорвать эту связь.

– Что? – Снежный посуровел.

– Как разорвать нашу связь, – повторила. – Вряд ли вы будете счастливы, если всю оставшуюся жизнь придется зависеть от меня. Даже если найдете способ, как превратить меня в ваше личное солнышко на веки вечные.

И что ему на этот раз не понравилось? Величество превратилось в снеговую тучу.

– Ты права. – Он поднялся. Вот и хорошо!

– О нашем секрете знают только мои братья, Каэтан и его помощник. Говорить об этом кому-то еще я запрещаю.

Запрещает он!

– Как скажете, – согласилась. Глаза Снежного превратились в две узкие щелки, и я добавила, сложив руки на груди: – Ваше величество. – Вроде все по этикету, но получилось язвительно.

Какое-то время мы смотрели друг на друга и молчали, но в нашем молчании мне чудилось гораздо больше слов, чем в самом яростном диалоге.

Потом Снежный все же произнес:

– В таком случае возвращаю вас Каэтану. Ливия, – он сделал акцент на моем имени точь-в-точь с интонацией, что и я на его титуле. – Доброй ночи. – И ушел.

Я перевела взгляд на окна. Портьеры не были прикрыты, и из-за них просачивался лунный свет, подогреваемый пламенем свечей и огнем, разгулявшимся в камине. Впрочем, долго любоваться небом над Эрнхеймом не получилось: вернулся целитель.

Каэтан снова осмотрел меня, поинтересовался, не вспомнила ли я что-то. Кивнул в ответ на мое короткое сообщение об ужине, порекомендовал больше отдыхать и тоже удалился, оставив меня с восстанавливающим силы зельем со снотворным эффектом, которое нужно запивать большим количеством воды.

Приняв лекарство, я укрылась пледом и, прокручивая в памяти сегодняшний бесконечный день, думала о том, что и мне не помешало бы во многом разобраться. Например, в том, как работает моя магия, и так ли она мала, как я всегда считала?

Его величество сказал, что был слишком слаб, но это не так. Он был почти мертв.

Что первый, что второй раз, причем сейчас даже больше. Если мне хватило сил дважды вернуть к жизни самого могущественного в Драэре Снежного, на что еще я способна? Что ж, пока живу здесь, у меня будет доступ к библиотеке Эрнхейма. А значит, и доступ к знаниям, о которых можно только мечтать. Откладывать надолго не буду, прямо завтра и займусь.

На этой мысли, видимо, подействовало усыпляющее зелье, потому что веки стали тяжелыми. Обняв подушку покрепче, я провалилась в сон.

Хьяртан-Киллиан Эртхард

Уходить из ее спальни не хотелось, но Ливия нуждалась в отдыхе, а у него остались незаконченные дела. Некоторые могли подождать, другие не терпели