Том 3. Осада Бестерце. Зонт Святого Петра - Кальман Миксат

У всех присутствующих вырвался возглас удивления.

— О благородная душа! — воскликнул Пружинский, поднимая глаза к небу.

На лицо адвоката набежало облако. Но Аполка, вскочив со стула, подбежала к постели графа и, вне себя от радости, бросилась на колени и стала целовать ему руки:

— Чем я заслужила такую милость, чем?

Больной высвободил одну руку и, погладив девушку по голове, голосом, полным любви, произнес:

— Встаньте, графиня Аполлония! Только, пожалуйста, без сентиментов, никаких сентиментов…

Аполка разрыдалась от радости; она и мечтать не смела о таком счастливом исходе — она не только избавлялась от грозившей ей опасности, но вдобавок еще становилась графиней! Не помня себя от счастья, в неожиданном порыве она бросилась на шею адвокату:

— Вот видишь, Милослав, как добр господь бог!

— Что это за манеры, Аполка? — гневно прикрикнул на нее граф. — Я не хочу, чтобы ты хоть на минуту забывала, кем ты отныне будешь!

Краска залила матово-бледное лицо адвоката. Он вскочил со стула.

— Ваше сиятельство, соблаговолите сперва выслушать меня.

— Говорите, amice! Ведь я для того и пригласил вас, чтобы вы говорили.

— Однако для моего заявления не нужно стольких свидетелей.

— Черт побери, что же такое вы собираетесь мне сообщить? Ну, ладно, Пружинский и вы все, выйдите на минутку. Аполлония, вы тоже удалитесь в свои апартаменты.

— Аполлонии как раз лучше остаться. Все, кроме девушки, вышли из комнаты.

— Итак, чего же вам угодно, сударь?

— Я хотел сообщить вашему сиятельству, что я прибыл не только как адвокат…

— Вот как?

— …но и как проситель.

— Ах, вот оно что! — удивился граф. — И что же вы просите?

— Аполку.

— Аполку! Зачем?

— Я хочу на ней жениться, — просто отвечал тот. Аполка в испуге закрыла лицо руками. Ей казалось, что после этих слов огромный замок сейчас обрушится на них, и даже померещилось, что свод уже треснул и с потолка сыплется штукатурка…

Больной в ярости вскочил, хотел было схватить адвоката за горло, но пошатнулся и повалился на подушки.

— Вы что, с ума сошли? — крикнул он. — Да как вы смеете?! Но Тарноци ничуть не испугался, он невозмутимо играл лентой на своей шляпе.

— Я люблю ее, и это придает мне смелость… И мне кажется, она тоже любит меня.

— Это невозможно! — хрипел граф Иштван. — Скажи ему ты сама, Аполка.

Аполка вдруг уронила наперсток и стала искать его повсюду, словно в целом мире не было для нее дела важнее. Она заглянула даже под кровать, досадливо сетуя: «Куда это он мог закатиться? Вот противный наперсток!»

— Что же ты не отвечаешь, Аполка? Да брось ты к чертям этот наперсток! Не лазь и не ищи его! С ума ты сошла, что ли? Неужели ты можешь покинуть меня, моя букашечка? — нежным, умоляющим голосом взывал больной граф. — Чтобы ты стала женой какого-то адвокатишки! Ни за что! Вели и выдам тебя замуж, так за герцога. И не за какого-нибудь там валахского или немецкого, а, по крайней мере, за одного из Эстерхази. Да и тот еще поблагодарит меня. Ну, что ж ты не отвечаешь, Аполка?

Бедняжка молчала, словно язык проглотила. Она стояла, опустив глаза, словно все еще искала свой наперсток.

— Аполка, — обратился к ней адвокат, и в его голосе звучала тревога и мольба, — так, значит, ты меня больше не любишь? Наберись смелости и скажи правду.

Девушка вздрогнула, подняла свою прекрасную головку и, словно в забытьи, восторженно произнесла:

— Я люблю тебя, всегда любила. Всякий день я думала о тебе, посылала тебе привет с каждым облачком, с каждой ласточкой.

Милослав радостно кивал головой:

— А я каждый день получал твои приветы от облаков, от ласточек.

— Глупости! — хмуро оборвал их граф Иштван. — Этому не бывать! Детское увлечение непрочно, как мартовский снег. Мне очень жаль, господин адвокат, что вы потратили даром время, приехав сюда! А господину Памуткаи я дам нагоняй за то, что он изо всех жолненских адвокатов выбрал именно вас, хотя их в городе как собак нерезаных. А может быть, вы даже и не адвокат?

— Нет, я — адвокат. После смерти отца я открыл свою контору. А господин Памуткаи не виноват, ведь я сам вызвался поехать к вам. Я хотел поговорить с вами и вернуться домой со своей невестой…

Смелость молодого человека начинала забавлять хозяина Недецкого замка. «Черт побери, да это какой-то оригинал, — подумал он, — любопытный субъект. Если так и дальше пойдет, может выйти презабавная история».

— Должен вас огорчить. Домой вы поедете с пустыми руками.

— Но ведь вы, ваше сиятельство, слышали, — Аполка сама заявила, что любит меня.

— Пустяки! Я уже сказал, что за вас ее не выдам, и все!

— Сударь! — воскликнул адвокат сдавленным от волнения голосом. — В Венгрии существуют законы!

На губах магната заиграла презрительная усмешка:

— Еще бы!

— И вы не имеете никакого права удерживать ее. Ведь вы ей ни отец, ни опекун.

— И тем не менее я могу ее удержать у себя. Она — военная заложница в моем замке. Вместо другой дамы. Привезли вы с собой ту даму?

— Ах, вот как! Военная заложница? — Теперь уже адвокат усмехнулся иронически. По-видимому, ему была известна история с заложницей.

— Да-с, пока что она — военная заложница, но вскоре станет графиней Понграц. А вам, молодой человек, я советую поскорее покинуть замок.

Тарноци упрямо покачал головой:

— Без девушки я не сделаю отсюда ни шагу. Идем, дай мне руку, Аполка!

С этими словами адвокат подошел к девушке, которая стояла, прислонившись к буфету, белая, как фарфор на его полках.

— Берегитесь, domine, это не кончится добром, — добродушно предупредил его граф. — К чему вся эта комедия?

Но Тарноци не собирался отступаться: он обнял девушку за плечи и увлек ее за собой к выходу. Аполка, как во сне, нерешительно сделала несколько шагов, потом обернулась и с мольбой устремила на графа затуманенный взгляд:

— Не сердитесь на меня. Я не могу иначе. Я люблю его и принадлежу ему!

Откинув голову назад, Понграц расхохотался. Это был страшный, душераздирающий хохот сумасшедшего. Потом, вынув из-под подушки белый костяной свисток, он поднес его к губам.

На резкий свист распахнулись две скрытые коврами двери, и четверо стражников, вооруженных алебардами, бесшумно вступили в комнату.

— Телохранители! — ровным голосом приказал граф. — Схватить этого человека и бросить его в подземелье. Смотри, Маковник, ты мне головой отвечаешь за него!

Маковник и его присные набросились на адвоката; напрасно тот протестовал против такого вопиющего нарушения свободы личности. Правда, он отбивался кулаками от вооруженных телохранителей Понграца и так огрел Маковника, что у того на виске лопнула какая-то жилка и левый глаз налился кровью и вылез из орбиты. Но все было тщетно: здоровяки-телохранители в конце концов скрутили непокорного адвоката и, несмотря на мольбы Аполки, бросили его в каземат, из которого несколько лет назад Эстелла так хитроумно вызволила Кароя Бехенци.

На шум свалки сбежались все приближенные графа. Пружинский проводил еле державшуюся на ногах Аполку в ее покои, а граф обрушился на Памуткаи:

— Ты осел, полковник! Немедленно отправляйся в город и привези мне другого адвоката.

Памуткаи бочком, бочком покинул кабинет графа, сел в господскую бричку и снова помчался в Жолну. На сей раз он был предусмотрительнее и захватил с собой сразу двух адвокатов, чтобы было кому составить прошение на имя короля об удочерении Аполки графом.

* * *

Все маленькие городки в известном смысле похожи друг на друга: в каждом из них есть свой знаменитый адвокат, умом которого все восторгаются; есть самый красивый дом, от стен которого на прохожих так и веет величием и достоинством; есть легкомысленные женщины, а есть — красивые и неприступные; есть самый богатый торговец, об огромном состоянии которого толкуют на всех перекрестках; есть и диктатор мод — галантный кавалер, костюм и манеры которого — образец для всех и который, если он знаменит, даже после смерти находит подражателей, старающихся столь же небрежно, как он, помахивать тростью и так же изящно приподнимать шляпу, приветствуя дам. Такие модные повадки, манеры и гримасы нередко владеют умами нескольких поколений еще много лет спустя после смерти человека, их породившего, хотя он отнюдь не был ни знаменитым оратором, ни актером.

Всякий городок, как бы мал он ни был, даже такой, как Жолна, — это особый мирок, где достаточно впечатлений, действующих на все пять чувств, которыми наделила человека природа. Пусть эти происшествия, трагедии, конфликты по своим масштабам весьма незначительны, но ведь и они волнуют людские сердца. Вот, например, городского советника Яноша Малинака не пригласили на бал к губернатору — и для Жолны это такое же важное событие, как, скажем, оскорбление, нанесенное французским посланником прусскому королю! Бедная госпожа Малинак чуть с ума не сошла от стыда. Большую сенсацию произвело, пожалуй, только появление в городе войск графа Понграца. Зато исчезновение из города Аполки прошло в Жолне совершенно незамеченным.