Дела семейные - Рохинтон Мистри

— Не огорчайся, — утешил его Вилас. — Письмо — как духи, не обязательно вылить на себя целый флакон, достаточно и капельки, чтобы получить удовольствие. Так и слова — достанет и немногих.

Но Суреш был настроен скептически. Вилас начал разбирать каракули деревенского писца. Вначале шли пожелания успеха, доброго здравия и благоденствия, но дальше в письме описывалось, с какой радостью слушала семья письмо от Суреша: «Такое красивое письмо, — радовались родственники, — мы будто побывали вместе с тобой в городе, увидели, как ты живешь, съездили с тобой на электричке в твой книжный магазин, посмотрели, как ты работаешь. В каждой строчке слышался твой голос, вот какой удивительной силой обладает слово».

Когда чтение закончилось, Суреш сиял от гордости.

— Всего одна страничка, — сказал Вилас, — а сколько радости она тебе доставила!

Суреш начал рассказывать соседям про удивительного писца, который донес его мысли и чувства до семьи в далекой деревне. Прошло совсем немного времени, и писание писем из дружеской услуги превратилось во вторую профессию Виласа, в работу по совместительству. Усевшись на ступеньках магазина «Джай Хинд», клиенты с завистливым восторгом следили за каллиграфическими упражнениями Виласа, как голодные наблюдают за пиршеством, безо всякой надежды быть приглашенными.

Время от времени Йезад уговаривал Виласа повысить расценки. Но Вилас не соглашался: выше цены — меньше писем, к тому же он постепенно начал рассматривать свое занятие как форму социальной работы. Если он не будет писать писем, клиенты вполне могут обратиться за помощью в ячейку Шив Сены, где их накачают гнусной пропагандой индусского шовинизма, а то и завербуют, обучат методам политического убеждения при помощи камней и дубинок, искусству побеждать в дебатах, ломая оппонентам кости.

— Но, честно говоря, мне нравится писать письма. Меня это увлекает.

— Больше, чем твоя театральная труппа? — спросил Йезад, который не раз выслушивал восторженные рассказы Виласа про любительское театральное общество.

— С этим хобби покончено. В общество пришли новые люди, которым кажется, будто они все знают. Проводят семинары, организуют теоретические дискуссии — это не для меня.

А роль писца действительно давала ему удовлетворение — и чем дальше, тем больше. Перед Виласом раскрывались все стороны жизни его клиентов: рождение ребенка, семейная свара из-за денег, оставшаяся в деревне жена спуталась со старостой, умер больной отец, потому что до ближайшей больницы ехать двое суток по проселочной дороге, брат попал в аварию, но поправился и теперь снова дома.

И он, Вилас, записывая и прочитывая разворачивающуюся перед ним драму семейных дел, не имеющую конца трагикомедию жизни, сознавал, что из совокупности писем складывается картина, видеть которую удостоен один он. Он давал переписке течь через сознание, отдельные эпизоды сами находили себе место — как цветные стеклышки в калейдоскопе. Случайные события, бесцельная жестокость, необъяснимая доброта, внезапная беда, нежданная щедрость… Вместе взятые, они образовывали некий узор, невидимый иначе. Если бы можно было читать письма всего человечества, составлять бесчисленные ответы за всех людей, он бы увидел мир глазами Бога — и смог бы его понять.

— Самое прекрасное, — говорил он Йезаду, — что у меня появляется такое множество готовых семей. Я участвую в их жизни — в роли дядюшки или дедушки, который все про всех знает. Ну разве это не замечательно?

— Мне хватает мороки с одной семьей. Если у тебя есть время, напиши письмо и за меня.

— Давай, — согласился Вилас. — А кому? Богу?

— Моему шурину и золовке. Эти сукины дети отравляют мне жизнь. Сидят вдвоем в огромной квартире, не зная чем занять себя. Он убивает время на бирже, она-в храме огня. И не могут присмотреть за несчастным отцом. Вместо них надрывается моя жена. В доме негде повернуться, старику каждую ночь снятся кошмары, от которых и мы просыпаемся.

— Терпение, — сказал Вилас, — в конце концов, осталось десять дней, потом тесть вернется к себе, а их жизнь вернется к норме.

— Большое спасибо за ценный совет, — фыркнул Йезад. — И откуда у тебя такая мудрость?

— От писания писем. Я пишу письма, следовательно, я существую.

— Ну, разумеется. Увидимся, мсье Ране.

И Йезад двинулся обратно в магазин.

Стальные жалюзи все еще опущены, мусор не убран со ступенек. В магазине темно. Йезад включил свет. Пыль не стерта, чай не заварен.

— Хусайн! Ты где? Сахиб с минуты на минуту будет!

Хусайн сидел на полу в дальнем углу подсобки.

Обхватив руками подтянутые к подбородку колени, смотрел в стену. Когда Йезад приблизился, он поднял голову и слабо улыбнулся.

— Давай, Хусайн, берись за дело!

Хусайн опять уставился в стену.

— Простите, сахиб, сегодня я никак…

Йезад вздохнул, глядя на небритого старика в рубашке и штанах цвета хаки. Воротник обтрепан, штаны истончились на коленях. Пора выдать ему новую форму. Хотя какая это форма — просто Капур периодически покупал для Хусайна пару рубашек и две пары штанов.

Йезад заколебался, не зная, как ему быть: то ли поднять Хусайна на ноги, то ли дождаться мистера Капура. Хусайна взяли на работу в «Бомбейский спорт» три года назад, после погромов, связанных с мечетью Бабри Масджид. Тогда «Комитет единения» призвал представителей деловых кругов оказать помощь пострадавшим. Капур был в числе тех, кто откликнулся. Время от времени на Хусайна находило, и он впадал в депрессию: Капур осторожно и терпеливо помогал ему прийти в себя.

Иной раз бывало, что Хусайн раздражал Йезада своей бестолковостью, но Йезад терпел, помня, что тому пришлось пережить, — трущобный квартал Энтоп-Хилл, подожженный бесчинствующими фанатиками… Хусайн и его соседи-мусульмане видели, как спичками вспыхивают их дома… Хусайн метался в поисках жены и трех сыновей, не знал, где они… потом четыре пылающие фигуры выбежали из горящего дома, размахивая дымящимися руками, пытаясь сбить огонь… а погромщики плеснули на них керосином из канистр… на жену и детей Хусайна…

Йезада заколотило во мраке подсобки.

— Как насчет чаю, Хусайн? — спросил он. — Ты же сегодня еще не пил чай?

— Чай, не чай, все равно, сахиб.

Почему в эти дни чернейшей депрессии Хусайн приходит на работу, чтобы сидеть, забившись в темный угол? — думал Йезад. Капур заверил его, что он не потеряет в зарплате, если не выйдет на работу, когда нездоров. Скорей всего, потому, что как раз в этом состоянии Хусайн нуждается в обществе тех, кому может довериться.

Зазвонил телефон. Хусайн не шелохнулся в своем углу. Впрочем, он и в лучшие времена неохотно брал трубку, побаиваясь ее разверстой пасти. Инструмент пугал его своей способностью приносить бестелесные голоса. Хусайн и собственный голос направлял в трубку настороженно — кто его знает, где в конечном счете окажется его голос?

Йезад взял трубку на пятом звонке — звонил Капур.

— Алло, Йезад. Извините, вы с клиентом были заняты?

— Нет, с Хусайном. Он сегодня в подсобке засел.

— Аре, бедняга. Опять плохой день? О’кей, пусть приходит в себя.

— А как быть со счетами, которые нужно доставить?

— Завтра, Йезад. Или послезавтра, не важно. — Капур торопился закончить разговор, но все-таки добавил:-Я буду попозже. Часа в три. Срочное дело-расскажу потом. Приглядывайте там за Хусайном, о’кей? Всего.

Йезад положил трубку, торопливо защелкал выключателями, зажигая свет, наспех привел в порядок витрины и стенды. На половину десятого назначена встреча. Нет в мире справедливости, думал он, менеджер должен заниматься уборкой.

Клиент появился, когда он поднимал стальные жалюзи. Мистер Мальпани из корпорации «Альянс» остановился перед дверью, взглянул на ручные часы, перевел взгляд на длинный металлический шест в руках Йезада.

— Доброе утро, мистер Ченой, вас можно поздравить с повышением? — Он посмеялся собственной шутке.

Йезад ответил вежливой улыбкой, подумав, что Мальпани все больше становится похож на мангуста. Хитрые глазки на остром личике оглядели магазин, будто высматривая, что тут можно высмеять. Йезад провел его к своему столу, предложил стул и, извинившись, вышел помыть руки.

Когда он вернулся, мистер Мальпани просматривал бумаги на его столе и даже не счел нужным прервать свое занятие, пока Йезад не сел напротив него.

— Значит, вы все подготовили, мистер Ченой?

Йезад кивнув, раскрыл папку и еще раз прошелся по готовому контракту. Терпеть он не мог этого человека, не выносил его с тех самых пор, как тот намекнул, в обычной своей елейной манере, что они оба могли бы малость подзаработать, если бы Йезад играл по правилам. Единственная причина, по которой Йезад не потерял контракт со спортивным клубом, — мистер Капур был дружен с исполнительным директором «Альянса».