Левая Рука Бога - Пол Хофман

10

Капитан Брамли велел просто связать мальчикам руки и позволил им идти, а при необходимости бежать за лошадьми. ИдрисаПукке, однако, в наказание не отвязали от седла и в ответ на его ернические мольбы позволить ему, как девочке, ехать «в объятиях» одного из всадников, сидя впереди него в седле, надавали пинков ногами.

Лагерь разбили приблизительно за полчаса до наступления темноты. Рибу оставили не связанной под надзором всадника, которого Брамли грозно предупредил не прикасаться к ней. Это были суровые мужчины, делавшие много такого, о чем слишком неприятно говорить, однако для большинства из них подобное предупреждение было излишним. Конечно, имелись и такие, кто был бы не прочь надругаться над красивой девушкой, но их было совсем немного, а всех остальных воинов Риба, казалось, обворожила своим щебетаньем и шутками, своим безыскусным флиртом и тем, как она в изумлении, с широко открытыми глазами слушала бесконечные истории, которые они наперебой ей рассказывали.

Несмотря на сочувственные взгляды, которые Риба изредка бросала на мальчиков, она держалась от них в стороне, поскольку ей ясно дали понять, что при малейшей попытке заговорить с ними ее тотчас свяжут.

Теперь вместо нее компанию мальчикам составлял ИдрисПукке: все четверо были привязаны к оси повозки, присоединившейся к отряду всадников вскоре после того, как ребят захватили в плен. Мальчиков накормили — в отличие от ИдрисаПукке, которому вместо отварной солонины и пресных лепешек дали очередного пинка. Они были настолько голодны, что принялись глотать пищу, почти не жуя, как собаки.

— Как насчет того, чтобы поделиться? — спросил ИдрисПукке.

— С какой стати? — ответил Кляйст с набитым ртом.

— Ну, хотя бы в благодарность за то, что я заступился за вас, когда этот ублюдок Брамли хотел скормить ваши кишки прожорливым пескам Коросты.

Кляйст поспешно проглотил остатки еды.

— За то, что было днем, спасибо, а тут — извини.

Двое других оказались более великодушны, пусть Кейл и угостил ИдрисаПукке хлебом лишь потому, что хотел кое о чем его расспросить.

В отличие от мальчиков, ИдрисПукке ел хлеб и ту малость солонины, что выделил ему Смутный Генри, не спеша.

— Ты знаешь что-нибудь об этой резне? — спросил Кейл.

— Я? — отозвался ИдрисПукке. — Сам собирался у вас спросить. — Он тщательно разжевал маленький кусочек хлеба. — Вы правда собирались помочь Випону?

Смутный Генри и Кейл молча переглянулись.

— Мы как раз думали, как поступить, — признался Кейл.

— Очень благоразумно. Всегда хорошенько думайте, прежде чем оказывать кому-то услугу. Это мой вам совет. На месте вашего друга, — он кивнул на Кляйста, — я бы им воспользовался.

— Ты бы остался без ужина, если бы им воспользовались они.

ИдрисПукке тихо рассмеялся.

— Не такой уж равноценный обмен: два кусочка хлеба за три жизни. Я бы сказал, что вы все еще у меня в долгу.

— Но мы ничего не можем для тебя сделать, — заметил Смутный Генри.

— Сейчас — наверное, но в будущем я, вероятно, востребую долг и рассчитываю на ваше благородство.

Кейл рассмеялся.

— А сам-то ты благородный человек?

— Если бы это было не так, ты сейчас не смеялся бы.

Смутный Генри счел за благо сменить тему.

— Как ты думаешь, что они с нами сделают?

ИдрисПукке пожал плечами:

— Отведут в Мемфис. Если Випон выживет, с вами все будет в порядке. — Он улыбнулся. — До тех пор, пока вы будете придерживаться своей легенды.

— А если не выживет? — не унимался Смутный Генри.

— Тут как повезет. Могут отдать под суд, а могут бросить в коллектор.

— А что это?

— Такое место, где о вас напрочь забудут.

— Но мы ничего не сделали, — сказал Кейл.

— Догадываюсь. — ИдрисПукке снова рассмеялся. — Только им это говорить бессмысленно.

— Как ты думаешь, кто убил тех людей?

ИдрисПукке подумал.

— В отдаленных районах Коросты масса хулиганов, но мало кому из них придет в голову нападать на вооруженное посольство Матерацци.

— А это кто?

— Господи милосердный, вас там что, ничему не учили? — Вся троица уставилась на него ничего не выражающими взглядами. — Видимо, так и есть. Семейство Матерацци правит Мемфисом и окружающими его землями до Коросты на севере и до Великой Излучины на юге, о которых, как я вижу, вы тоже никогда не слыхали.

— А Мемфис — как он выглядит?

— Великолепно. Величайшее шоу на земле. Нет ничего такого, чего не было бы в Мемфисе, чего там нельзя было бы купить или продать, нет такого преступления, какое не было бы там совершено, такой еды, какую бы там не едали, таких порядков… — он сделал паузу, — какие бы там не практиковались. Там, пока тебя не убили или не забыли о тебе, живешь в свое удовольствие — разумеется, если у тебя есть деньги.

— У нас их нет, — сказал Кейл.

— Тогда вам надо их раздобыть. В Мемфисе без денег ты не имеешь никакой силы, а если ты ее не имеешь, то очень скоро найдется сила на тебя.

— Что ты…

— Хватит вопросов. Я устал, и мне надоело. Поговорим утром. — Он подмигнул. — Если я еще буду здесь. — С этими словами ИдрисПукке повернулся на бок и через пять минут захрапел.

Мальчики решили, что он пошутил, как это часто уже бывало и каждый раз ставило их в тупик, но, когда они проснулись на следующее утро, ИдрисПукке действительно исчез.

Капитан Брамли был в ярости и принялся жестоко избивать ребят, однако, хотя они почувствовали себя гораздо хуже, ему от этого лучше, похоже, не становилось. Риба бросилась к капитану и стала умолять его прекратить избиение:

— Зачем бы им помогать ему бежать, если сами они при этом остались? — в отчаянии воззвала она. — Это же глупо!

Мальчики, привычные к несправедливости, стоически молчали, лишь старались прикрыть самые уязвимые места от сапог капитана Брамли. На счастье, тот был, скорее, сквернословом и буяном, нежели искусным садистом, с какими приходилось иметь дело им.

Несправедливость была знакома мальчикам в той же степени, что и обыкновенная вода, не в последнюю очередь по той причине, что, перед тем как приступить к избиениям, священники часто ссылались на жуткое предупреждение Повешенного Искупителя: всякий, обидевший ребенка, будет непременно сброшен в море с жерновом на шее. Когда мальчики только прибыли в Святилище, им часто рассказывали истории и притчи о доброте Святого Искупителя и его особом отношении к молодым; те, кто их окружал, якобы были призваны заботиться о них и делать их счастливыми. Поначалу тот факт, что, вопреки проповеди любви и доброты, их часто избивали ни за что, вызывал у них недоуменное возмущение. Однако с годами противоречие просто перестало существовать, и слова утешения и радости влетали им в одно ухо и вылетали из другого. Это были просто слова, давно утратившие смысл как для тех, кто их произносил, так и для тех, кому они были адресованы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});