Смерть на перекрестке - Дэйл Фурутани

— Убитый был самураем, князь!

Это прозвучало, ровно гром среди ясного неба. Убийство самурая почиталось преступлением куда более серьезным, чем убийство какого-то купца. Торговцы, сколь угодно богатые, принадлежали тем не менее к одному из низших сословий. Собственно говоря, ниже их по социальной лестнице стояли только «эта» — неприкасаемые, занимавшиеся грязными, отвратительными промыслами вроде убоя животных, скобления кож или уборки отхожих мест.

— Что заставляет вас думать, что он был самураем? — Голос Манасэ звучал резко и серьезно, без тени кокетства.

— Пояс. Пояс у него был повязан под два меча, такое ни с чем не спутаешь. Я указал на это обстоятельство вашему судье, но болван то ли не понял, о чем я толкую, то ли отказался принять во внимание очевидное.

— Но вы — сами вы — уверены?

— Уверен, князь. Очень свободно повязан был пояс. В самый раз, чтоб два меча за него заткнуть.

— Да как же так? Мне говорили, убитый всей внешностью своей напоминал торговца…

— Правда? Я, например, тоже не брею ни лоб, ни темя. Не люблю. Не кажется ли вам, что, не носи я при себе катану, и меня легко было бы принять за паломника или торговца? — усмехнулся Кадзэ.

По традиции самураи часть волос на голове сбривали — кто на лбу, кто на темени. Молодежь, особенно любители пофорсить, ограничивалась пробритыми на лбу углами. Прочие волосы отпускали очень длинными, смазывали ароматическим жиром и укладывали в пучок на макушке. Но Кадзэ, следуя новой, чисто ронинской моде, ни лба, ни темени, и верно, не брил — просто стягивал шнуром волосы в тугой высокий хвост. Во-первых, неохота было по цирюльникам таскаться, а во-вторых — и денег таких не напасешься.

Манасэ призадумался. Пропел негромко, словно думая вслух:

— Все интереснее и интереснее. Убит, значит, самурай. А в убийстве вы изволите подозревать не кого-нибудь, а моего же судью!

— Вовсе нет, князь. Я пока и сам не знаю, кто убийца. С тем же успехом это могли быть и бандиты.

— Вы, верно, шутите? Бандиты не стали бы нападать на благороднорожденного самурая!

— Отчего же? На меня, к примеру, очень даже напали.

— Что-о?! Как и где?!

— Да совсем недавно. Я шел в направлении деревни Хигаши. На дороге на меня напали трое разбойников.

— Каким именно образом?

— Двое устроили засаду и попытались меня ограбить, ну а третий — тот подбирался сзади, надеясь поразить меня в спину. Человеку с перекрестка ведь тоже в спину выстрелили. Я и размышляю — может, с ним вольные молодцы применили тот же прием, что и со мной, только более удачно?

— Ничего не понимаю. Как вам удалось сбежать от этих бандитов, друг мой?

— Никак. Я не бежал. Двоих убил, а третий совсем мальчишкой оказался. Пожалел я его, позволил удрать.

— Так вы убили двоих бандитов?!

— Убил. И схоронил у обочины дороги. Говорили мне, что таков обычай здесь, у вас в провинции.

Манасэ вынул из рукава веер и принялся нервно обмахиваться.

— Ах, — простонал он, — это уж слишком, мне не вынести этого кошмара! Но раз уж убитый оказался самураем — что ж, делать нечего. Придется более тщательно разобраться, при каких обстоятельствах и от чьей руки принял он гибель. Вы, к примеру, сумеете узнать, кто убийца — судья или все-таки бандиты?

— Постараюсь побольше узнать о бандитах. Главное — пользуются ли они, выходя на промысел, луками.

Манасэ резко захлопнул веер. Сказал — уже совершенно спокойно:

— Прошу вас, продолжайте ваше расследование, благородный господин Мацуяма. Меня нельзя назвать ни жестоким чудовищем, ни глупцом, лишенным здравого смысла. Если вы сумеете предоставить мне весомые доказательства того, что незнакомца с перекрестка убил кто-то другой, столь дорогой вашему сердцу угольщик, разумеется, казнен не будет. Но пока суд да дело… подержу-ка я его здесь, в замке. Пусть наслаждается княжеским гостеприимством!

— Не соблаговолите ли посодействовать мне, князь, — дать людей, чтоб они помогли искать лагерь разбойников? — спросил Кадзэ. — Так выйдет гораздо быстрее, уверяю вас!

— Отчего бы и нет? — ответствовал Манасэ. — Нынче же прикажу судье, чтоб выделил для вас вооруженный отряд.

— И это у вас называется войсками?!

Кадзэ смотрел — и глазам своим не верил. Только головой качал в недоумении, озирая убогое местное ополчение. Он-то, дурак, надеялся профессиональных воинов получить. А тут?! Кое-как вооруженная горстка крестьян!

— А как же, а как же! — зачастил Нагато. — Я так понял светлейшего князя, что нам предстоит только искать берлогу бандитов, а не драться с ними? Ну вот. Мои люди прекрасненько вам это логово и отыщут. Чего еще?

На сборный пункт господин судья заявился верхом на лошади, но оттуда по лесным дебрям ему предстояло, разумеется, продираться уже пешком. За спиной у него висел колчан со стрелами, а в руке толстяк держал лук, уже знакомый Кадзэ по ночи, когда он поднял на ноги все селение.

У Кадзэ ополчение доверия по-прежнему не вызывало, но… в конце-то концов… ведь цель отряда — действительно только найти бандитский лагерь, а не уничтожить его. Как ни неприятно признавать, однако в чем-то Нагато, возможно, и прав.

— Ладно, — махнул он рукой. — С какого направления начнем поиски?

— С северного, — бухнул Нагато, не задумываясь.

— Вы полагаете, двигаясь в северном направлении, мы, вероятно, скоро наткнемся на лагерь бандитов?

— Уверен!

Кадзэ, не слишком хорошо разбиравшийся в местной географии, решил на всякий случай отправиться вместе с судьей. Даже если толстяк и напутал что-то, у них достанет времени, чтоб поискать и в других направлениях.

— Отлично. Будь по-вашему, — кивнул он.

— Славно, славно! — закивал Нагато. — Слушайте, люди! Вы будете передвигаться цепью, только старайтесь держаться друг от друга на расстоянии крика. Идем на север. Отправляемся немедленно, закончим до полудня. Ну не может лагерь бандитский располагаться более чем в половине дня пути от дороги! Если к полудню гнездо это змеиное не отыщем, возвращаемся сюда.

А завтра, с усмешкой подумал Кадзэ, продолжим поиски, только уже в другом направлении.

— Где будете вы? — поинтересовался он у судьи.

— Я — на правом фланге. А вас попрошу занять левый.

Обычно, подумал Кадзэ, предводители занимают позицию по центру своей армии или отряда. Однако если судье так уж хочется попробовать построение в стиле «два цветка на одном стебле», где два военачальника находятся соответственно на левом и правом флангах, — пусть. Невелика разница.

— Что ж. Исполним долг наш! — С этими словами Кадзэ поспешил налево, дабы занять там свою позицию.

Крестьяне растянулись длинной горизонтальной цепью. Кадзэ был крайним слева, Нагато — справа. Шли люди по одному, на изрядном расстоянии друг от друга, дабы сколь возможно увеличить прочесываемую территорию. Помимо расстояния, мешали видеть товарищей по поискам еще и густые кусты с деревьями, — короче, каждый крестьянин, повернув голову вбок, едва мог различить лишь ближнего к себе человека справа или слева — ну по крайности двоих.

Кадзэ шел твердо и ровно, лишь изредка, когда деревья вокруг редели или под ногами вдруг оказывался холмик, скашивая глаза в сторону спутника справа. Денек выдался солнечный, да и последние отзвуки долгой летней жары все еще наполняли лесную чащу, точно цепляясь к древесным стволам и кронам, наполняя воздух тяжкой неподвижностью. Кусты и заросли страшно мешали двигаться вперед, и время от времени Кадзэ приходилось даже обходить особо злостные препятствия. Вскоре он потерял крестьянина справа из виду. Да и докричаться до него теперь навряд ли удалось бы, впрочем, кричать Кадзэ и так не собирался, а уж менее всего, если обнаружатся признаки бандитского присутствия. С этим-то злосчастным крестьянским ополчением разбойников лучше не спугивать, а уж в бой с ними вступать — боги упаси!

Он смотрел то вверх, то вниз, то по сторонам, пытаясь обнаружить либо протоптанную тропинку, либо хоть какие-нибудь следы человеческого присутствия в здешних местах. Пока что ничего интересного на глаза не попадалось, — если, конечно, не считать бамбуковых зарослей справа, дерзко вторгавшихся на территорию сосен и криптомерий. Хоть людям, хоть деревьям — никому земли не хватает, все за нее воюют.

Жарко, жарко — сил нет. Он немного передохнул, присев на огромный, узловатый древесный корень. Вытащил из-за кушака маленькую глиняную флягу, зубами вытянул из нее тщательно пригнанную пробку. И уже откинул было голову, чтоб подставить пересохший рот под струйку прохладной воды, как вдруг услышал очень знакомый свист. Ошибиться было невозможно — то пела в полете стрела, выпущенная из лука. Доводилось Кадзэ участвовать в битвах, где от туч смертоносных стрел небо чернело. Знал он их пение.