Индейская война в Русской Америке - А. Зорин

В тот же день, 27 июня, в Ситкинскую бухту вошло ещё два судна – оба под флагом Соединённых Штатов. Судном “Тревога” (Alert) командовал Джон Эббетс (Абец в произношении Плотникова), знакомый русским по прежним своим посещениям Михайловской крепости. Другим судном был “Глобус” Уильяма Каннингема. Неизвестно, каковы были первоначальные планы Каннингема, но он вступил в соглашение с другими капитанами и принял деятельное участие в разработке плана совместных действий.

Индейские каноэ стаями сновали вокруг иностранных кораблей. Тлинкиты, прекрасно отличавшие русских от англичан, а британцев от американцев, не ожидали со стороны пришельцев никаких неприятностей и пытались затеять торг. Однако грянули пушечные залпы и картечь разметала ситкинские челны. Пироги были разбиты в щепы, а индейцев вылавливали из воды и брали в заложники. Угрожая им смертью, моряки требовали освобождения пленников и выдачи награбленных мехов. Индейцы отчаянно сопротивлялись, даже когда их поднимали на борт “Тревоги” и “Глобуса”. В схватке были ранены двое матросов Эббетса. Вождь, нанёсший эти раны, наотрез отказался спасать свою жизнь ценой выдачи пленников. 29 июня (11 июля по новому стилю) на борту “Глобуса” был собран военный совет, в состав которого вошли капитаны и старшие офицеры всех трёх судов. “Понимая, что публичный пример может не только оказать сдерживающее влияние на жестокую практику индейцев в будущем, но и может наиболее эффективно содействовать… освобождению пленных русских”, совет единодушно постановил казнить упрямого вождя. 109 Он был повешен на борту “Глобуса” вечером того же дня. “Его поставили на чурбак на баке с петлёй на шее. Выстрелила пушка и он повис на нок-рее, окутанный пороховым дымом”. 110 Эббетс позднее рассказывал В. М. Головнину, что тлинкиты уже привели было русских пленников на берег для обмена, но вождь закричал им, чтобы они “тотчас умертвили русских, что и было мгновенно исполнено, а его повесили!” 111 Уильям Стёрджис, рассказывая об этом случае, сообщает, что перед казнью индеец произнёс обличительную речь, упрекая своих судей в коварстве и неблагодарности, но, несмотря на всё его красноречие, “речь эта не возымела должного эффекта” (см. Приложение III).

Однако, несмотря на подобные инциденты, уцелевшие поселенцы мало-помалу всё же доставлялись на борт кораблей морских торговцев.

Екатерина Лебедева провела в рабстве у колошей около 15 дней. Надежд на избавление было немного. Дня через три после резни тлинкиты захватили байдарку из артели Еремея Кочергина, узнали о походе партии И. А. Кускова и выехали ей навстречу. Вернувшись через два дня, воины рассказывали, будто бы партия истреблена “кунаховскими народами” (очевидно, имелись в виду обитатели куана Хуна или, скорее, Акоя – их называли guna.xu., “среди чужаков,” подразумевая окружение из атапаскских племён), что сам Кусков убит, что хуцновцы уничтожили партию Урбанова, а потому пленницам остаётся только одно – верно служить победителям, не надеясь на освобождение. Однако Лебедева приметила “по тогдашнему их виду,” что возвратились из похода они “без удовольствия”. Затем в заливе показалось какое-то судно и колоши, полагая, что оно русское, принялись пленниц своих “с жила на жило перевозить и прятать по разным местам”. Наконец настал день, когда саму Лебедеву, сюклинскую чугачку Ульяну и ещё одну Алеутку посадили в байдару, уложили туда же 50 добытых при разорении крепости бобров и повезли к одному из стоявших в гавани судов – “на выкуп онова захваченного англичанами колоша”. По пути один из индейцев, сидевший напротив Лебедевой, “сказывал… тихонко, чтоб другие не слышали: напрасно вы верите, колоши врут и обманывают вас, что Кусков и вся ево партия убиты, а толко мы слышали, когда ездили к нему навстречу, Кусков и десять Алеут убито, а прочие все живы также и об Урбанове что убит не верте им, а наших колош кадьяцкая партия убила пять человек”. 112 Лебедева также тихо спросила у неожиданного доброжелателя, что он знает о Ситхинской партии: ушла ли она вперёд или вернулась назад. Но этого индеец не знал. Пленниц доставили на борт одного из американских судов. Поскольку захватившие их индейцы сорвали с них почти всю одежду, то капитан выдал полуодетым Алеуткам “по рубахе и суконному капоту”. Через два дня их перевезли на “Единорог” Генри Барбера.

От освобождённых Алеуток Абросим Плотников узнал, что где-то у колош находится в плену ещё один русский – Тараданов. Об этом он немедленно сообщил Барберу. В итоге вождей-аманатов не освобождали до тех пор, пока не был возвращён и этот последний русский пленник. Чтобы ускорить его выдачу Барбер даже перевёл 6 (18) июля своё бриг на новое место, ближе к выходу из бухты, делая вид, будто собирается покинуть Ситку. Вместе с Тарадановым на судно было доставлено ещё 4 Алеутки и “множество бобров”. После этого русские стали требовать от Барбера, чтобы он всё же не отпускал Скаутлелта и Катлиана, но увёз бы их пленниками на Кадьяк. Однако британец предпочёл сдержать данное им слово. Тойоны, покинув судно, скрылись в дебрях Ситки, а Барбер, собрав на “Единороге” всех спасённых, 10 (22) июля взял курс на Кадьяк. Он был раздражён срывом выгодной торговли, ссорой со злопамятными тлинкитами, но намеревался с лихвой возместить все свои убытки за счёт РАК. Он вёз с собой 3 русских, 5 кадьякцев, 18 женщин-Алеуток и 6 детей. 113 Присвоив немало мехов из разорённой крепости, он рассчитывал получить ещё и награду за спасение пленников. Размеры этой награды Барбер намеревался установить сам…

Когда 22 июля (4 августа) “Единорог” бросил якорь в Павловской Гавани, шкипер, не выпуская спасённых поселенцев на берег, изготовил судно к бою и потребовал у А. А. Баранова 50 тыс. рублей в возмещение понесённого им ущерба. Он заявлял, что, хотя его страна и находится в неприязненных отношениях с Россией (новости из Европы медленно доходили до здешних мест), он, движимый одним лишь состраданием, прервал свои торговые операции и выкупил пленников. Но всё его красноречие не произвело должного впечатления на Александра Андреевича: англичанину было выплачено лишь 10 тыс. рублей “бобрами по низким ценам”. По другим сведениям Барбер требовал выкупа в 20 тыс. пиастров, но получил лишь мехов на 6 тыс. 114 Однако, тогда же у него было приобретено Компанией различных необходимых товаров на общую сумму в 27 тыс. рублей, а также несколько орудий и “до 50 отличных ружей с большим количеством снарядов”. 115 В целом у Барбера и Эббетса (который, вероятно, прибыл на Кадьяк позже Барбера и отдельно от него) было куплено товаров на 70 тыс. рублей. 116

Резнёй на Ситке не исчерпались несчастья 1802 года. Промысловая Ситхинская партия Ивана Урбанова (90 байдарок) была выслежена индейцами в проливе Фредерик и атакована в ночь с 19 на 20 июня. Затаившись в засадах, воины куана Кэйк-Кую ничем не выдавали своего присутствия и, как писал К. Т. Хлебников, “начальники партии не примечали ни неприятностей, ни повода к неудовольствиям… Но сия тишина и молчание были предвестниками жестокой грозы. Колоши, приготовленные, уже преследовали партию и, наблюдая движения оной, выжидали удобнейшего места и большей беспечности от утомлённых трудными переездами Алеут. Едва сии последние предались сладкому сну, как колоши во многолюдстве, но без шуму, вышед из густого лесу, и во мраке ночи подойдя на близкое расстояние, быстро осмотрели стан, и потом с криком бросились на сонных; не дали им времени подумать о защите, и почти на повал истребили их пулями и кинжалами. Весьма немногие избегли поражения бегством и скрылись в лесу; а все прочие остались жертвами на месте отдыха.

Начальник партии, Урбанов, был схвачен и взят под стражу; но с помощию Алеута, также схваченного, успел вырваться, убежать и скрыться в лесу. Совершив убийство, колоши выбрали из байдарок все бобровые шкуры, собрали всё имущество Алеут и переносили оные на баты, которые приехали туда на призывный крик из окрестностей, потом изрезали и переломали все байдарки. Они не имели сопротивления и ни один из них не лишился жизни; но, обогатясь добычею, разъехались с радостными криками по жильям. Урбанов, соединясь в лесу с 7 Алеутами, на другую ночь с осторожностию подошли на место поражения и, оплакав горькую свою участь, отыскали две байдарки, менее других повреждённые, исправили оные наскоро, и пустились к Ситхе в продолжение ночей, а днём скрывались в дремучих лесах. На месте селения… они нашли дымящиеся остатки строения и, не останавливаясь продолжали свой путь с возможной осторожностию до Якутата, куда и достигли 3 августа [21 июля по старому стилю]. Через три дня после их приезда, явились туда же 15 Алеут, спасшихся бегством из той же партии”. 117 В резне погибло 165 кадьякцев и это было не менее тяжёлым ударом по русской колонизации, чем уничтожение Михайловской крепости.