Великий поток - Аркадий Борисович Ровнер

своим опытом, и этот опыт мы никому не навязываем. Да, мы не создали идеального общества, но у нас есть право жить так, как мы хотим. Мы можем быть хорошими и плохими, талантливыми и бездарными, ленивыми и трудолюбивыми… не мешайте и не помогайте… предоставьте нам быть такими, какими…

Голос из репродуктора разразился долгим мучительным кашлем. Очевидно, оратор не смог с ним справиться, потому что репродуктор был отключен.

На площади возобновилось движение, споры. Я побрел по одной из тихих улочек, раздумывая над тем, что услышал.

7

Устав от долгого блуждания по улочкам Скапендра, Ламаджи увидел перед собой сверкающую под солнцем снежную вершину Кайласа. Сердце его встрепенулось — он получил помощь и центр для своей медитации. Так бывало не раз в его трудной монашеской судьбе. Незаметно он оказался среди карнавальной толпы, но Кайлас не переставал светиться и переливаться своими четырьмя снежными гранями. Не теряя ясного взгляда на окружающий его мир, Ламаджи увидел, как в глубокой пещере в центре священной горы медитирует Будда в инкарнации Самвара. Ламаджи начал совершать кару — обход Кайласа по часовой стрелке с востока. Перед его неторопливой походкой и оранжевым балахоном расступались торговцы наркотиками, проститутки, сутенёры, туристы и прочие оригиналы всех цветов радуги. Ламаджи двигался одновременно в двух плоскостях, и это придавало ему гибкость и силу, делало его неуязвимым. А может быть, его спасало то, что в эти утренние часы делирий еще не вошел в полную силу и трущобы еще не набрались своих обычных гибельных энергий.

— Ах, ты, мой оранжевый! Смотри, какой красавчик! Иди-ка сюда! — внезапно перед монахом материализовалась плотная женская фигура в чем-то красном с отчаянно раскрашенной физиономией. Из-за ее спины выглядывала пестрая компания спутников и спутниц с расплющенными на их возбужденных лицах улыбками. Женщины были одеты вызывающе, их наряд открывал то, что женщины обычно скрывают, и едва прикрывал остальное. В мужчинах бросался в глаза контраст между хрупким надломом одних и брутальностью других. Все кричали, не умолкая, громче всех — женщины. Все, казалось, только и ждали буддистского монаха и, встретив его, отпускать не собирались.

Ламаджи попытался обойти компанию, но женщина в красном взяла его под руку и, прильнув к нему своим горячим телом, увлекла его за собой, остальные двинулись следом. Впрочем, Ламаджи не сопротивлялся — обход Кайласа не может быть прерван, но может сочетаться с любыми, в особенности карнавальными событиями.

— Иди-иди! Тебе с нами хорошо, очень хорошо, — внушала ему размалеванная предводительница, не отпуская его от себя. — С нами всем хорошо: и беленьким, и сереньким, и оранжевым!

Компания с веселыми криками двигалась по узким и запруженным улочкам среди веселых кварталов Скапендра. Спутница Ламаджи не закрывала рта. С каждым новым поворотом градус компании поднимался, музыка становилась пронзительней, гримасы — болезненней, жесты — сомнамбуличней.

Не сбавляя скорости, компания свернула во двор, поднялась по крутой узкой лесенке и остановилась на площадке перед огромной дверью. Открылась широкая дверь — гора Кайлас повернулась к путнику северной стороной и открыла священный проход — трещину, ведущую в пещеру Самвары-Будды. Ламаджи ступил в этот священный проход. Будда, не шевельнувшись, вошел в последнюю высшую стадию медитации. Ламаджи утратил остатки связи с окружающим его миром страданий: больше не было города Скапендр. Он был Буддой, и он стоял перед Буддой. Самвара-Будда явился его внутреннему взору, чтобы передать ему новые наставления.

8

Роджер Фрипп шел по улице с палисадниками и цветами, с детьми, играющими в незнакомые ему игры, с гуляющими парами, с беседками посреди цветов и с людьми в этих беседках. Перекличка играющих детей, ароматы гелиотропов, пионов и флоксов, музыка, льющаяся из открытых окон — все это только усиливало его нервозность и беспокойство.

Роджер лихорадочно думал о болезни островитян, о неуловимости признаков эпидемии, о пугающей беспечности этого народа, не понимающего своего отчаянного положения. Мысли его мешались, образуя запутанный клубок, он чувствовал, что его затягивает бездна. Мир находится на грани коллапса. Эта идиллия ядовита и грозит полным распадом. Он думал о том, на что ему предстоит решиться, что предпринять, как остановить катастрофу. Роджер знал, что истоком расползающейся по миру эпидемии является скапендрийский дух. Этот дух следует одолеть.

Но что такое скапендрийский дух? Это то, что должно быть уничтожено. Он думал: люди не в состоянии вынести столько свободы, нельзя допустить такого плюрализма воль. Должны прийти диктаторы, воины, в крайнем случае, врачи, и сказать: всё, баста, теперь вы будете делать так, как мы скажем: лечиться, исправляться, подчиняться! Скапендрян нужно оградить от них же самих, ограничить жесткими законами, подчинить единой воле! Так всегда происходило в истории, и так должно быть. Приходили победители и диктовали свою волю. А побежденные сдавались или умирали.

Скапендрийский дух уже перекинулся на другие страны и расползается по миру. Пока не поздно, его нужно обрамить и дать ему направление. Это произойдет усилием извне или изнутри, это случится непременно. Все вернется на круги своя, и скапендряне будут жить, как остальное человечество. Это непременно будет так! Роджер Фрипп должен их остановить!!!

9

Было уже довольно поздно, когда я вернулся в гостиницу. Ламаджи и Роджера в номере не оказалось. Я спросил у администратора, с веселой искринкой в глазах, когда он их видел последний раз. Тот ответил, что не видел их с утра. Встревоженный их отсутствием, я вышел на площадь, не представляя, где их искать.

— Привет, старина. Какие прекрасные мысли роятся в твоем уме? Я вижу на твоем лице тревогу, — навстречу мне выступил мой знакомец из бара, на нем была широкополая соломенная шляпа и солнцезащитные очки, так что я не сразу его узнал в этом наряде. Для чего такой маскарад ночью, я также не мог понять.

— Да, меня беспокоит исчезновение друзей.

— О них не тревожься: Ламаджи уже вошел в центр священной горы Кайлас и стал Буддой.

Зная старого монаха, я успокоился. Да, он вполне мог стать кем угодно и жить в двух параллельных реальностях: абсолютной и относительной или в каждой из них поврозь.

— А Фрипп? Его тоже нет с утра дома.

— Фрипп зашел далеко и едва ли вернется. Это результат его внутренних неразрешимостей. Впрочем, беспокоиться о нем не нужно. Иножизнь предполагает спокойствие и невозмутимость в любых обстоятельствах.

— А что означают твои темные очки и шляпа?

— Правда, выглядит несуразно? Я вообще смотрюсь несуразно на этой планете. Каждый из вас смотрится так же нелепо или даже намного несуразней меня. Как и сама планета Земля. Кто-нибудь это замечает? А появись