Мальчик. Рассказы о детстве - Роальд Даль

Этим летом, впервые в жизни, я не поехал вместе со всей нашей семьей в Норвегию. Меня тянуло на что-то другое, особенное, на этакий загул, что ли, прежде чем я стану деловым человеком, бизнесменом. Так что я еще весной записался в «Общество путешественников-первопроходцев из публичных школ», — чтобы по-особенному провести август. Предводительствовал нашим обществом человек, который сопровождал капитана Скотта в его последней экспедиции к Южному полюсу; а теперь он набирал группу старшеклассников для исследования внутренних территорий острова Ньюфаундленд во время летних каникул. Звучало заманчиво.

И вот наконец я без малейших сожалений навсегда распрощался с Рептоном и покатил домой, в Кент, на своем мотоцикле. Это была великолепная машина «Ариэл» с двигателем 500 кубических сантиметров, купленная мною годом раньше за восемнадцать фунтов, и пока я еще учился в Рептоне, я держал мотоцикл в гараже на Уиллинтон-роуд, примерно в трех километрах от школы. По воскресеньям я шел в гараж и уже там переодевался: шлем, очки, старый дождевик и высокие резиновые сапоги. Было так здорово с ревом мчаться по самому Рептону, оставаясь неузнанным, со свистом проносясь мимо учителей, прогуливающихся по улице, и нарочито огибая или подрезая фланирующих, по случаю воскресенья, боузеров из своей школы, выбирая самых вредных и самых заносчивых. Меня пробирала дрожь при мысли о том, что со мной сделают, если поймают. Но меня не поймали. Так что в последний день четверти я радостно газанул и укатил прочь, покидая школу на веки вечные. Мне еще и восемнадцати лет не исполнилось.

Дома я провел только двое суток, а потом отправился в Ньюфаундленд. Наш корабль вышел в море из Ливерпуля и через шесть суток прибыл в Сент-Джонз. В экспедиции участвовали около тридцати юношей моего возраста и четверо взрослых. Но Ньюфаундленд, как я вскоре понял, страна не очень-то, если вообще это страна. Три недели мы таскались по безлюдью, волоча на себе тяжеленную поклажу. Мы тащили в рюкзаках палатки, одежду, спальные мешки, кастрюли, еду, топоры и все прочее, что только может понадобиться в глубине необитаемой и негостеприимной страны. Я лично нес на себе, знаю точно, 114 фунтов, это 52 килограмма, и по утрам мне кто-то должен был помочь закинуть рюкзак на плечи. В дороге мы если и не голодали, то уж точно недоедали. Я даже помню, что мы пробовали обогащать наш рацион, отваривая лишайники и ягель — мох, который едят северные олени. Но все равно это было настоящее приключение, и я вернулся домой закаленным, возмужавшим и готовым ко всему.

Потом прошли два года трудной работы в «Шелл Компани» в Англии. В том году в нашей группе было семеро стажеров, и каждый старательно готовился, чтобы поехать в ту или иную тропическую страну. Мы неделями пропадали на огромном прибрежном нефтеочистительном комбинате «Шелл», где специальный инженер-преподаватель учил нас всему про мазут, дизельное топливо, машинное масло, солидол, керосин и бензин.

Немало месяцев мы провели в их главной штаб-квартире в Лондоне, изучая, как функционирует огромная компания изнутри. Я по-прежнему жил с матерью и тремя сестрами в Бексли, графство Кент, и каждое утро, шесть дней в неделю, включая субботы, вставал в семь, завтракал, надевал серый костюм, коричневую мягкую фетровую шляпу и со сложенным зонтиком в руке садился в восемь пятнадцать на лондонский поезд вместе с другими так же одетыми джентльменами. Все мы были серьезные и почтенные — как же, господа садятся на поезд до Лондона, держа путь в свои конторы в лондонском Сити, чтобы заниматься финансовыми и прочими важными деловыми вопросами. Большинство моих попутчиков и товарищей по работе носили на голове котелки, и лишь изредка на немногих попадались такие же мягкие фетровые шляпы, как у меня, но никто из нас не посмел бы сесть в тот поезд 1934 года с непокрытой головой. Не положено было такое. И никто из нас, даже в солнечные дни, не выходил из дому без сложенного зонтика. Зонт служил отличительным знаком джентльмена. Простоволосые и без зонтика — мы почувствовали бы себя голыми. Дорожные ремонтники и водопроводчики на работу с зонтами не ходили. А бизнесмены — наоборот.

Мне такая жизнь нравилась. Нет, правда, в самом деле. Многим нравится эта простая жизнь — достаточно лишь следовать регулярному расписанию с четким кругом обязанностей и фиксированным окладом. И почти не требуется думать самому, тем более о том, что делать. Жизнь писателя — сущий ад по сравнению с жизнью делового человека. Писателю самому надо заставлять себя работать. Ему самому надо составлять свое расписание и назначать рабочие часы, а если он даже не подойдет к письменному столу, все равно никто его за это ругать не станет — некому. А если этот писатель еще и сочинитель, то каждый день требуются новые придумки, и никогда не знаешь, придут к тебе эти новые идеи или нет. Два часа сочинения и записывания очередной истории высасывают из писателя все соки. В эти два часа его тут нет, он за многие километры отсюда, где-то совсем в ином месте, в чужом краю с совсем другими людьми, и для того, чтобы вынырнуть оттуда и вернуться сюда, в обычную для себя среду, приходится очень много сил потратить. Это очень тяжело и трудно. Некоторые совсем дуреют, чтобы стать писателем. А единственная выгода ему за это — полнейшая, абсолютная свобода. О чем хочет — о том и пишет.

Компания «Шелл» вселяла в нас гордость. После двенадцати месяцев в главной конторе в Лондоне нас, стажеров, разослали по различным отделениям «Шелл», разбросанным по всей Англии, изучать коммивояжерство. Я попал в графство Сомерсет и провел несколько недель, продавая керосин в отдаленных деревнях. Кран на цистерне моего бензовоза был устроен сзади, и, когда я заезжал в Шептон-Маллет, или Мидзомер-Нортон, или Паздаун-Сент-Джон, или Хинтон-Блуитт, или Темпл-Клуд, или Хьюин-Чампфлауэр, старые дамы и юные девушки, заслышав урчание моего автомобиля, выходили из своих коттеджей с бидонами и ведрами, чтобы купить несколько литров керосина для ламп и горелок. Молодому человеку заниматься таким делом — одна радость. Никто не надрывается, не выходит из себя, не сваливается с инфарктом… Продаешь себе керосин милым селянам, открывая краник в цистерне, в славный солнечный день в графстве Сомерсет — вот и вся работа!

Потом вдруг, в 1936 году, меня вызвали в главную контору в Лондон. Меня пожелал видеть один из директоров.

— Мы посылаем вас в Египет, — сказал он. — Командировка на три года, потом отпуск на шесть месяцев. Вы должны быть готовы к отъезду через неделю.

— О, нет, сэр! — вскричал я. — Только не в Египет! Мне совсем не хочется в Египет!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});