Война с самим собой - Карл Меннингер

Изначально пожирание своих врагов является чисто инфантильной фантазией (психогенетически и онтогенетически), но не следует забывать о том, что детские впечатления остаются в подсознании взрослого человека в своем первозданном виде и нередко предопределяют его поведение. Нельзя не согласиться с Мелани Кляйн, которая пришла к выводу о неспособности детей отличить фантазию от реальности, в то время как взрослых не пугают даже самые порочные мысли. Следовательно, взрослый человек испытывает отвращение к мясу из чисто прагматических соображений. Так, он может предпочитать мясному рациону вегетарианскую пищу, считая ее более удобоваримой, придерживаясь диетологических доводов или соблюдая религиозные правила.

В отдельных случаях отвращение к пище принимает крайние формы, и человек отказывается от любых продуктов питания. Такое поведение наблюдается у меланхоликов (больных маниакально-депрессивным психозом), и часто этот синдром имеет первостепенное значение. Недуг характеризуется чувством вины и собственной ненужности, проявляющимся в стремлении себя наказать. При лечении этого заболевания следует обратить особое внимание на роль инфантильных каннибальских фантазий, которые проявляются в разочарованности объектом любви. Пациент не реагирует на разочарование явно, но на подсознательном уровне желает пожрать обидчика. Он убивает сразу двух зайцев: уничтожает объект любви-ненависти и в то же время становится с ним одним целым[1].

[1]Как вам нравится поэтическая фантазия Лонгфелло? Обращаясь к своим дочерям, он пишет:

Для вас свой замок я построил,Чтобы забрать никто не смог.Я в подземелье вас укроюВ укромный сердца уголок.Навеки будете со мною,Сто лет минует, а покаНетленны стены, и не скрою,Как прежде, сталь замков крепка!

Из «Детского часа», ХъютонМиффин, 1899.

Именно за этот «смертный грех» меланхолик горько себя упрекает. Таким образом, отвращение к пище является актом самоотречения и одновременно наказания.

Элемент агрессивности

Наряду с искусственно нагнетаемым элементом вины мученикам и аскетам свойственно и естественное удовлетворение, которое они получают, потакая природной агрессивности. Мы уже анализировали деструктивные тенденции как скрытый мотив самоубийства. В цивилизованном обществе это неотъемлемое человеческое качество не принято выставлять напоказ; поэтому человек привык в той или иной степени маскировать свои атавистические инстинкты. Как правило, общество склонно не замечать этого свойства борцов за идею и мучеников, хотя поступки таких людей у всех на устах, и за эту недальновидность приходится дорого расплачиваться. Психолог не может обойти вопрос стороной, так как эту цену платит его пациент. Более того, рассмотренное выше чувство вины и сопровождающее его стремление к наказанию неразрывно связаны с природной агрессивностью и деструктивными тенденциями, которые проявляются в намерениях и поступках. Иными словами, эта проблема представляет основную тему нашего исследования.

Порой агрессивность поступков очевидна; так, объявление голодовки явно преследует деструктивную цель. На первый взгляд стремление переложить вину за собственные страдания на другого человека и тем самым возложить на него моральную ответственность за собственное поведение кажется абсурдным. Тем не менее такие действия приносят результаты, когда иные средства, в частности, открытое противодействие, доказывают свою неэффективность. В Новом Свете к этому средству прибегали индейцы в неравной борьбе с испанскими завоевателями. Современным примером может служить объявление венгерскими шахтерами массовой бессрочной голодовки. Индийская легенда1

У э стер м ар к, т. II, с. 649.

повествует о том, как раджа приказал отобрать дом и землю у брахмана. В ответ на это обиженный уморил себя голодом у ворот дворца правителя, и после смерти брахмана его мстительный дух разрушил дворец обидчика и уничтожил его самого. Сюжет легенды перекликается с поведением ребенка, рассерженного на родителей. Желая им досадить, он (а такие мысли возникают у всех детей) лелеет мысль о том, «каково им будет, когда я умру!».

От сознательного и целенаправленного стремления причинить страдание другому человеку до бессознательного побуждения, когда агрессор не отдает себе отчета в своем намерении, один шаг. Исследования показали, что насильственное обуздание инстинктивных порывов приводит к деградации личности и ослаблению ее способности к социальной адаптации. Поэтому аскеты часто становятся отшельниками, порывая всякую связь с семьей и друзьями. Принято считать, что суровые запреты, наложенные на отправление естественных физиологических потребностей, приводят к тому, что человек теряет чувство юмора и великодушие, становится неискренним и угрюмым. До определенной степени это утверждение справедливо. Однако теория психоанализа отводит особую роль этиологическим понятиям и, определяя причинно-следственные связи, утверждает, что дефицит терпимости, доброты и благородства является результатом недостаточно развитых инстинктов любви, призванных нейтрализовать злобные побуждения. Поэтому аскет, строго контролирующий любой вид собственной деятельности (как деструктивной, так и созидательной), не может противостоять своей же агрессивности, коль скоро он подавил чувство любви. Таким образом, нужно не противостояние, а изменение формы и направления агрессивных побуждений. Например, внешнее проявление неудовольствия носит случайный характер и служит лишь ширмой для глубоких душевных переживаний страдальца. Следовательно, опасность для окружающих является гипотетической и носит косвенный характер. Поэтому ответственность за агрессию не является предметом морального осуждения.

Суть аскетической агрессивности прекрасно выражена в четверостишии Кларенса Дея:

ИЗВОРОТЛИВОСТЬ ЧЕРВЯ

Красотка, с Адом обвенчавшись,Познав его любви жестокость,Прикинется невинной жертвой,Но вскоре черта воплощеньем станет.

«Нъю-Йоркер», 2 марта 1935 г.

С полной уверенностью можно говорить о том, что агрессивность мученика большей частью направлена на самых близких ему людей, как правило, на членов семьи. Рассказывают о святом, который в течение всей жизни ни словом, ни делом не обидел и мухи. В то же время его благочестие распространялось на кого угодно, но только не на собственных родственников. В действительности в этом нет ничего удивительного, ибо жестокость к объектам любви изначально заложена в каждом человеке. Потребность в ненависти столь же неистребима, как потребность в любви, и синтез этих чувств проявляется в нашем отношении к окружающим. Обычно желание любить и быть любимым наиболее отчетливо проявляется в семейном кругу, хотя частые ссоры между родственниками свидетельствуют о скрытом чувстве ненависти. Как мы уже убедились, любовные инстинкты мучеников в свое время не получили должного развития, и этот дефицит был в полной мере восполнен противоположными эмоциями.

Один из героев моего штата, Джон Браун, был прославленным борцом за гражданские права негров. За двадцать лет своей деятельности на этом поприще он прошел «огонь и медные трубы». Он умолял и дрался, увещевал и убивал, пока сам не был повешен по обвинению в измене и убийстве. Воистину он был страстотерпцем. За день до казни он несколько раз повторил следующую фразу: «Сейчас, как никогда, я заслуживаю быть повешенным». Создается впечатление, что его неугомонная, ожесточенная душа всю жизнь стремилась к такой кончине. По письменному свидетельству его защитника, «...он заявляет, что не покинет узилища, даже если двери тюрьмы распахнутся... Полагаю, что следует оставить надежду вызволить нашего друга из застенка, ибо он хочет, чтобы его повесили! Старина Джон действительно этого хочет, спаси, Господи, его душу».

В то время как неустрашимый Джон Браун, одержимый своими фанатичными идеями, колесил по стране, его жена и дети страдали на заброшенной ферме, живя в безнадежной нищете. Детей у четы Браунов было тринадцать, девять — умерли, не выдержав подобного существования. Семья борца за справедливость жила в ветхом доме, крыша которого протекала, а тонкие стены не спасали от зимнего холода, кроме того, они едва не умирали от голода, то есть были лишены элементарных средств к существованию. Когда сыновья подросли, отец послал за ними, собираясь положить и их юные жизни на алтарь священной войны. Робкий протест матери, попытавшейся убедить мужа в необходимости оставить мальчиков дома, и ее доводы против столь непосильной для юных плеч ноши не возымели успеха и были грубо отвергнуты. В свое время один из сыновей написал отцу, что у братьев хватает забот по хозяйству и они не намерены участвовать в кровавом и безнадежном деле своего родителя. Они не желают попасть в тюрьму, которая давно плачет по их отцу — убийце и бунтовщику. Один из сыновей сошел с ума; другого застрелили. Но папаша упорствовал и не оставлял попыток втянуть их в свои дела. Он писал: «Передайте сыновьям, что, несмотря на их непослушание, так просто они от меня не отделаются». И этот человек сдержал свое слово. Двое сыновей погибли мучительной смертью во время осады Харперс Ферри. Город окружил отряд в тысячу человек, но, несмотря на столь значительное численное преимущество противника, Браун, стоявший во главе горстки мятежников, отказался сдаться и послал молодого парламентера на переговоры о перемирии. Юноша был взят в плен противником. Тогда Браун посылает к врагам собственного сына, любимца матери. На глазах отца в сына стреляют, и тот, смертельно раненный, ползет в сторону арсенала, где умирает в муках. Старик продолжает упорствовать. Наконец его захватывают силой. Из всего вышесказанного видно, что он не испытывал к сыновьям никакого сочувствия, отказываясь сменить гнев на милость и отпустить их на все четыре стороны.