Двести веков сомнений - Константин Бояндин

Клеммен медленно обходил горку, заворожённый необычной иллюзией. Словно он смотрит на подлинную гору, что расположена в километре-другом поодаль. Казалось даже, что по крутым склонам медленно сползают обрывки облаков, рассыпаясь по пути на клочья тумана. Тут он заметил краем глаза какое-то движение и вздрогнул. Садовник (судя по одежде), стоявший к нему спиной, сосредоточенно подстригал небольшими ножницами пышный розовый куст. Монах тоже заметил движение.

— О, как кстати! — просиял он. — Сейчас я вас познакомлю. Смотри, Клеммен, какие чудеса можно сотворить при помощи одного только трудолюбия. Вот кому я обязан таким цветником.

Садовник обернулся, опуская ножницы и приглаживая рукой непослушную прядь волос.

Карие глаза и золотистые волосы ничуть не потеряли в убойной силе.

У-Цзин не заметил, как вздрогнул и онемел его ученик.

— Прошу любить и жаловать. Клеммен, это Андари, превратившая пустырь в храм великолепия. Андари, это Клеммен, мой новый ученик…

Тут монах обнаружил, что речи Клеммен лишился, не только следуя обязательной вежливости.

Очнувшись, Клеммен ощутил, что руки его сами собой опускаются, как положено в подобных ситуациях; тело само собой выпрямилось (вызвав негодующий протест спины), а голова склонилась, что, наконец-то, позволило отвести взгляд от этих глаз.

— Очень приятно.

— Очень приятно.

— Пойду-ка я чай заварю, — неожиданно заторопился монах. — Жду вас обоих в беседке.

— Превосходный цветник, — произнёс, наконец, Клеммен, когда стало ясно, что первым нарушить молчание полагается ему. — Никогда ничего подобного не видел.

Так оно и было на самом деле.

— Здесь много интересного, — ответила Андари. — У здешнего владельца прекрасный вкус.

И повела его по причудливо извивающимся тропинкам. Оранжерея была огромной; кто бы ни был упоминавшийся Унэн, сооружение это он воздвиг с тщательностью и любовью.

Клеммен неожиданно понял, что имеет дело совсем с другой Андари. В чём заключается разница, он понял не сразу. Облечь понимание в слова удалось и того позже. Здесь, вдали от размеренной суеты Венллена, Андариалл выглядела… свободной. Казалась намного моложе… соответствовала своему возрасту. Не была стеснена ничем. Там , в окружающем мире, она словно находилась под пристальными взорами судей — судей, не прощающих ни одной ошибки. Там она играла совсем другого человека.

Здесь она была иной. «Настоящей», подумал Клеммен, не сумевший побороть немоту до конца. Девушка выглядела так, как и должен выглядеть садовник — одежда местами перепачкана в земле, пыльце и соке растений; руки расцарапаны, причёска далека от совершенства — волосы собраны под шапочку, чтобы не мешали.

И глаза. Без неизменной льдинки на дне. И речь. Она рассказывала разные разности, шутила, искренне гордилась своей работой, время от времени брала собеседника за руку…

…что продолжало удерживать Клеммена в состоянии непрекращающегося забытья. Сладкого забытья…

Прошла четверть часа, но для ненгора она сжалась в одно долгое мгновенье.

…Только когда монах поймал его, направляющегося в сторону беседки, Клеммен осознал, что по-прежнему в тренировочной одежде, а она, как ни крути, мало подходит к моменту. Смущаться было уже поздно, но переодеться всё же стоило. Хотя бы из уважения к чаю.

— Полагаю, путь сюда неблизкий, — произнёс Клеммен, когда они вышли за ворота монастыря.

Андари вновь стала той , «неправильной». Скованной незримыми взглядами, повзрослевшей лет на сорок. Попробовал бы сейчас Клеммен взять её за руку!

— Неподалёку живут мои родственники, — ответила девушка. — Когда работаю здесь, останавливаюсь у них.

Таэркуад . Это всё, понял Клеммен, что полагалось услышать.

— Цветник просто великолепен, — повторил он в тысячный раз. Тут на него что-то нашло и он воровато оглянулся. Монах стоял к ним спиной, беседуя с привратником. Очень хорошо! Клеммен извлёк из кармана неоконченную статуэтку, что вырезал сегодня, и на открытой ладони протянул её Андари.

Та осторожно взяла фигурку, повернула из стороны в сторону, тихонько рассмеялась. Позади что-то скрипнуло и Клеммен, вздрогнув, обернулся. У-Цзин заканчивал разговор.

На ладонь его опустилось что-то холодное.

Когда юноша вновь повернул голову, рядом с ним никого не было. От изумления он даже повернулся несколько раз — пусто. Что это было, видение? Если так, то весьма приятное видение. Он поднёс ладонь к глазам, чтобы разглядеть, что ему оставили, как позади послышались шаги. Юноша поспешно убрал предмет в карман.

— Уже ушла? — осведомился Чёрточка. После чаепития вопроса о продолжении тренировок не возникло. Клеммен хотел задать монаху первый из тысячи вопросов… Откуда здесь Андари? Как получилось, что работает именно у него? Часто ли бывает? Знает ли У-Цзин, что они уже знакомы? Когда…

— Я вижу, она произвела на тебя впечатление, — монах явно был доволен. — На меня тоже. Только представь — такой садовник, такие чудеса творит — просто так, из любви к искусству! Да, — вздохнул он, глядя туда, где постепенно остывал закат. — Такое нынче редкость.

И Клеммен понял, что не хочет задавать ни одного из этих вопросов. Не хочет, и всё.

— Передай Д. привет, — крикнул монах вдогонку, когда Клеммен отошёл уже довольно далеко. Настоятель не был уверен, услышали его или нет.

5. Сторона золота

Венллен, Лето 42, 435 Д., 8-й час

— Превосходно, — в сто первый раз пробубнил себе под нос Д., продолжая слоняться из одного угла кабинета в другой. Меня он не замечал.

О встрече и разговоре с Андари (интересно, узнал бы я её имя, если бы Чёрточка нас не представил?), конечно, пришлось рассказать. Пункт четвёртый. Д., помнится, вскочил, словно ужаленный и, помолчав несколько секунд, пообещал открутить У-Цзину голову и прочие части тела. За что, пояснять не стал.

— Превосходно, — повторяет он в сто второй раз.

— Что превосходно? — не выдерживаю.

— Что туда никто больше не пробрался, — отвечает. Усаживается за стол и жестом велит сесть напротив. — Помнишь Скрытый Дом? Того бедолагу-студента? Так вот, он действительно повредился в уме. Сейчас покажу, что он видит.

Из ящика стола Д. небрежно вытащил чёрный матовый прибор, похожий на чернильницу, а потом, словно фокусник, вынул откуда-то из воздуха небольшой прозрачный шарик. Опустил его в гнездо «чернильницы».

— Смотри.

От такого зрелища и у меня чуть шестерёнки не попереломались. Вид из окна. За окном — лес, из каких-то небывало высоких деревьев и приземистых кустов под ними. На заднем плане — пустыня. Понять трудно, изображение постоянно идёт волнами, теряет чёткость, словно во сне. А временами один предмет выплывает из общего тумана и как бы проявляется, становится чётким и ясным. То подоконник, то часть лужайки за окном… Мне показалось, что я заметил две человеческие фигуры, появившиеся слева и даже привстал, чтобы «выглянуть из окна». Рука Д. вернула меня на место, изображение исчезло.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});