Белая тетрадь - Софья Ролдугина

— Конец августа — не лучшее время для визита, — вполголоса замечает Максимилиан. — Лучше было бы приехать в мае, когда в горных долинах распускаются цветы.

Осторожно скашиваю глаза в его сторону. Он с комфортом расположился в нише между разрушенными зубцами, закинув руки за голову. Глаза прикрыты, на длинных ресницах мерцает иней. На губах играет полуулыбка, а князь, покачивая босой ногой, тихо продолжает:

— Лето здесь короткое, всего два месяца, но очень жаркое. За долгую зиму земля успевает соскучиться по солнцу и поэтому все дни напролет жадно впитывает свет и тепло. Воздух становится горячим, как в печи. Зато по ночам… В юности я часто убегал из замка после заката и часами бродил по горным долинам. Это было странное ощущение: земля мягкая и как будто греет, и от травы под ногами тоже исходит чуть уловимое тепло и пряный запах — а с ледника дует холодный влажный ветер с привкусом снега… Я возвращался домой уже на рассвете, и голова кружилась от чувства свободы и абсолютного счастья. В те дни я не ощущал голода и почти не вспоминал о родителях. А если вспоминал, то рядом был Тай, и он всегда находил слова. И я снова забывал обо всем — до самой осени… Долгих семьдесят лет…

Я слушала его, как зачарованная. Чужие чувства и эмоции накатывали на меня, словно волны, перед глазами мелькали картины другого прошлого. Все было туманным и далеким, но одно имя зацепило, кольнув острой, почти горькой нежностью.

— Тай?

— Да, — он искоса глянул на меня и снова опустил ресницы, — Тай… Тантаэ. Тантаэ из клана Пепла Времени… Тогда — такой же мальчишка, как и я, всего на двадцать семь лет старше, разве что мудрый не по годам. Потом — Пепельный князь. Знаешь, как погибли мои родители? — внезапно спросил он.

— Нет.

— Я и сам уже не помню, — вздохнул Максимилиан. — Но случилось это в разгар Второй войны, когда ведьмы начали медленно, но верно брать верх. Мне тогда было шесть или семь. Однажды весной я убежал ночевать на только-только зацветающие луга, а когда вернулся на рассвете — нашел лишь золотой пепел и высокую женщину в темной одежде. Великодушная эстиль пожалела сиротку и не стала добивать. Она равнодушно сообщила мне, почему погиб отец и кому помешала мама, и повернулась спиной, собираясь уходить. Зря, конечно, — жестко усмехнулся князь. — Но благородная леди не могла знать, что рефлексы шакаи-ар[12] и ярость окажутся сильнее шока. Она умерла прежде, чем договорила последние слова, а я впервые попробовал кровь. Слишком рано… Весь день и следующую ночь я провел в том же зале, свернувшись на полу. А потом в замок заглянул Тантаэ из Пепла Времени. Его клан был уничтожен в тот же год, что и мой, но чуть раньше. Наши семьи состояли в союзе, и отец взял юного Пепельного под опеку. Мы с Таем быстро подружились, а через несколько месяцев опека понадобилась уже мне… — голос сел. Максимилиан помолчал, а потом продолжил, уже спокойнее. — Мы вместе пережили кровавое безумие и последние годы войны. Тантаэ… Он почти лишен эмпатических способностей и силой не намного превосходит человека. Он всегда был таким. Но недостаток сил и способностей компенсировал умом…

— Так часто бывает, — перебила я вампира. — У нас даже есть специальный ритуал. Во время инициации ведьма выбирает, что ей нужнее — сила или мудрость. Жаль, первое выбирают гораздо чаще…

— Может быть, — кивнул князь. — Так или иначе, но я обязан ему жизнью. Я был импульсивным и неуравновешенным ребенком, и гибель родителей, как ты понимаешь, не улучшила мой характер. Зато сил оказалось с избытком. А Тай — наоборот. Спокойный, уверенный… Мудрый. Он заменил мне отца, брата и учителя… Впрочем, не время вспоминать прошлое, — Максимилиан резко открыл глаза и пристально посмотрел на меня. — Ты действительно хочешь увидеть мои сны?

— Да… А разве это — не сон? — удивилась я.

— Нет, — улыбнулся Ксиль. — Точнее, не совсем. Ты спишь, а я — нет.

— Но как же… — я провела рукой по шершавому камню — …как же все это? Я же чувствую…

— Игра воображения, — снова усмехнулся он. — Я просто вспоминаю замок, а ты слушаешь мои воспоминания. Немного необычное ощущение, — поделился князь. — Ты и здесь, и там…

— И ты просто лежишь с закрытыми глазами и представляешь разные картинки? — я все еще не могла поверить. Эмпатическое внушение, надо же…

— Не просто, — повинился он. В глазах вспыхнули и опали насмешливые искорки. — Сейчас, например, я убираю с твоего лица прядь волос… — я насторожилась — …наклоняюсь… и целую… — прежде чем я успеваю начать гневную тираду, нахал добавляет: — Дважды. Доброй ночи, малыш…

…Это были странные сны… Ни сюжета, ни связи — поток впечатлений и образов, эмоции — чистые и сильные. Ощущение то ли полета, то ли падения. Я была и на тех горных лугах, и у бесконечной глади океанских вод, и высоко в небе, среди темных клубящихся туч и грозовых разрядов. Далекие голоса, смех, и — без перехода — кровавая битва, невыразимая печаль, отблеск войны, отгремевшей века тому назад. И поверх этого странного, дисгармоничного узора тонкой насечкой вилось мягкое, уютное, восхитительно живое тепло существа…такого близкого… Чье дыхание чуть щекочет кожу, а сердце бьется, разгоняя по венам горячую кровь… Такого желанного, такого хрупкого существа…

…меня?!..

Долю секунды я испытывала настоящее раздвоение личности, не в силах отличить свои мысли и чувства от чужих. Поэтому пробуждение подействовало на меня, как ведро холодной воды за шиворот.

Та-ак. Судя по тому, что мои волосы высохли, а сквозь полог пробивается свет, уже утро. Неужели я проснулась раньше Северного князя? Ну-ну.

Я приподнялась на локте, внимательно глядя на спящего вампира. До чего хорош, мерзавец… Не удержавшись, я коснулась пальцами бледных губ. Выражение его лица неуловимо изменилось, чуть дрогнули веки… Он что-то пробормотал на древнем шелестящем наречии и улыбнулся во сне. «Странно, — думала я, осторожно проводя ладонью по снежно сверкающей коже, — всего за каких-то десять дней он вошел в мою жизнь прочнее, чем другие — за годы. А ведь не сделал мне ничего хорошего. Ворвался, не спросив, разрушил, что смог, и поселился на руинах. А когда-нибудь он также внезапно уйдет…если я переживу сегодняшний день, то тот — вряд ли…»

Задумчиво приводя в порядок его встрепанную шевелюру, я чуть не упустила момент, когда дыхание вампира участилось и кожа потеплела. Быстро отдернув ладонь, я придала своему лицу невинное выражение и отстранилась. Максимилиан протестующе напряг руки, не желая меня отпускать, чуть слышно прошептал несколько слов, в которых чудесным образом сочеталась жалобная мольба и властный приказ…и сел, резко распахнув глаза. Зрачки были так расширены, что радужка превратилась в тонкий ультрамариновый ободок. Несколько секунд он внимательно смотрел на меня, постепенно осознавая где находится и заливаясь краской. Глядя на беспорядочно разметавшиеся по плечам темные пряди, испуганно-виноватые глаза и пламенеющие щеки, я не смогла удержаться от торжествующего смешка, чем, кажется, смутила его еще больше. Впрочем, муки совести мне не грозили: пусть побудет на моем месте. Ему полезно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});