Первая любовь (СИ) - Князева Мари

— Люди еще и не на то способны, — хмыкнул Глеб. — А вон там Кассиопея — в форме буквы W. И еще тут где-то Пегас должен быть…

— Откуда ты все это знаешь? — спросила я его с восхищением. Наши лица были просто неприлично близко — на расстоянии, что называется, вытянутой губы. От этого было волнительно, и сладко, и тревожно…

Глеб пожал плечами:

— Интересовался. Сейчас столько всякой информации в свободном доступе…

— Ты мог бы стать ученым… — села я на своего любимого конька.

— Марусь, не начинай. Ученых и без меня хватает.

— Военных тоже.

— Считаешь, в армии мозги не нужны?

— Считаю, есть более подходящие области применения для твоих.

Он вздохнул. А потом поднял наши сцепленные кисти и обнял мое предплечье.

— Я бы хотел… — пробормотал он тихо, — жить поближе к тебе… Не расставаться больше так надолго…

— Тем более. Я тоже, Глеб. Но если ты уедешь по контракту куда-то далеко…

Он прикрыл глаза и поджал губы.

— Ладно, Манюсь, пойдем? Тебе спать пора… — он освободил мою руку и погладил меня по волосам.

— Сейчас, еще немножечко… — попросила я, потерлась щекой о его мускулистое плечо и минут десять посозерцала звезды. А потом благополучно уснула.

Мне снился Глеб. Почему-то он был взрослым, а я — маленькой девочкой. Он держал меня на руках и покачивал, одновременно шипя и бормоча что-то убаюкивающее, а я обнимала его за шею, и растекалась по нему, и дышала им, чувствуя себя в полной безопасности. От него сладко и тепло пахло земляничным мылом и чем-то мужским — кажется, уверенностью в себе и спокойствием…

Проснулась я в собственной постели, одна, и долго не могла вспомнить, как тут оказалась. Мы с Глебом смотрели на звезды, а потом… что было потом? Хорошенько подумать мне об этом не дали: забежала мама, сказала, что они с дядей Сергеем уезжают, и тут же исчезла, бросив напоследок:

— Пожалуйста, следи за братом! Не выпускай из виду. А мы привезем вам что-нибудь… в подарок.

Не успела за ней закрыться дверь, как проснулся Киря и принялся пищать. С трудом разлепив непослушные веки, я взглянула на телефон. Семь утра. Вот черт! И не выспалась, и йогу пропустила…

Пришлось встать, умыться, покормить брата. Прибрав на кухне, я повела его на улицу. Во внутреннем дворе у Кири была целая площадка, сооруженная его рукастым папой: горка, песочница, веревочные качели. Пока мелкий изготавливал куличики, я решила хоть немного позаниматься сама. Чуть-чуть размялась, потянулась и стала отрабатывать вчерашнее новоприобретение — ту самую позу лягушки-гирлянды.

Неожиданно сзади — с соседского огорода — послышалось веселое фырканье:

— Манюнь, ты чего это, учишься складываться в три погибели?

Примерно в середине фразы прозвучал негромкий треск, и голос стал приближаться.

— Это маласана! — фыркнула я намного презрительнее, чем Глеб, не без труда выбираясь из позы.

— А по-русски?

— Поза гирлянды.

Он покачал головой:

— Не похоже. Гирлянда — она длинная и… гибкая. А это лягушка какая-то.

Глаза его сияли радостью, а загорелый обнаженный торс смущал меня до такой степени, что тяжело было смотреть. Он подошел ко мне совсем близко, вплотную — так, будто хотел обнять, но кисти рук его остались зажаты в задних карманах шорт.

— Как тебе спалось, полуночница? — спросил молодой человек, с нежностью рассматривая мое лицо.

— Хорошо… а как… я оказалась у себя в постели?

— Я тебя отнес.

— Но окно…

— Выяснилось, что вы не запираете на ночь дверь. Это довольно опрометчиво!

— Спасибо, Глеб… — мне по-прежнему неловко было смотреть на его торс, но и в лицо — я тоже смущалась, поэтому мой взгляд остановился в районе его яремной впадины. — За вчерашнюю экскурсию по ночному небу и… за твою заботу.

— Всегда пожалуйста, — прошептал он хрипло и замер в молчании.

Совсем смешавшись и залившись краской, я подняла глаза. Взгляд Глеба гулял по моему лицу, но создавалось ощущение, будто он гладит меня им. Моментально накатила волна мурашек, а сердце из рыси пустилось в галоп. Чтобы хоть немного снизить эти сжигающие меня ощущения, я принялась молоть все, что приходит в голову:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Название этой позы связано с положением рук в ней… ну, в идеале, они должны обхватывать тело, как гирлянды… Просто я… пока так не могу.

— И зачем она нужна? — выйдя из оцепенения, поинтересовался Глеб.

— Эмм… она… улучшает… хм… кровообращение..? — я говорила так неуверенно, что получился вопрос.

— Где?

Если бы я помнила! Но от его взглядов из головы вылетело абсолютно все…

— Хм… в теле.

— Понятно, — хмыкнул Глеб. — А мне кажется, ничто так не улучшает кровообращение, как заготовка сена для скотины…

— Намекаешь на то, что я бездельница и лентяйка?

— Нет, я не думаю, что ты лентяйка. Ты ведь прилежно училась и… в институт поступила. Уж я-то знаю, что это непросто. Но вот эта… странная физкультура…

— Служит для оздоровления тела и духа.

— Ну ладно. Пусть. Тебе можно.

— Разрешаешь?

— Я имею в виду, что для мужчины было бы странно заниматься такими вещами.

— Смотря для какого. Очень многие мужчины занимаются йогой.

— Хмм…

Я заметила, что Киря принялся дегустировать свои куличики, и кинулась к нему — запрещать.

— А у тебя какие планы на сегодня? — бросил Глеб мне вслед.

— С мелким сижу. Родители уехали по делам на весь день.

— Вечером вернутся?

— Угу.

— Ну… я зайду. Да?

— Только попробуй не зайти! — я улыбнулась и изобразила, будто стреляю в него из пальца.

Он поднял руки вверх и повалился назад, но в последний момент ловко извернулся и убежал.

***

Часов в 11 мы с братиком опять вышли подышать свежим воздухом. Не то чтобы он был очень свеж — скорее горяч и плотен, как свежесваренный кисель — но домашние развлечения уже себя исчерпали, и я решила немного почитать в тени деревьев, а Кире для веселья вынесла таз с водой и игрушками, которые можно мочить.

Сначала — дело, потом потеха. Я открыла Джейн Остин в оригинале и стала сосредоточенно вгрызаться в витиеватый английский текст. Но продлилось это недолго: от калитки меня окликнул нежный девчачий голос. Я подняла голову — Аня и Лена, Глебины сестры.

— Привет, Маша! — пискнула младшая и помахала мне тонкой ручкой.

Я сразу подскочила и пошла к ним.

— Привет, девчонки! Как поживаете?

Старшая — Аня — очень внимательно рассматривала меня. В ее лице не читалось ни осуждения, ни восхищения — скорее, какое-то задумчивое удивление.

— Хорошо! — бойко отвечала Леночка. — А у тебя? — но ответа ждать не стала, а сразу перешла к делу: — Маш, мы с тобой посоветоваться хотели. Знаешь, у Глеба ведь день рождения скоро. Совершеннолетие! — она старательно и с гордостью выговорила это длинное слово, будто в возрасте ее старшего брата была и ее личная заслуга. — Через три недели. И, вот, мы хотели ему подарить что-нибудь этакое, чтобы ему понравилось и запомнилось… но вот ума приложить не можем, что бы это могло быть… понимаешь, он же с нами не откровенничает, мы ж мелкие, а у вас с ним такая дружба… Он, наверное, дома меньше бывает, чем с тобой…

— О Господи, Лен! — вдруг тихо взорвалась Аня. — Перестань тараторить! Дай человеку хоть слово сказать!

Я улыбнулась:

— Спасибо за доверие… я бы тоже хотела Глебу что-нибудь подарить, но пока сама даже не думала об этом…

Лена запрыгала от нетерпения:

— А вот я! А вот я считаю, что надо в качестве подарка ему праздник устроить! Как ты думаешь? Правда, для этого деньги нужны… у меня, конечно, есть копилка, но боюсь, там слишком мало накопилось…

Я была всей душой согласна, но Аня принялась спорить с сестрой:

— Глупая! Праздник — это не подарок. Надо вещь какую-то подарить, чтобы на память осталась, правильно, Маша? — она посмотрела на меня с таким доверием и надеждой, что нельзя было разочаровать.

— Конечно, хорошо бы на память… он ведь в армию уходит…