Тонкая нить судьбы - Лара Продан

– Ушел от возмездия, сволочь! Ушел! Что делать будем, Степан? – орал в кабинете Розов. – Разнарядку не выполняем. Нас за это по головке не погладят!

– Николай Иванович, успокойтесь. Есть у меня мыслишка. Я ведь семью Ухтомских хорошо знаю. Служил у мужа их сестры. Ну вы знаете мое дело – услужливым голосом заговорил Угловатый.

– Ну и что? Не тяни, Степа. Какая мыслишка тебя вдруг посетила? – с некоторым сарказмом спросил Розов.

– Есть еще один Ухтомский, брат Леонида, Алексей. Его возьмем, интеллигента хренова.

– Так чего ты бездействуешь? – обрадовано воскликнул Розов.

Глава 14

Поздно вечером в квартире Алексея Ухтомского раздался звонок. Дверь открыла Полина. На пороге стояли Ольга и Лидия. Их лица были заплаканы.

– Леня, Ленечка умер – Ольга прорыдала не успев переступить порог.

– Как умер? От чего? – Полина была ошарашена известием.

Усадив ятровку и ее дочь, она поставила чайник, достала печенье, конфеты, чашки с блюдцами. Накрывая стол, Полина украдкой посматривала на гостей. Ольга осунулась, глаза опухли от непросыхающих слез, взгляд был потерянный. Она постоянно теребила в руках носовой платок, поднося его периодически то к глазам, то к носу. Лидия успокаивала мать. Но и ее глаза были красными от слез и горя… Обе не могли ничего внятно рассказать, их душили рыдания.

– Не плачьте, Ольга, Лидочка, пожалуйста. Я ничего не понимаю – Полина пыталась хоть что-то узнать.

В квартиру позвонили.

– Алеша, наконец-то, у нас Оля с Лидой. Какое горе! – встретила хозяйка квартиры своего мужа с работы.

– Что случилось?!

– Леня умер.

– Как умер? Я с ним два дня назад разговаривал.

– Оля с Лидой что-то говорят про арест, про обыск, но я ничего не смогла понять.

Алексей быстро прошел в кухню. Сноха с племянницей сидели, обнявшись.

– Оля, что случилось? Объясни, пожалуйста, внятно, чтобы мы поняли.

– Теперь все понятно. – глухо сказал Алексей, стискивая свою голову руками – Леня…, бедный брат… А где тело? Его же похоронить надо. – тихим тревожным голосом спросил младший Ухтомский.

– Угловатый, оперуполномоченный, сказал, что тело не отдадут. Ленечку похоронят на общем кладбище каком-то. Я ничего не поняла… – еле выдавила из себя эти фразы Ольга.

– Как ты сказала? Угловатый? Его зовут Степан? – удивленно спросила Полина Ольгу.

– Да. Угловатый Степан. Отчества не называли – слабым голосом ответила ятровка.

– Ты его знаешь, Полина? – удивленно спросил ее муж.

– Да, знаю. Он служил у отца в имении. Очень скользкий человек и жестокий. Ради удовлетворения своих желаний по трупам пойдет. Мы ведь с Софьюшкой от него бежали тогда, в 1918 году.

Полина замолчала. Алексей подошел к жене, обнял и сказал, обращаясь сразу к трем женщинам:

– Завтра пойду в органы, к Угловатому. Потребую отдать тело брата. Леонида надо похоронить достойно. Оля, Лида, вы не беспокойтесь. Хотя, это легко сказать, да сделать трудно. Вы потеряли мужа и отца, я брата. Горе у нас великое. Но слезами ему не поможешь. Вам со мной ходить не надо. У меня с Угловатым мужской разговор будет.

В входной двери стал прокручиваться ключ, она открылась и в квартиру вбежала Софья.

– Привет, вот и я!

Но увидав заплаканные лица Ольги и Лидии и печальные лица сестры и ее мужа, девушка остановилась.

– Что случилось?

После того, что Софья услышала, ей стало страшно.

– Бедный Леонид Николаевич. Кто вершит судьбы людей?! Боже, за что ты позволяешь негодяям распоряжаться жизнями честных и благородных людей? – в порыве негодования воскликнула девушка.

Потом уже тише добавила:

– Правду говорят, что товарищ Сталин – великий химик. Он из любого выдающегося государственного деятеля может сделать дерьмо, а из любого дерьма – выдающегося деятеля.

– Тише, Соня. Не бросайся такими словами – испуганно остановила ее Полина – Тебя за такие слова арестовать могут как врага.

Софья, гордо подняв свою голову, отчетливо произнесла:

– А я не боюсь. Я ничего не делаю во вред своей стране. А вот те, которые Угловатые, уничтожают мой народ.

Алексей с восхищением посмотрел на девушку, но в то же время предпочел ее перебить:

– Соня, такая вольность в словах в наше время наказуема. Я не хочу, чтобы ты проявляла ее в других местах..

– Спасибо, Алеша, за заботу. Речь не обо мне сейчас. Но я учту твои пожелания – говоря это Софья смотрела Алексею прямо в глаза. Она вообще всегда смотрела Алексею в глаза, когда разговаривала с ним.

Софье было уже двадцать шесть лет. Она выбрала профессию, о которой мечтала с детства. Софья стала врачом и работала в районной поликлинике терапевтом. Она обожала работу и отдавала ей всю себя. Пациенты любили Софью, особенно мужская часть их. Многие из них мечтали о ней, приглашали на свидания, писали письма с предложениями. Но сердце Софьи не было тронуто ни одним из претендентов. Ее большие синие глаза, в которых светился ум и решительность, были по большей части грустны. Даже, когда девушка улыбалась или смеялась, глаза не меняли своего грустного выражения. Это многих удивляло и притягивало к ней. Никому и никогда Софья не раскрывала причину своей грусти. Она знала, что однажды полюбив, не сможет изменить своему чувству. А полюбила она мужчину, который не принадлежит и никогда не будет принадлежать ей. Гордость и глубокая внутренняя порядочность не позволяли девушке ни прямо, ни намеком сказать об этом своему избраннику. Она слишком любила его, и слишком любила ее, чтобы огорчать их обоих.

– Алексей, думаю, тебе не надо идти завтра к Угловатому. – тихо сказала Соня – Ты можешь не вернуться. Леонид умер, не подписав ни одного признательного документа. Это значит, что у них там не выполнена разнарядка по врагам народа. – Что?! Что ты говоришь!? – возмутилось было Полина.

– Подожди, Полюшка. Соня, откуда ты знаешь про все эти дела, про разнарядки, про врагов народа? – удивленно спросил ее Алексей. Девушка, посмотрев на него грустными глазами, ответила:

– Об этом знают все. А мне приходится иногда лечить не только болезни тела. Я, если ты помнишь, врач и полдня у меня уходит на обход больных по домам. Насмотрелась я на людскую боль достаточно.

Софья замолчала, а потом продолжила:

– Я каждый день сталкиваюсь с сердечными приступами у матерей и жен так называемых «врагов народа». Выслушиваю их боль потери близкого человека. Утешаю, как могу.

Девушку трясло от негодования.

– Прав был Эпикур, говоря, что душевная боль гораздо хуже телесной. Тело мучается лишь бурями настоящего, а душа – и прошлого, и настоящего, и будущего. Скажите, что будет с нами всеми, с детьми особенно, когда они уже познали душевную боль от потери своих родителей, безвинно загубленных по воле ничтожных завистников. Кто из них вырастет? Я вижу два результата. Либо послушные рабы, затюканные властью, либо тихие, мечтающие об изменениях бунтари.

– Соня, замолчи – прикрикнула на сестру Полина. – За такие слова ты всех нас под расстрел подставишь.

– Софьюшка права. – тихо произнесла Ольга – Леня, Ленечка! Что он сделал плохого? Он остался в России после революции, потому что не мыслил жизнь без своей родины. Он честно работал. Сутками пропадал в своем институте, а потом на строительстве тракторного завода в Челябинске. Леня никогда, слышите, никогда не жаловался на неурядицы, никогда не проявлял неудовольствие своей жизнью. Он всегда считал главным не свое благополучие, а благополучие России. Нет, он не враг страны, не враг народа!

С каждым словом голос Ольги становился все тверже и громче:

– Враги народа те, кто арестовал Ленечку и убил его.

Ольга замолчала. А потом подняла голову, медленно обвела всех сидящих на кухне своим взглядом и жестко произнесла:

– Боюсь, что у нас в стране никогда не будет настоящего мира. У нас нет веры в людей, веры в то, что люди со всеми их пороками исполнены благих намерений. Не верить людям, значит не верить в мир. Боже! Куда мы катимся? Что становится с Россией, с русским народом?

Ольга побледнела, пошатнулась. Ее подхватила дочь.

– Мама, мамочка, что с тобой?

– Ничего Лидочка. Не волнуйся. Я просто устала… Я не знаю, как дальше жить, во что верить… зачем жить.»

Последние слова Ольга произнесла сквозь слезы.

В кухне было тихо. Все молчали. Слышно было, как у соседей по подъезду заплакал ребенок – мальчик лет шести, а мать стала его громко успокаивать:

– Не плачь, Димка. Дядьки нехорошие придут и заберут тебя у меня. Плохо будет и тебе и мне.

Малыш стал всхлипывать, умоляя мать:

– Мам, не отдавай меня дядькам, я тебе помогать буду, плакать не буду.

В соседней квартире установился мир. От услышанного у всех стало на душе еще тяжелей.

– Видишь, Алексей, наш сосед Димка, шести лет от роду, уже знает, кто такие дядьки, что забирает людей. Он уже их боится. Позже, когда мальчик поймет, что эти дядьки есть советская власть, он станет боятся уже саму власть и станет послушным ее рабом. – уверенно произнесла Софья.