Алмазное сердце - Ирина Шевченко

Как гладко он всё рассказывает. Всё так правильно, так логично… Только было совсем не так. Но мне не подобрать слов, чтобы убедить его в этом.

— Хватит игр, Лисанна. У меня мало времени, ещё приятеля вашего искать… Разве только вы скажете, что бумаги не у него.

Но сказать я ничего не могу: маг не рассчитал сил, и за короткой вспышкой боли следует приятное забытьё…

…Экипаж, просёлочная дорога, негромкий скрип рессор и блестящая капелька–серёжка.

Солнце слепит глаза. Закрываю их и засыпаю, убаюканная мерным покачиванием. Вот бы проспать так всю дорогу, долго–долго… Но что‑то мешает. Сначала толкает в плечо, потом тычется в щеку… Что‑то тёплое и влажное…

Открываю глаза и вижу бриллиантовую капельку на серой шерсти треугольного волчьего уха…

Джед

По мере приближения к дому, где теперь жила Милисента, ощущение тревоги усиливалось. Велев кучеру остановить экипаж за полквартала и оставив Унго дожидаться внутри, я неспешно прошёл по улице, по которой ещё прогуливались, невзирая на поздний час, обитатели близлежащих домов, вошёл в калитку и поднялся на крыльцо. Потянулся к звонку, но так и застыл с поднятой рукой: из дома пахло магией. И смертью.

Быстрым шагом я вернулся в экипаж и сделал кучеру знак отъехать. Неважно, куда, лишь бы подальше.

— Не нравится мне это, дэй Джед, — нахмурился, выслушав меня, Унго. — Может, стоит заявить властям?

— И что мы им скажем? Если внутри те же люди, что обыскивали наш номер и напали на Лён–Леррона, к приходу стражи в доме не останется никаких следов. Возможно, вообще ничего и никого не останется. Нет, поступим иначе.

Кто бы ни скрывался там, внутри, ему нужны были документы из шкатулки Виктории. А всё, что он мог узнать от Саны, это то, что бумаги у меня. Значит, есть шанс выманить неизвестных (или хотя бы часть их) из дома. Записка, в которой я назначаю Милисенте встречу на главной площади, как нельзя лучше подойдёт для этих целей.

Подманив из окошка одного из мальчишек, денно и нощно околачивающихся у почты, я вручил ему сложенный вчетверо листок и пару мелких монет и назвал адрес. А сам велел вознице объехать вокруг квартала и остановиться у живой изгороди, окружавшей небольшой заброшенный домик. Дальнейший путь был мне известен: пока мы жили в съёмном доме, готовясь навестить особняк Лён–Леррона, я несколько раз выходил по ночам на прогулку. В Вестолии действовал закон «Об облике», согласно которому метаморфам запрещалось появляться на городских улицах в звериной ипостаси. Но штраф в несколько грассов — мелочи в сравнении с другими ожидаемыми сложностями.

— Позвольте мне тоже пойти, дэй Джед, — попросил мой темнокожий друг.

— Нет. Оставайся тут. Если я не появлюсь в течение часа, обращайся в городскую стражу. Но я вернусь, обещаю.

Раскачивающийся, подпрыгивающий на рессорах экипаж, наверное, странно смотрелся со стороны, но сменить облик в столь ограниченном пространстве — дело нелёгкое. Наконец Унго приоткрыл дверцу, и я нырнул в знакомый просвет в кустах.

Перебежками, прячась в тени деревьев и оград, перепрыгивая сливные канавы и пугая дворовых собак, я добрался до заднего хода нужного дома. Я знал, что эта дверь давно заколочена, но другая, расположенная внутри, рядом с кухней, и ведущая в подвал, даже не запирается. А снаружи в подвал можно было попасть через заранее выбитое окошко. Именно так я и гулял когда‑то, чтобы не тревожить отлучками Унго. Втиснувшись в узкий проем, я оказался в пыльном подполье. Осторожно, чтобы не задеть что‑нибудь из валяющегося тут хлама, дошёл до лестницы и, положив морду на лапы, стал ждать.

Уличный сорванец бегал быстро, и вскоре после того как я пробрался в дом, зазвенел звонок. Над головой раздались неторопливые шаги — кто‑то вышел в прихожую. Скрипнула входная дверь. Разговора я не разобрал, но догадывался о его содержании: кто передал записку, когда, как он выглядел. Сейчас, получивший послание человек, обсудит это с сообщниками… Но нет — дверь закрылась, я слышал, как мальчишка сбежал с крыльца, а неизвестный вернулся в комнату, не проронив ни слова. Неужели мне повезло, и он всего один? Определить, так ли это, по запаху не получалось. Вокруг пахло смертью и опасностью, а ещё — магией, и эти ароматы перекрывали для меня все остальные. Оставалось только рискнуть.

Я терпеливо выжидал, пока мужчина наверху, меряя шагами гостиную, примет решение. В конце концов он определился, пробормотал что‑то и направился к выходу. Хлопнула дверь, провернулся в замке ключ, зашуршал под ногами чужака гравий дорожки.

Переждав ещё минуту–две, я поднялся по лестнице и толкнул лбом дверь. Выглянул в коридор, и взгляд наткнулся на посеревшее лицо Марты. Глаза женщины покрылись мутной плёнкой, из открытого рта вывалился чёрный язык. Из горла мимо воли вырвался сдавленный рык: её‑то за что?

Бесшумно ступая, я заглянул в кухню — никого. Перешагнул труп и зашёл в гостиную.

Сана полулежала в кресле безвольной куклой, и сразу мне показалось, что она тоже мертва. Но, хвала Создателю, я ошибся. Девушка дышала. Она не была связана, и чтобы увести её отсюда, мне нужно было всего лишь привести её в чувства. В людском обличии я бы похлопал её по щекам, сейчас же толкнул мордой в плечо. Лекарка заворочалась, приоткрыла и снова сомкнула веки. Толкнул опять, а потом, опершись лапами о подлокотник, дотянулся носом до её лица и лизнул щеку. Девушка открыла глаза, скользнула по мне рассеянным взглядом и улыбнулась.

— Соба–ачка… — протянула она сонно.

Здоровенного северного волка даже ребёнок не назовёт собачкой, но спасибо, хоть не «кошечка».

— Сана, это я, Джед, — в звериной ипостаси речь давалась с трудом.

— Джед, — повторила она тем же сморенным голоском. — Разбуди меня, когда приедем.

— Приехали! — громко прорычал я ей в ухо, но рыжая целительница ответила мне глуповатой улыбкой и вновь погрузилась в сон.

Что ж, увести её не получится. Придётся уносить.

Переменив облик, я громко ругнулся: и зачем я поторопил Унго забрать отсюда мои вещи? И почему не подумал сказать, чтобы он подогнал экипаж к входу? Представил себя бегущим огородами, голым со спящей девушкой на руках. Нет, такой радости я горожанам не доставлю. Обёрнутая вокруг бёдер скатерть тоже не бог весть какая одежда, но хотя бы Милисенту смущать не буду. Только прежде чем её смутить, её нужно было разбудить. А пока я оставил девушку в кресле и полез в тайник. Что бы ни было в этих бумагах, убийце и мучителю я их не оставлю. Просто назло не оставлю. Лучше сожгу. Но сначала разберусь, из‑за чего столько проблем.