Журнал «Вокруг Света» №08 за 1988 год - Вокруг Света

— Вам приходилось когда-нибудь слышать об острове, который называется Тринакия, или Тринакрия, или еще как-то в этом роде? — справился я.

— Нет, никогда не слышал.

— И это название не напоминает вам какой-нибудь остров или другое место в этой области?

Он отрицательно покачал головой.

— Ну а вообще какое-нибудь место, где играет роль цифра три,— скажем, треугольный или трезубый остров?

Роботис задумался, силясь уловить смысл странного вопроса.

— Хорошо,— продолжал я,— представьте себе остров, в описании которого вы бы выделили три черты — скажем, три вершины. Три утеса. Характерные природные особенности, которые бросаются в глаза, когда подходишь к острову, и которые вы бы назвали, рассказывая другому рыбаку, чтобы он сразу понял, о каком острове идет речь?

— А, я понял, что вы подразумеваете! Вы говорите про три мыса острова Меганиси.

— Я никогда не бывал на Меганиси. Три мыса — как это понимать?

— Это на пути от Лефкаса на юг, когда идешь мимо Спарти в сторону Итаки. Их сразу видно — три мыса на Меганиси. Один за другим, ошибиться нельзя. Между ними бухты с хорошими якорными стоянками. Лучше всего у мыса Ильи, там удобно остановиться на ночь после того, как поставишь сети.

Герасимос Роботис не мог знать, что Меганиси — своего рода археологическая загадка. Занимаясь изысканиями на Ионических островах, Сильвия Бентон, археолог из Британского института в Афинах, отметила на Меганиси «участки, изобилующие черепками пифосов конца бронзового века и микенских кубков». Незначительный вроде бы остров Меганиси явно играл важную роль в древности. Но почему — археологам было невдомек. Мне подумалось, что на Меганиси могло находиться святилище, связанное с поклонением солнцу. В древнейших греческих мифах говорится, что быки бога Солнца были похищены гигантом Алкионеем на острове Эритея (Красный остров), который согласно тем же мифам находился где-то в районе залива Амвракикос, к северу от Лефкаса. Позднее мифы перенесли быков Гелиоса гораздо дальше на запад, до самой Испании. Но мы сейчас говорим о микенских мифах, созданных до того, как греческие мореплаватели дошли до Иберийского полуострова. Так, может быть, Тринакрия и Эритея — два прежних названия острова Меганиси?

И я отправился на Меганиси, чтобы проверить описание Роботиса, уделив особое внимание последнему мысу, с лучшей якорной стоянкой.

Поднявшись на гору около главного селения Меганиси — Вати, я стал лицом к выходу из пролива, по которому в бронзовом веке шли корабли с Лефкаса. С вершины хорошо различались причудливые очертания Меганиси. Больше половины острова занимает напоминающий крысиный хвост скалистый гребень, где никто не живет. Расширяясь, он смыкается с округлым центральным массивом; в свою очередь, тот оканчивается на северо-востоке растопыренными пальцами полуостровов, разделенных глубокими бухтами. Три крайних мыса, по словам Роботиса, могли служить отчетливыми ориентирами. С того места, где я стоял, не было видно, что «хвост» Меганиси изогнут под углом к центральному массиву. Скорее он воспринимался как «ручка», а разделенные бухтами мысы напоминали зубцы остроги, нацеленные на горловину пролива между Лефкасом и материком. Короче, Меганиси напрашивался на сравнение с тринаксом — трезубцем.

Поскольку Улисс потерял свою последнюю галеру, наш уникальный метод исследования с борта «Арго» пришел к естественному финалу. После кораблекрушения возле Тринакрии Улисс уже не мог плыть дальше на обычной галере, оттого и мы не могли больше использовать «Арго» в своем эксперименте — плавании по вероятному маршруту знаменитого капитана бронзового века, сравнивая наш опыт с его приключениями. А потому в конце августа мы вытащили «Арго» на берег нового судоходного канала у Лефкаса и оставили там зимовать. Галера хорошо дослужила нам, пронесла без происшествий по «логическому пути» от одного открытия к другому. Дальнейший маршрут Улисса далек от логики, ибо он уже был мало властен над своими передвижениями, беспомощно дрейфуя на связанных вместе обломках, плывя затем на самодельном плоту и, наконец, являясь домой крепко спящим на борту волшебной пятидесятивесельной галеры, не нуждающейся в кормчем. На последнем этапе великого странствия Улисс становится для нас все более неуловимым, пока не оказывается на своем родном острове Итаке; эта привязка не вызывает сомнений.

Почему же «Одиссея» так долго оставалась географической головоломкой? Ответ следует искать отчасти в истоках повествования Гомера, отчасти в том, как это повествование трактовал человек, заслуживающий, так сказать, звания главного злоумышленника. Он спугнул зайца, за которым с тех пор безуспешно гонялись по кругу.

«Одиссея» — морская повесть, сочиненная людьми, несомненно, знакомыми с особенностями вождения галеры. Знание моря, мореплавания, кораблей видно на каждом шагу. Аэды могли использовать устные предания об одном или нескольких морских скитаниях, рассказы о реальных событиях, моряцкие байки, могли дать волю собственному воображению, творя искусный сплав исторических сведений и морского фольклора. Вот из чего следует нам исходить, строя предположения о путях Улисса от одного необычного места к другому. В трехмесячном плавании по «логическому маршруту» на копии галеры бронзового века мы выявили уникальную серию отождествляемых пунктов, подчас там, где меньше всего ожидали этого.

Первый факт, который мы смогли удостоверить,— правильная передача «Одиссеей» особенностей плавания галеры под парусом и на веслах в Средиземном море. Подлинность всего, что касается трудностей и ограниченных возможностей мореходства бронзового века, подтверждается нашим опытом. «Одиссея» повествует о каботажном плавании сравнительно короткими отрезками от одного мыса до другого, от захода к заходу. И разве могли большие команды на открытых судах плавать, не подходя частенько к берегу, чтобы пополнить запасы пресной воды, подкормиться и отдохнуть? Нет никаких оснований видеть в «Одиссее» рассказ о дальнем плавании — до Гебридских островов, Скандинавии, даже до залива Фанди в Канаде,— как это делают иные энтузиасты.

Будем помнить, что половину пути Улисс прошел не один, а в сопровождении еще одиннадцати кораблей, тяжело нагруженных добычей и изрядно обветшалых после долгого плавания и десятилетнего стояния на берегу, пока согласно «Одиссее» шла война. Скорость продвижения флотилии определялась возможностями наиболее тихоходной галеры; то и дело надо было останавливаться, дожидаясь отстающих. Корабли шли медленно, осторожно, тяжело.

Не следует забывать и про ограниченные мореходные возможности галеры. На «Арго» мы убедились, что невозможно грести против встречного ветра и нужны немалые усилия, чтобы продвигаться вперед при штиле. Сопутники Улисса не раз проявляют недостаток рвения, и, конечно же, они предпочитали идти под парусом, нежели на веслах, ждать попутного ветра, чем ползти черепашьим ходом при штиле. И они старались держаться подальше от берегов, если намечался шторм. Отсюда общий неспешный характер плавания, с остановками в ожидании благоприятной погоды перед очередным этапом. Такого порядка придерживались мудрые капитаны, и все говорит за то, что Улисс был достаточно осторожен, кроме тех случаев, когда верх брали любопытство или вспышка бравады.

Мы проложили курс «Арго» с таким расчетом, чтобы уложиться в один период навигации в Средиземном море. Это соответствует чистому времени, отведенному «Одиссеей» для плавания Улисса. При внимательном рассмотрении из знаменитых девятнадцати лет скитаний Улисса лишь несколько недель приходится на море, все остальное время он проводит на войне и в гостях у приятных особ женского пола. Мы доказали, что нескольких благоприятных для плавания недель — с июня по август или сентябрь — было достаточно для перехода от Трои до Итаки, даже если флотилию Улисса относило к берегам Северной Африки.

Сразу после избиения людей Улисса лестригонами «Одиссея» вдруг перебрасывает нас с логической трассы на остров Кирки, лежащий по другую сторону Итаки. Если Улисс возвращался домой с юга, держась естественного маршрута, почему он теперь оказывается к северу от родного острова, словно намеренно миновав его?

Ответ: перед нами новый сюжет. От Трои до Месапо мы прослеживаем путь возвращающейся домой флотилии. Эта часть поэмы повествует о том, что приключилось с двенадцатью итакскими кораблями, когда кончилась война, и гибель флотилии — заключительный эпизод этой части повествования.

Что до приключений на острове Кирки и последующих эпизодов, с печальным финалом у острова быков Гелиоса, то они образуют отдельный цикл, повествующий об одном корабле, и место действия ограничивается Ионическими островами. Переход от одной сюжетной линии к другой бросается в глаза. Повествователь даже не пытается объяснить, каким курсом плыл единственный уцелевший корабль Улисса и какое расстояние прошел; от бухты Месапо герой сразу переносится к острову Кирки, вдруг оказываясь в совершенно незнакомом месте. «Нам неизвестно, где запад лежит, где является Эос; где светоносный под землю спускается Гелиос, где он на небо восходит...» Перед нами новое начало. Дальше нас ждет знакомство с ионическим циклом преданий.