Записки спортсмена-воздухоплавателя и парашютиста - Полосухин Порфирий Порфирьевич

…Вот Фомин поднимается по лестничке, открывает люк и забирается в гондолу. Я встаю на ступеньку и, облокотясь на обод люка, гляжу внутрь паровой комнатки, которая приютит в стратосфере моих друзей. Все в гондоле напоминало о сложности и трудности путешествия в далекие заоблачные пространства. Здесь были штурвалы управления, навигационные приборы, самописцы давления, температуры и влажности воздуха, радиостанция, аппаратура для наблюдения за космическими лучами, оптическими явлениями в стратосфере и для взятия проб воздуха на разной высоте.

Фомин (в который уже раз!) внимательно осматривает гондолу, любовно прикасается к приборам. Потом садится около радиостанции и кладет руку на телеграфный ключ. Скоро, скоро этот ключ будет отстукивать точки и тире, передавая радиограммы о ходе полета. Взглянув на меня, Саша, улыбаясь, вспоминает полюбившееся нам стихотворение Константина Симонова, посвященное Амундсену:

…По радио всю ночь бюро погоды

Предупреждает, что вокруг шторма -

Пускай в портах швартуют пароходы

И запирают накрепко дома…

Я смотрю на друга и думаю, что и сам он, сидящий в этой замечательной гондоле, в своем кожаном реглане - настоящий исследователь неизвестного, герой удивительных и смелых путешествий.

В цех входят Волков, Крикун и доктор Спасский. Сегодня предстоит генеральное испытание «жизненной аппаратуры». Экипаж занимает свои места. Закрываются оба люка гондолы. Крышки люков плотно прижаты замками к резиновым прокладкам. Теперь гондола загерметизирована - надежно изолирована от внешнего воздуха. Это даст возможность пилотам жить и работать в стратосфере. Более полувека назад великий русский ученый Дмитрий Иванович Менделеев указал на такой способ проникновения человека в область больших высот, разработал принцип герметической гондолы для воздушного шара и тем самым изобрел стратостат.

Приникнув к одному из круглых иллюминаторов, имеющихся в верхней и нижней частях гондолы, я вижу, как Фомин поворачивает краник на большом блестящем шаровидном сосуде с жидким кислородом. Кислород, испаряясь, начинает поступать в гондолу. Одновременно Саша пускает моторчик регенерационной установки. Вращаемый моторчиком вентилятор гонит внутригондольный воздух через патроны с химическими поглотителями. Благодаря этому воздух освобождается от выдыхаемых людьми углекислоты и влаги. Шар с кислородом, моторчик, поглотители - это и есть «жизненная аппаратура». Без нее в закупоренной гондоле можно было бы просуществовать лишь весьма незначительное время. По такому же принципу будут обеспечиваться жизненные условия для экипажей межпланетных ракет.

Постучав в иллюминатор, делаю друзьям прощальный жест. Их не дождаться, они освободятся от своего добровольного заточения только через десять часов.

Летом и осенью 1939 года мы кропотливо изучали материальную часть, приборы и научное оборудование стратостата-парашюта. Фомин, Крикун и Волков под руководством инженера Игоря Глушкова проходили парашютную подготовку, несколько раз прыгали с самолета. Они тренировались в барокамере и закрытой гондоле стратостата. Для испытания некоторых научных приборов Крикун и Волков поднялись на субстратостате, достигнув высоты 9200 метров.

Мы жили на окраине Москвы в санатории Гражданского воздушного флота. В свободное время бродили по чудному парку, катались на лодке. Трудно описать прекрасные условия, созданные нам. Порою даже становилось неловко, что о нас так заботятся, а полет все откладывается из-за неподходящих метеорологических условий.

Каждый вечер Фомин заезжал в Центральный институт прогнозов, но возвращался в санаторий без утешительных сведений. Один раз он запоздал к ужину, и мы с Крикуном обсуждали, что это могло означать. Волков лежал на кровати, лениво перелистывая какую-то книгу. В коридоре послышались знакомые шаги, и мне показалось по их чуть торопливому и энергичному звуку, что Фомин несет новости.

Саша вошел в комнату с торжественным и важным видом. Мы вопросительно молчали.

- Ну, друзья, на послезавтра готовьтесь, - сказал он.

- До послезавтра еще успеют отменить, - заметил Волков, открывая оставленную было книгу.

- Думаю, что на этот раз нет, - возразил Фомин. - Ожидается безветренная погода. Уже даны все указания о старте.

…Звездной, октябрьской ночью машина везла нас по пустынному в поздний час шоссе мимо мирно спящих подмосковных поселков. Фомин сидел рядом с шофером и молча смотрел вперед.

Последний поворот дороги, железнодорожный переезд, еще несколько минут, и мы у цели нашего путешествия. Смолк мотор, хлопнули дверцы автомобиля, и мы услышали усиленные репродукторами команды:

- На поясных третьего и четвертого секторов сдавай! Плавно сдавай!

- Дать газ!

Скрещенные, как шпаги, лучи прожекторов освещали площадку, над которой вырисовывалась неясная, вся в беспорядочных складках, громада стратостата.

В коридоре воздухоплавательного отряда многолюдно. Кинооператоры и сотрудники газет оживились словно потревоженный рой пчел: «Экипаж приехал!» Но стратонавты слишком заняты. Нужно ознакомиться с последними метеоданными и уточненным аэростатическим расчетом, показаться доктору, выслушать последние указания командования и научных работников, надеть летные костюмы, подготовиться к приемке материальной части.

Я пошел поглядеть на снаряжение стратостата. Мое внимание приковала парашютовидная, будто срезанная снизу, оболочка. Она не свисала, а благодаря особому устройству была подтянута внутрь. Подойдя под нее и подняв голову, я увидел кусочек звездного неба: оболочку снизу до верху пронизывала широкая матерчатая, всегда открытая для прохода воздуха труба. Подобно полюсному отверстию парашюта, труба должна была придать устойчивость снижающемуся стратостату, уменьшая раскачивание.

Оболочка огромна. Как бы для сравнения рядом с нею появился шар-прыгун. С его помощью осмотрят недоступную никаким другим путем вершину стратостата. На специальной тележке осторожно подкатили поблескивающую при электрическом свете герметическую гондолу. Она была похожа на ядро жюльверновской пушки.

Погода не посчиталась с нами и на этот раз. С рассветом небо затянули облака. Хорошо хоть, что у земли было по-прежнему безветренно. Сколько людей находилось на площадке! Одна только стартовая команда состояла из двухсот человек. А кроме них, здесь собрались работники Главного управления гражданского воздушного флота, воздухоплаватели, корреспонденты, друзья стратонавтов. У многих в руках были букеты цветов.

К вершине стратостата поднялся удерживаемый за веревку шар-прыгун. На его скамеечке виднелась фигурка человека. Это Тихон Макарович осматривал детали, расположенные в верхней части оболочки, - в порядке ли они.

Фомин, Крикун и Волков в теплых удобных костюмах вышли из здания отряда и направились к стратостату. Наступила минута прощания, напутствий. Восхищенно смотрели присутствующие на отважных исследователей стратосферы. Подошел пожелать успеха друзьям и я. Обидно, конечно, было мне оставаться на земле.

Экипаж занял места в гондоле. Прозвучала последняя команда. Стратостат плавно оторвался от земли. Из открытого люка высунулся и помахал рукою Крикун. Могло ли ему такое даже привидеться семь лет назад, когда он служил на далеком Амуре и читал книги об истории воздухоплавания?

Грянул авиационный марш. Провожающие, дружно аплодируя, следили за величественным стратостатом, пока он не скрылся в облаках.

Через три минуты с экипажем установили радиосвязь. Волков, сообщая о ходе полета и научных наблюдений, называл все большую высоту. Прошло около двух часов, и на радиостанции записали: «16000 метров. Жизненная аппаратура в порядке. Небо в зените темно-синее. Внизу сплошная облачность. Привет!».

Впервые стратонавты могли, благодаря шахте, видеть небо в зените - прямо над головой. Во всех других полетах этому мешала оболочка.

Стратостат достиг заданной высоты 16800 метров. Были выполнены все научные наблюдения, и Фомин начал снижение. Волков сообщал, что спуск происходит с небольшой скоростью, что оболочка, принявшая в стратосфере форму шара, теперь обращалась в парашют и что (ура!) снижение не требовалось тормозить сбрасыванием балласта.