Уроки любви - Мэри Патни

Не буду притворяться, утверждая, что я не дрогнул. Православие, ислам — какая разница? Оказывается, большая. Когда наступит мой час, я хочу умереть, зная, что не отрекся от веры, в которой вырос, от церкви, где молились мои предки. Я хочу попасть на православные небеса с золотыми маковками куполов, с ладаном и самоварами, а не в мусульманский рай, с гуриями и девами, услаждающими праведников и каждый раз восстанавливающими девственность. Почему к девственности относятся так серьезно? Я предпочитаю опытных женщин.

Интересно, на что похожи небеса, если они существуют? Я представляю себе большой город с кварталами по каждой вере. Пусть это не исламский рай, но я хотел бы навещать там моих друзей, чтобы выкурить с ними трубочку. Католический рай будет рядом с восточным раем, и мы сможем устраивать веселые праздники в честь кого-нибудь из святых. Лютеране имеют свой квартал, холодный, целомудренный, но и туда можно зайти выпить пива.

Конечно, до рая мне далеко после того, что я натворил в своей жизни, и худшее еще впереди. Мой хитрый плак способен уничтожить тысячи, десятки тысяч невинных людей. Нужна одна искра, чтобы огонь забушевал по всей Индии. И лишь для того, чтобы заменить господство одной империи господством другой? Молю Бога, чтобы мой проклятый план не дал результатов.

Я заслуживаю того, чтобы гореть в аду. Там я хотя бы встречу больше старых друзей, чем в раю».

Лора нахмурилась: опять упоминание об огне. Нужно поговорить с Йеном, выяснить, рассказывал ли ему Петр о своем коварном плане. Вряд ли он мог совершить нечто поистине дьявольское.

Чем дальше она читала дневник, тем больше сожалела, что не знала старого грешника лучше, а теперь уже и не узнает.

Они с Йеном решили задержаться в Камбее еще на день. За завтраком он съел не только больше обычного, но даже попросил добавки, и они разошлись каждый по своим делам. Лора отправилась с прощальными визитами к офицерским женам. Бланш Баскин, конечно, пристала с расспросами, почему Лора и ее очаровательный муж вздумали купаться в озере посреди ночи. Вернувшись домой, Лора сложила оставшиеся вещи, после чего возобновила чтение дневника.

"Третье мая. Йена еще не привели обратно. Если ему сделали такое же предложение, согласился ли он? Не знаю, даже не могу догадаться. Возможно, принял, как хотел принять и я, решив использовать любую возможность, лишь бы вырваться на свободу. Но Йен упрямый парень, мог наговорить им глупостей и послать куда подальше. Так что он или на свободе, или казнен, прости, Господи, мою душу.

Пятое мая. Я ужасно по нему скучаю. Холод стал еще промозглое, темнота еще чернее, одиночество просто невыносимо. Стараюсь побольше спать.

Шестое мая. Принесли избитого до беспамятства Йена и бросили на пол, как мешок с костями. Ему повредили все, что могли. Если он выживет, то может остаться слепым, не говоря уже о других последствиях. Я пытаюсь ему помочь, но мои возможности так малы, что я плачу от бессилия. Я старый человек, мне недолго осталось жить, почему они не выместили свою злость на мне?"

Лора невидящими глазами смотрела перед собой. Так вот когда Йен потерял глаз и получил увечье, которое изменило его жизнь.

"Двадцатое мая. Кризис миновал, Йен стал поправляться, по крайней мере физически, но упорно не хотел рассказывать, что они с ним сделали и почему. Этот упрямый англичанин не поддался на уговоры и заплатил за это страшную цену. Теперь я больше опасаюсь за его душевное состояние, как раньше боялся за физическое».

Глава 16

Йен назвал дворецкому свое имя, и его тут же проводили на заросшую цветами веранду, где Джорджина обрывала с куста отцветшую герань. Розовый утренний пеньюар очень ей шел, но в облике была какая-то ранимость, которой Йен раньше не замечал.

— Что привело вас сюда, лорд Фалкирк? — робко спросила она.

— Мне хотелось поговорить с тобой до отъезда. — Йен вспомнил их страстные поцелуи, однако не почувствовал к Джорджине никакого влечения. Неужели, кроме страсти, их больше ничего не связывало? С Лорой у него сразу возникло духовное родство, хотя физического влечения не было.

— Вчера я познакомилась с леди Фалкирк. Она очень любезная.

— Да. Я пришел извиниться за свое поведение в день первого визита.

— Мне сказали, ты умер, Йен. Откуда мне было знать, что ты жив?

— Конечно, я понимал, что ты не могла этого знать, но был слишком взбешен твоим замужеством и вел себя неразумно.

— То есть я тебе никогда не нравилась и ты рад, что не женился на мне, так?

— Нет, не так. Если бы я не свалял дурака, вызвавшись поехать в Бухару, мы бы поженились и жили бы очень счастливо. В тюрьме я постоянно думал о тебе, ради тебя мне хотелось жить. Но человек, за которого ты обещала выйти замуж, сильно отличается от человека, который вернулся, и этот человек не смог бы стать хорошим мужем. Ты заслуживаешь лучшего.

— Как ты мог измениться, Йен? — спросила Джорджина, внимательно глядя на него. — Я не чувствую никакой разницы.

— В тюрьме я заглянул в бездну, и это изменило мое восприятие жизни.

— Что ты имеешь в виду под словом «бездна»?

— Если ты стоишь над бездной, то все, чем ты раньше дорожил, отходит на задний план. Я получил в тюрьме хороший урок, заплатив за него высокую цену.

Джорджина нахмурилась, было видно, что она ничего не понимает, и дай ей Бог никогда этого не понять.

— А твоя жена тоже заглянула в бездну?

— Да. Поэтому мы с Лорой так же подходим друг другу, как и вы с Джерри. Он прекрасный человек и сделает тебя счастливой.

— Спасибо, Йен. Надеюсь, вы с Лорой тоже найдете свое счастье. А если такое невозможно, то хотя бы взаимопонимание. — Йен вынул из кармана бриллиантовое кольцо и протянул Джорджине:

— Я купил его для тебя. Конечно, ты не хочешь носить его, но, возможно, сохранишь его для своей дочери. Ты скажешь ей, что оно от человека… который восхищался тобой.

— Я так и сделаю.

Джорджина наградила его прежней радостной улыбкой, которую он вспоминал в тюрьме и которая поддерживала в нем волю к жизни.

— Прощай, Джорджина, — сказал он', целуя ей руку. — Передай мои лучшие пожелания Джерри, После его ухода Джорджина забралась с ногами в широкое кресло, чувствуя невероятное облегчение. Йен прав, он сильно изменился, хотя она не понимала, в чем именно. Угрызения совести больше не мучили Джорджину. Она никогда не забудет Йена, но ее мужем стал Джерри, близость в постели теснее привязывает их друг к другу, однако самую большую радость им доставляет сознание того, что она носит его ребенка.

— Ты плачешь, Джорджи? Что случилось? — тревожно спросил вернувшийся муж.

— Здесь был Йен Камерон, — Проклятие! — Лицо Джерри потемнело. — Что он сказал тебе на этот раз? Я не позволю ему расстраивать тебя.