Они живут рядом со мной - Анатолий Онегов

Никогда в лесу, в дикой степи, где нет домашнего скота, не ведут волки себя так разбойно, как ворвавшись в стадо овец… Чтобы поймать зайца, волку надо долго гонять этого зверька. Чтобы свалить лося, волкам надо устроить засаду и загнать добычу в болото. Но не каждого лося так просто обвести, не каждый лось, чувствуя опасность, бросится в сторону от преследователей и забудет о том, что болотная топь порой страшней волчьих клыков, — чаще лось, попав в засаду, будет стараться прорвать окружение и крепкой, сухой тропой все-таки уйдет от врагов. Да, волкам для такой охоты нужны силы. Ну а если на пути хищников стадо овец, животных, давно забывших, как спасаться от врагов, — овцы только собьются в кучу и, дрожа от страха, станут кидаться из стороны в сторону, надеясь только на помощь человека. А если человека рядом почему-либо не оказалось, то волки, ворвавшиеся в стадо, станут резать и валить на землю одну овцу за другой.

Такое поведение хищников может показаться безумным — зачем волкам столько добычи? Им не унести всех зарезанных овец — ведь несколько волков, напавших на стадо овец, может зарезать не один десяток животных… Да, такое поведение хищника ненормально — но оно ненормально лишь потому, что перед хищником оказалась жертва, ведущая себя так, как не ведет себя в природе ни одно животное, встретившее врага, — добыча оказалась слишком доступной. Дикий хищный зверь встретил домашнее животное, выращенное человеком, и урон, нанесенный хищником, оказался слишком велик.

Вспомните кабанов, бродящих по нашим лесам в поисках пищи, — целый день эти животные будут бродить с места на место, отыскивая себе пропитание, разрывая землю, выкапывая корни и корневища. Но вот на пути стада кабанов картофельное поле — добыча сама идет в руки, так почему же надо отказываться от добычи и не поесть досыта. И после такого нашествия кабанов хозяева с горечью подсчитывают убытки…

Не меньшие убытки приносят и лоси молодым посадкам в лесничествах — бродит лось по зимнему лесу в поисках пищи, нечасто встретятся тут молодые сосенки, вершинки которых идут ему в пищу. А тут перед тобой целые заросли малолетнего сосняка. И лось принимается за праздничный обед, уничтожая разом труд людей.

Итак, звери и птицы идут к человеку. Одни идут потому, что на пространствах, отвоеванных у леса, появились ягоды, появился молоденький лесок — появилась пища. Другие приходят к полям и огородам, на которых человек возделывает культурные растения для себя, а не для своих диких соседей. Ну, а хищников тянут к людям овцы, телята, цыплята, гусята. И если недосмотреть, если забыть о том, что хозяйство, устроенное людьми, извечно притягивало к себе все живое, то очень скоро вам не придется собирать на полях и огородах урожай, а ваши домашние животные достанутся волкам, лисам, медведям, хищным птицам…

В небольшой алтайской деревушке, где я поселился, каждый хозяин держал чуть ли не целое стадо крупного и мелкого рогатого скота. Причем этот скот никто не пас, и все многочисленные овцы, телята, коровы, быки, лошади бродили по ближним и дальним пастбищам без всякого надзора. Если коровы и лошади редко забирались вверх в горы, то овцы, видимо, в память о своих предках, что ловко прыгали со скалы на скалу, не упускали случая заглянуть на горные тропы и порой пропадали где-то вверху по нескольку дней. Здесь-то и выпадал случай алтайскому медведю поохотиться за какой-нибудь глупой овцой — овцы бродили рядом, и искушение было столь велико, что медведь, видимо, забывал порой все и всякие договорные отношения с людьми.

О своих овцах местные жители, как мне казалось, заботились не столь ревностно, как заботились о совхозных телушках на лесных пастбищах Архангельской области знакомые мне пастухи. Овец не было дома по два, по три дня, и только на четвертый, а то и на пятый день после долгих догадок и пересудов жители деревушки отправлялись на поиски заблудших животных. Тут-то и выяснялось, что не хватает одной или двух овец, а то и барана. Бывало и так, что пропавшая было скотина потом отыскивалась… Но в начале все в один голос громогласно заявляли, что овец порешил именно медведь и что этого разбойника надо срочно унять.

Пожалуй, предполагаемого разбойника можно было унять и без лишнего шума, но предварительный шум, как условие коллективной охоты за медведем, был необходим, и вот почему…

К тому времени, когда наведался я на Алтай, добрались и сюда строгие охотничьи законы, запрещавшие добычу медведя в летнее время. А кому хочется стать браконьером, платить за незаконную добычу животного большой штраф, да к тому же еще и терять ружье, которое у браконьера положено отбирать навсегда. Еще недавно охотник, без времени сваливший медведя, мог как-то объяснить, что медведь первым напал на него и потому, мол, пришлось стрелять. Но теперь таким сказкам редко верят и здесь. Как же быть? Ведь медвежье мясо вкусно, а жир целебен… Ждать осени и охотиться только тогда?.. А где ты сыщешь медведя по осеннему времени — по осени за ним надо лезть в горы, в кедрачи. А летом просто — близко он бродит, возле красной смородины… А что, если всем миром объявить медведя заклятым врагом и предъявить ему обвинение в нападении на скотину, а то и на человека?.. Попробовали раз — получилось, сошло с рук браконьерство, правда, пожурили чуток — и только. Так и повелось дальше — объяви всей деревней, что медведь пакостит, и колоти его. Словом, такие охоты в запретное время стали устраиваться, и алтайскому мишке, что до этого мирно пасся по кустам смородины, приходилось порой рассчитываться собственной шкурой за овец, которых он и в глаза-то не видел.

Пожалуй, такие охоты, месть за, овец, и не всегда сходили бы с рук разгорячившимся охотникам, если бы местные медведи обвинялись только в покушении на домашнюю скотину. Водился за здешним зверем и еще один, главный грех — падок был он на мед и не упускал случая заглянуть на пасеку и утащить оттуда один, а то и другой улей, разумеется не спрашивая, кому этот улей принадлежит: лесхозу, совхозу или частному лицу.

Как орудует медведь на пасеке, как ворошит пчел, мне самому видеть пока не приходилось, но от местных жителей слышал не раз, что зверь сначала снимает крышку с улья и несет его в лес, несет осторожно, будто человек. Здесь медведь вытряхивает из улья рамки, жрет не спеша мед и то ли из озорства, то ли от злости, что мед кончился, швыряет пустой улей вниз с горы и долго смотрит, как с грохотом катится пустая деревянная коробка.

Уж какое удовольствие доставляет степенному зверю наблюдать, как кувыркается пустой улей, не знаю, а вот то, что за озорство на пасеке медведя обычно ждет очень строгое наказание, стало мне известно доподлинно, хотя каждый местный пчеловод хорошо знает, как подобру-поздорову отвести, отвадить зверя от пчел. По вот беда: хоть и известна эта наука всем, пользуются ей лишь люди постарше, поспокойней, поумней. А те, что помоложе и побойчей, науку стариков не чтут и принимаются по-своему «отваживать» медведя лишь тогда, когда тот успевает проложить к пасеке не одну дорогу.