Песнь Морской Девы (СИ) - Романова Маргарита "Margari Vlaiser"

Хорошо, надо бы как-нибудь высвободиться. Пошевелив сросшимися ногами, я ощутила, как по ним соскальзывает веревка. Нижняя часть моего тела наконец была свободна. Теперь очередь рук. Стараясь не смотреть на труп, части которого то и дело попадали в поле зрения, я сконцентрировалась на руках и веревке. Повезло, что они были на уровне груди, а не за спиной. Вот только веревка распухла и не поддавалась. как тогда на бушприте во время шторма…

Пришлось выворачивать запястья и пальцы. В итоге я выпуталась, но пришлось вырвать сустав большого пальца левой руки. Больно! Очень больно! Из глаз брызнули слезы и тут же смешались с океаном. От боли, во мне закипела злость. На все, на себя в особенности.

Я рыдала, прижатая к телу утопленника, пока боль немного не стихла. Осталось только развязать или разорвать путы, стягивающие мою и мертвеца талии. К тому же этот мужчина обхватил меня и, похоже, до самой смерти крепко прижимал меня к себе. И, судя по всему, его руки за моей спиной тоже были связаны.

Когда очередная попытка развязать распухшие канаты закончилась крахом, я совсем отчаялась. Похоже, я так и умру, привязанная к незнакомому мужчине. А может и знакомому… Я определенно всего лишь не помнила его. Ведь лежать на дне океана с разорванной рубашкой, без юбки и связанной с незнакомцем, как минимум не прилично.

Я устала. Мне необходимо отдохнуть. Поборов рвотные позывы и брезгливость, я устроилась на груди мужчины, перевернувшись так, чтобы он лежал на каменистом дне, а я на нем.

Когда я проснулась, меня все-таки вырвало. Мне пришлось махать перед собой руками, насколько это было возможно, чтобы все, что когда-то было едой отплыло от меня подальше. Уж не знаю благодаря ли этому или чему еще, но я смогла выскользнуть из тесных объятий мужчины и крепких колец веревки. Отталкиваясь руками от груди мертвеца, я чувствовала, как под моими ладонями и его рубахой отслаивается кожа. Отвратительная и противная мерзопакость! Судорожно ища что-нибудь, на что можно отвлечься от этого, я извивалась всем телом и вывернулась. Вместе с этим с трупа слезла кожа.

Я содрогнулась всем телом. Первым позывом было уплыть куда подальше, и поскорее забыть про, брошенное на дне бескрайнего океана, тело. Но я остановилась. Во-первых, я увидела то, что теперь было у меня вместо ног. Это был белоснежный, очень приятный наощупь, гладкий хвост. Он был великолепен. Тонкий, изящный, словно вытесанный самым лучшим скульптором, он оканчивался широким полупрозрачным плавником.

Ну, а во-вторых, от чего-то я не могла бросить мертвого просто так. Даже будучи мертвым, он передавал странное тепло и любовь, которые, должно быть чувствовал ко мне при жизни.

Голову пронзила острая боль и я вспомнила:

Бессильно обмякнув в крепких руках, я с трудом воспринимала то, что происходит вокруг. Шум волн и чьи-то крики слились в единый шум. Я слышала его как из-под воды. Мне было больно, болело все тело и в особенности между ягодицами. Ноги были ватными, я даже уже не стояла. Меня держал он, Олаф. Не давал упасть.

— За то мы умрем вместе. — раздался шепот над моим ухом. И все погрузилось в пучину сплошного ничего.

Олаф. Друг, который поддерживал меня. Человек, тщательно оберегающий мою тайну. Я вспомнила. Я не могу оставить его тело.

Подплыла, вгляделась в его лицо. Как и все остальное тело, оно распухло от воды — должно быть нас утопили уже давно. Его светлые волосы колыхались по воле пульсации воды. Некогда голубые глаза выпучились и покрылись серой пеленой. Я отвернулась. На мои собственные глаза навернулись слезы. Он был моим другом и теперь он мертв. Анабель — ее я теперь тоже помню — была моей подругой, и она мертва. Оба моих самых близких человека покоятся на дне бескрайнего беспощадного океана. Почему же я все еще жива?

Как бы то ни было, об этом я решила пока не думать. Коснувшись пальцами каменистого дна рядом с захлебнувшимся Олафом, я подумала, что ему нужна достойная могила. И тут…

Вокруг его тела из-под камней выбились кораллы. Они росли, соединяясь над мертвецом куполом. Сквозь резкие причудливые узоры красных кораллов я все еще видела лицо друга. Я хотела было вырастить и надгробную плиту, но вспомнила, что отроду не обучена письму.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я должна была, наверное, удивиться хвосту и магии, но от чего-то я приняла все это, как должное. Словно всегда знала, что это мое и, наконец, обрела это.

Последний раз взглянув на могилу друга, я развернулась и поплыла прочь. Произносить речи я не умею, особенно траурные. Да и кому нужна эта речь? Олаф ее уже не услышит, а кроме меня тут никого больше нет.

25. [Анабель]

Нет! Ее нигде нет! Она пропала!

В отчаянии я металась по морским просторам, ища Саманту. Мне все равно, что все девочки остались развлекаться с моряками на "Акульем зубе". Мне не до этого, я должна ее найти! Если ее утопили, она должна стать русалкой. Не может она просто взять и умереть. Она не могла оставить меня. Снова.

Виола и Луиза помогали мне. Вместе со мной обыскали все морское дно на протяжении трех миль во все стороны. Но и они вскоре бросили меня, сказав, что устали мотаться по всему океану. Я осталась одна.

Так не честно! Почему никто не поможет мне? Хотя бы из благодарности за то, что я привела их к "Акульему зубу", где они бесстыдно прохлаждаются уже второй день! Мне так обидно никогда в жизни не было! Ну, за исключением того раза, когда меня так несправедливо убили. Мало того, что Генри меня предал, так он еще и спрятался от правосудия! А попутно загубил мою лучшую подругу, которая, к слову, тоже меня бросила!

Вернувшись на "Акулий зуб", я узнала то, чего мне знать не хотелось бы вообще. Капитану, теперь уже бывшему, мало было просто утопить Саманту! То, что он сделал с ней, мне бы не приснилось и в самых ужасных кошмарах. Рассказал мне все как было новый капитан, Фред, но сказал, будто сам при событиях не присутствовал, потому что поднимал народ на бунт против тирана. Зато, по его словам, все видел какой-то громила с плечами вдвое шире, чем у меня, и ростом в двое выше моего. Я когда его увидела, он мне напомнил мой шкаф, хранящий в себе все мои наряды. Интересно, что маменька велела сделать со всем моим добром, соответствующим последней моде? Бррр… Я отвлеклась.

Так вот, этот детина, имени которого я или не услышала, или не запомнила, был, судя по его бессвязному рассказу, другом Сэма. И узнал он, что это на самом деле никакой не Сэм, а Саманта, только в день ее смерти. Но все равно пытался ее защитить вместе с еще двумя матросами. Одного из них, говорил близнец моего шкафа, убил Генри, другого, самого ярого защитника, безымянный капитан утопил вместе с Самантой.

Как по мне, так он все врет. Что бы не провоцировать мой гнев. Понял, хоть и умом не блещет, что Саманта мне дорога, и любого обидчика подруги я готова разорвать на части. Еще защитников каких-то выдумал… Тьфу!

Однако я не стала его за это убивать. Все же он рассказал мне куда больше, чем мог бы любой из этих бесполезных зачарованных дурней. Громила то и описал мне в красках, как надругался над Самантой бывший капитан. Представляю, как это было для нее ужасно. Ведь она была девственницей — по крайней мере, когда убегала из дома точно еще была невинной. На сколько я знала, она и голого мужчины то ни разу не видела. Раздетые по пояс моряки — не в счет. И вот так, не познав ласки и любви в постели, подверглась жестокому насилию… Бедняжка…

Или нет? Может так ей и надо? За то что оставила меня, за то, что сбежала тогда, оставив меня, поступком своим заставив последовать за ней. За то что обещала сделать все, чтобы я осталась жива, и не сдержала обещания!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Анабель!

Я обернулась на зов. Из воды показалась Карелия, она жестом позвала меня и снова скрылась в глубине. Бросив последний взгляд на звезды, я спрыгнула с носа корабля, на котором сидела, поджав ноги. Еще на лету они покрылись чешуей и срослись воедино.

— Мы отыскали остров, на котором сейчас находится твой Генри и безымянный капитан. — Сказала владычица русалочьего острова. — Но он защищен какой-то могущественной магией, мне не подвластной. Никто из нас не может ступить на него.