Безумная страсть - Кристина Аханова

Ее лечащий врач, опытный психоаналитик, верный последователь доктора Фрейда, убежден, что через пару лет она выздоровеет, как только он докопается до причин этой странной фобии.

В конце лета в старой православной церкви маленького тихого местечка под Парижем происходило венчание.

Сонный городишко был взбудоражен наплывом блестящих гостей. Вереницы лимузинов съезжались со всех сторон, устраивая пробки на узких кривых улочках. Долго потом старожилы вспоминали русскую свадьбу. Хотя ни икры, ни самоваров не было, а большинство гостей составляли французы — могучий клан родственников со стороны четвертого мужа французской бабушки Сони, той самой Елизаветы Андреевны, которая вовремя эмигрировала и навек опозорила семью, регулярно выходя замуж за богатых сыроваров и виноделов.

Пожилые декольтированные дамы и господа в смокингах чинно проходили в церковь, с любопытством разглядывая убранство православного храма и тихонько удивляясь, что некуда сесть.

Наконец прибыли молодые. Жених был как все женихи — в черном, с дурацкой бессмысленной улыбкой на красном лице. Правой рукой он судорожно похлопывал себя по карману, проверяя, на месте ли кольцо.

Невеста была ослепительна. Едва она показалась, вздох пронесся по толпе. И местные жители, окружившие церковь, и гости, прибывшие на венчание — все были потрясены. Их смутные мифические представления о загадочной славянской душе, о роковых русских красавицах, холодных, как сибирские льды, и опасных, словно средневековая чума, вдруг оформились и воплотились в конкретной живой девушке — Сонечке Голицыной.

Наряд ее был восхитителен. Скромное белое кружевное платье с высоким воротником, не затмевало, а только обрамляло ее идеальную красоту. Соня шла легко и величаво, чуть приметно улыбаясь. К алтарю ее вел последний муж французской бабушки — усатый краснолицый господин Анпоше.

Вышел старый батюшка в своих тяжелых золотых ризах. Все стихло. Гости, перешептываясь, зажгли свечи. Началось венчание.

В углу церкви стояли две красивые, очень похожие друг на друга старухи и шепотом переругивались.

— Я не понимаю, чем тебя не устраивает жених! — оскорбленно промолвила та, что была обвешана бриллиантами.

— Всем! — отрезала ее русская сестра. — Богат. Незнатен. Выскочка. Мы ничего про него не знаем. Нам приходится верить ему на слово, что он порядочный человек. Отчего же я ничего о нем не слышала? А я знаю всех приличных молодых людей нашего круга.

— Софи! — хихикнула мадам Анпоше. — Тебя будто из сундука достали. Весь наш круг расстрелян. Тех, кто не успел уехать, сослали. У вас там, говорят, дворянские собрания завелись? И кто же посещает эти, с позволения сказать, ассамблеи?

— Уж кто-кто — а ты бы, Элиза, молчала! — рассердилась княгиня Голицына. — Ты потому за этого выскочку заступаешься и свадьбу живенько состряпала — я ведь все вижу! — что у самой рыло в пуху!

— Какое рыло? — ахнула Элиза.

— Хорошее русское слово, забытое тобою. Ты многое забыла, чему нас учили в детстве! — В голосе княгини зазвенел металл. — Наши убеждения, идеалы! Ты продалась золотому тельцу!

— Неправда! — всхлипнула Элиза. — Я любила Рауля! Я поступила вопреки воле папá и мамá, но наша любовь смела все сословные преграды!..

— Да, — согласилась Софья Андреевна. — Рауля ты любила. Правда, когда он умер, ты неприлично быстро выскочила замуж за Жака. Я — в голодающей Москве! — два года носила траур по своему французскому зятю, а ты?

Но тут певчие грянули, слегка грассируя: «Гряди, голубица!» — и освободили бедную Элизу от необходимости отвечать на такие бестактные вопросы.

А потом толпа с облегчением высыпала из душной церкви на зеленую лужайку. Месье Анпоше, пунцовый от переполнявшей его гордости и тщеславия, звонко расцеловав Сонечку в обе щеки, объявил, что его внучка затмевает всех красавиц Франции, и велел подать шампанское. На мгновение он утратил свой галльский здравый смысл и приказал выкатить бочку сидра для местных жителей.

Поселяне прокричали «Виват!», явился местный оркестрик, состоящий из аккордеона и скрипки, и начались буйные пляски.

Месье Анпоше подхватил Соню, Егор пригласил мадам Анпоше, и они смешались с хохочущей веселой толпой.

И только в углу заброшенного русского кладбища рыдал молодой француз — семнадцатилетний парижский кузен Сони, раненный в самое сердце ее мимолетным взглядом. О, почему они так поздно встретились! В день ее свадьбы!

Он плакал, и слезы его лились на потрескавшееся, замшелое надгробие ярославского купца Акиндина Горелкина, просадившего наследственный капитал в злачных местах Ниццы и Парижа и умершего в этом тихом городке от инфлюэнцы и острой нехватки денег…

Синее-синее небо. Солнце в зените. Остров в Атлантическом океане, покрытый буйной тропической растительностью.

В небе показалась точка, застрекотала, увеличилась и превратилась в мощный военный вертолет «Черная акула». Он стал снижаться на пляж. Пилот помог выбраться Екатерине Петровне, Фердинанд выпрыгнул сам. Из-за деревьев плавно выехал лимузин и завяз в песке пляжа. Они проехали по просеке, вырубленной в джунглях, повернули, и перед ними открылся чудный вид.

На зеленом холме стоял большой белый дом — настоящая усадьба плантатора. Колонны, балюстрада, мраморные ступени, огромные французские окна… Он сиял на вершине холма, как мираж в пустыне, как воплощенная мечта о спокойствии и разумной здоровой жизни.

Даже Екатерина Петровна на миг онемела. Они с Фердинандом вышли из лимузина и стали медленно подниматься по ступеням их нового жилища.

На самом краю крыши, покачиваясь, стояла молодая прелестная попугаиха и лукаво поглядывала на Фердинанда.

Фердинанд онемел.

Попугаиха побежала по краю крыши, затем взмыла в воздух.

Фердинанд вспорхнул следом. Они обогнул маленькую манговую рощу, потом полетели над океаном. Теплый поток воздуха возносил их в верхние слои атмосферы. Они парили и орали от счастья.

Природный голос попугаев, визгливый и пронзительный, невыносим для человеческого уха. Но это их родной язык.

Прошел год. Большой театр приехал на гастроли в Париж.

Сияющее фойе Гранд-опера, казалось, было заполнено исключительно господином Анпоше — он перебегал от одной группы к другой, пожимал руки, трепал по плечу, хохотал, шутил и вообще был вне себя. Большинство присутствующих были его родственники, друзья, деловые партнеры. Всех их месье Анпоше пригласил на оперу Рихарда Штрауса «Кавалер Роз», где партию Октавиана исполняла его внучка — Софи Голитсин, настоящая княжна, из тех самых! «Сейчас, когда, слава Богу, идет речь о восстановлении законной власти в России, древние фамилии должны объединяться в современном мире выскочек и чистогана, и он, господин Анпоше, не пожалеет ни состояния, ни даже жизни ради торжества справедливости!» — убеждал француз гостей, при этом значительно подмигивал и бежал к вновь прибывшим. У него был свой спектакль, своя главная роль. Он дирижировал толпой, рассаживал в нужные места нужных людей, раздавал букеты и программки с великолепным портретом Сони.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});