Голоса потерянных друзей - Уингейт Лиза

— В ящиках точно были мисси Лавиния и Джуно-Джейн!

— И что же теперь делать?

— Ты же вор и можешь пробраться куда угодно! Сбегай в отсек, где котельная. Сегодня же. Погляди, нет ли кого похожего в каютах или в пассажирском салоне.

— Да ни за что! — Гас отползает от меня подальше.

— Я доллар тебе за это отдам. Целый доллар!

— На такое я и ради доллара не пойду! У меня и своих забот куча, чтобы еще и с твоими возиться! Сам выпутывайся. Первое правило на реке — не утонуть. Если тебя поймают среди пассажиров первого класса, то мигом застрелят и швырнут за борт. Хочешь моего совета? Не лезь в чужие дела. Дольше проживешь. Девицы эти сами должны были думать, во что впутываются! Вот что я думаю! Не твое это дело.

Я медлю, прежде чем ответить. Эту сделку с Гасом надо проворачивать не спеша, осторожно, будто штопаешь тонкую ткань так, чтобы потом не было видно шва.

— Что ж, правда твоя. Насчет мисси Лавинии так и вовсе в яблочко. С ней просто сладу нет. Думает, что стоит ей только пальчиком поманить, и весь свет ринется исполнять любую ее прихоть! Избалована с самой колыбели.

— Ну так оставь ее в покое. Что тебе с того?

— Но Джуно-Джейн-то ребенок, — шепчу я, будто пытаясь убедить в этом себя, а вовсе не его. — Совсем еще девочка, даже платье на ней короткое. А мисси сыграла с ней злую шутку. Нельзя так с детьми поступать. Она же еще несмышленая!

— Не слышу, что ты там бормочешь. Я спать хочу.

— Судного дня никому не избежать. Однажды, пусть и не сегодня, он настанет. И уж не знаю, что я скажу, когда окажусь перед Престолом Всевышнего и когда он спросит: «Как же ты, Ханни, допустил такую беду, если мог ее остановить?» — Гасу я сказала, что меня зовут Ханни — сокращенно от мужского имени Ханнибал.

— А я в бога не верю.

— У нее мама — креолка. Темнокожая ведьма из Нового Орлеана. Не слыхал о них? Они насылают злые чары и вообще всякое творят!

— Так если эта твоя Джуно-Джейн — ведьмина дочка, что ж она не выберется из ящика? Не просочится в замочную скважину?

— Так кто ж ее знает, может, и просочится. Может, она нас сейчас подслушивает, может, следит за каждым нашим словом. Может, проверяет, захотим мы ей помочь или нет. А после смерти она станет призраком. Злым призраком, который нам с тобой проходу не даст! Призраки ведьм — самые страшные из всех!

— А н-ну к-к-кончай… к-к-кончай сказки рассказывать! Жуть!

— Так вот, этот призрак с ума нас сведет! Уж ведьмы это умеют, поверь мне. Я своими глазами видел. Не будет тебе покоя, ежели они на тебя обозлились. Как схватят тебя за шею ледяными своими пальцами, да как…

— Я ухожу! — Гас вскакивает, да так резко, что маленькая веточка, затесавшаяся среди тюков хлопка, царапает его, и он отпускает шепотом несколько ругательств. — Нечего меня своими страшилками потчевать! Я пошел! А ты пока доллар готовь!

— Когда вернешься, он тебя будет ждать! — Боже, надеюсь, я не обрекла его на ту же участь, какую уготовила мисси для Джуно-Джейн. — Но будь осторожен, Гас, хорошо?

— Да к чему мне твои осторожности, — ворчит он. — Ерунда это все, вот что.

Он уходит, а я остаюсь ждать. И надеяться.

Я вздрагиваю при малейшем звуке. И только перед самым рассветом слышу наконец рядом шорох.

— Гас? — шепотом зову я.

— Что Гас? Гас уже за бортом! — Но по голосу я слышу, что он в хорошем настроении. Он жует печенье, видимо, украденное из чьей-то каюты. Протягивает мне кусочек. Печенье вкусное, а вот новости совсем не радуют.

— Нету там никого, — сообщает он. — Я везде искал и, уж поверь, старался — и ничего. Повезло еще, что никто не проснулся и не стал палить. Но одно я тебе скажу точно: я уже знаю, кого обчищу вечером накануне высадки в Техасе. Когда эти богатенькие пассажиры проснутся и увидят, что их часики с бумажниками и драгоценностями пропали, меня уже ищи-свищи!

— И все же будь осторожнее с этим. Дело опасное. — Но наклонности Гаса меня сейчас меньше всего тревожат. — Сам посуди: два больших ящика не могут просто так взять и исчезнуть! Да и две девушки…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Ты сказал, одна из них — наполовину ведьма. Может, она нарочно исчезла? Ты об этом подумал? Улетучилась и вторую с собой прихватила! Так они из ящика и сбежали! Уж ведьме такое провернуть — раз плюнуть! — На руку мне падают капельки слюны и крошки печенья. — Думаю, так все и было! Ну а как еще, сам посуди!

Я смахиваю крошки, откидываюсь на мягкий хлопок и пытаюсь сосредоточиться.

— Они должны быть где-то неподалеку.

— Если их за борт швырнули, то они, поди, давно уж на дне лежат, далеко-далеко отсюда, — Гас протягивает мне еще кусочек, но я отталкиваю его руку.

— Не говори так! — внутри у меня все сжимается, а к горлу подкатывает ком.

— А что тут такого? Это ж просто факт, — Гас облизывает пальцы. Даже страшно подумать, где они успели побывать с тех пор, когда он в последний раз мыл их с мылом. — Надо вздремнуть, — говорит он и поудобнее устраивается на своей лежанке. — Накопить силенок. А то скоро уже из Миссисипи войдем в Ред-Ривер, а там уж недалеко и до озера Каддо с Техасом. Техас — это, скажу я тебе, место что надо. Поговаривают, там столько скота после войны бегает по улицам, что всякому впору обогатиться в два счета! Только и надо, что собрать скотину в стадо. Это-то я и хочу провернуть. Гас Мак-Клатчи будет несметно богат, помяни мое слово! Дайте мне только коня да одежку поприличнее — и я вам всю животину переловлю…

Я стараюсь расслабить мышцы и, особо не вслушиваясь в речи Гаса, гадаю, где же могут прятать мисси и Джуно-Джейн. Мне не хочется представлять, как ящики с ними бросают за борт, как сквозь щели начинает просачиваться вода, как они медленно тонут…

Гас пинает меня:

— Ты меня слушаешь?

— Задумался немного.

— Так вот, о чем я тебе толкую, — сонно и неспешно продолжает он. — Вот было бы славно, если б ты поехал в Техас со мной! А что! Стал бы пастухом для стада, которое я соберу! Мы с тобой столько деньжищ заработаем, а потом…

— У меня дом есть, — перебиваю я его. — И меня люди ждут в Госвуд-Гроуве.

— Людям верить нельзя, — странным глухим голосом произносит он и заходится в приступе кашля, чтобы скрыть этот тон, но я чувствую, что ударила его по больному. Однако извинений не приношу. За что мне извиняться перед белым мальчишкой?

— Нет на свете такого места, где я мог бы разбогатеть, бегая за коровами, — отвечаю я. Эти слова срываются с губ сами собой, против моей воли. — Это невозможно.

— В Техасе — возможно!

— Даже там — нет.

— Еще как возможно, главное — захотеть!

— Гас, я черный. И по гроб жизни им останусь. Ну кто мне позволит сколотить состояние? Если мне как издольщику удастся урвать себе кусок земли, буду трудиться на нем. Вот чего от меня ждут.

— Порой ожидания стоит обмануть. Мне так папаша однажды сказал.

— У тебя есть отец?

— Не совсем.

Какое-то время мы оба сидим молча. Я плыву по реке собственных мыслей и пытаюсь понять: чего же я хочу? Пытаюсь представить картины жизни в техасской глуши. А может, и севернее — близ города Вашингтон, в Канаде или в Огайо, с теми, кто по Подземной железной дороге сбежал от своих хозяев много лет назад, задолго до того, как солдаты утопили страну в крови, а федералы сообщили нам, что отныне мы никому не принадлежим и ни дня в своей жизни больше не будем рабами.

Но я все же кое-чему принадлежу. Принадлежу ферме издольщиков, Джейсону, Джону и Тати. Земле, которую нужно возделывать и пропалывать, урожаю, который предстоит собрать. Почве, поту, крови.

Я ведь другой жизни и не знаю А как представить то, чего не видел?

Может, потому-то всякий раз, когда матушка зовет меня во сне, я просыпаюсь в отчаянии и холодном поту. Я боюсь этой огромной неизвестности. Всего того, чего я не знаю. Того, что никогда не увижу.

— Гас? — вполголоса зову я. Как знать, может, он уже спит?