Голоса потерянных друзей - Уингейт Лиза

А потом в компании тренерского бинокля и мистера Планшета я составлю список всего необходимого.

Глава девятая 　

Ханни Госсетт. Луизиана, 1875

Я всматриваюсь в ночь и в глубокие бескрайние темные воды, освещенные только луной и корабельными фонарями. Желто-белое мерцание. Свет и мрак. Представляю, что я уже дома, в безопасности, но на самом деле вода неумолимо приближает меня к беде. Надо бы вернуться в убежище и поспать, но, вглядываясь в черную гладь реки, я думаю лишь об одном: о моем прошлом путешествии на таком же пакетботе. А случилось это тогда, когда масса Госсетт собрал некоторых из нас и отправил с Джепом Лоучем в Техас, где мы могли бы спрятаться от янки. Нас приковали друг к другу цепями, многие вообще не умели плавать, и мы все прекрасно понимали, что будет, если наше битком набитое судно налетит на отмель или пробьет себе чем- нибудь дно.

Помню, матушка плакала и молила: «Снимите цепи с детишек! Пожалуйста! Снимите цепи…»

Я чувствую ее присутствие и прошу дать мне сил, подсказать: правильное ли решение я приняла, когда увидела, как два больших ящика грузят на корабль, и услышала доносящиеся из них стоны? Рядом царила суета: люди возились со скотиной, которую еще не успели завести на борт, — двумя упряжками гнедых мулов, брыкающихся, упрямых, кусающихся и недовольно мычащих.

Грузчиков было всего трое. А животных — четыре.

Я поставила на землю пустой ящик, спрятала медальон мисси поглубже в карман, кинулась к последнему мулу, схватила его за поводья и отвела на корабль, да так там и осталась. Спряталась я между двумя огромными, вдвое выше человеческого роста, тюками хлопка и молила небеса о том, чтобы они не погребли меня заживо.

И небеса меня пока хранят.

— Мама… — срывается у меня с губ тихий шепот.

— А ну цыц! — Кто-то хватает меня за руку и оттаскивает в сторону от бортика. — Ишь расшумелся! Нас за борт выкинут, если не замолчишь!

Парнишка по имени Гас Мак-Клатчи пытается оттащить меня от перил. Ему на вид лет двенадцать-четырнадцать. Это маленький белокожий оборванец, чьи предки были родом из Великобритании, живущий в одном из заболоченных поселений у реки. Он до того худой, что без труда пробирается между тюками с хлопком и прячется там, как и я. «Звезда Дженеси» загружена под завязку — и вещами пассажиров, и скотом, и людьми. Это старое, ветхое суденышко, проседающее под тяжестью груза так сильно, что нет-нет да и заденет дном отмель. «Звезда» движется вверх по реке тяжело и медленно, а мимо, истошно сигналя, то и дело проносятся лодки попроворнее — да так быстро, что кажется, будто мы и вовсе стоим на якоре.

В числе пассажиров — в основном те, кому едва-едва хватило денег на билет. Ночуют они прямо под открытым небом — с грузом, коровами и лошадьми. Из труб кораблей, проплывающих мимо, вылетают облака пепла и золы, и мы молим бога, чтобы хлопок не воспламенился.

С котельной соседствует всего несколько кают — для тех, кому хватило денег на билет подороже. Мисси Лавиния с Джуно-Джейн — если они, конечно, живы — наверняка заняли одну из этих комнаток. Вот только узнать это наверняка невозможно. В течение дня мне еще удается смешиваться с толпой грузчиков, состоящей из темнокожих мужчин, но в каюты мне вход заказан.

А вот у Гаса все с точностью до наоборот. Он белый, и грузчиком ему не прикинуться, а еще у него нет билета, который можно было бы показать, если тебя вдруг сцапают. Ночами он бродит по судну. Гас — воришка, а воровать — грех, но сейчас больше некому меня научить, как вести себя на борту. Мы с ним совсем не друзья. Мне пришлось отдать ему монетку из кошелька мисси Лавинии, чтобы он разрешил и мне прятаться среди хлопка. И все-таки мы помогаем друг другу. И оба знаем, что если нас поймают, то швырнут за борт и гребное колесо перемелет нас заживо. Гас такое уже видел собственными глазами.

— Тихо, тебе говорят! — шипит он и тащит меня обратно в убежище. — Совсем, что ли, башкой повредился?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Мне надо было по нужде, — говорю я в ответ. Если Гас решит, что из-за моей глупости его самого поймают, он мигом от меня избавится.

— Ну на горшок бы сходил! А то гляди что удумал: стоять у всех на виду и по сторонам пялиться! — продолжает ворчать Гас. — Если свалишься за борт и утонешь, некому будет днем расхаживать по кораблю под видом рабочего, смекаешь? Вот зачем ты мне нужен, а так-то плевал я на тебя с высокой колокольни! Но мне надо, чтобы кто-нибудь мне приносил жратву! У меня это… растущий организм! Не люблю, понимаешь ли, когда живот урчит с голодухи!

— Про горшок я не подумал, — отвечаю я. «Горшком» мы называем старое ведро, украденное Гасом и поставленное среди тюков хлопка чуть поодаль от нашего убежища. Мы его оснастили всем необходимым — как самый настоящий дом. Гас и вовсе зовет его «дворцом». Дворец для худышек. Тут приходится норы рыть, как каким-нибудь крысам! Я даже обустроила тайничок для ридикюля мисси. Надеюсь, Гас его не найдет, пока меня не будет. Он догадывается, что у меня есть какие-то тайны.

Но мне придется все ему выложить. Мы плывем на этой посудине уже почти два дня, а я так ничего и не нашла. Мне нужна помощь ловкого воришки, и чем дольше я медлю, тем выше вероятность того, что с мисси Лавинией и Джуно-Джейн произойдет что-нибудь страшное. Может статься, они уже мертвы. А может, что еще хуже, мечтают о смерти. Есть вещи куда страшнее, чем гибель. Тот, кто был рабом, знает, что удел мертвеца не худший.

Но чтобы заручиться помощью Гаса, надо рассказать ему все как есть. Или почти все.

И, возможно, потратить еще один доллар.

Наконец мы благополучно возвращаемся в наше хлопковое убежище. Гас устраивается на своей лежанке. Он все еще ворчит что-то себе под нос — очень уж он недоволен, что пришлось меня искать.

Я поворачиваюсь на бок, потом на живот, чтобы удобнее было разговаривать шепотом, но, судя по запаху, он улегся ногами ко мне.

— Гас, мне надо тебе кое-что рассказать.

— Сплю я, — раздраженно отмахивается он.

— Только пообещай, что больше об этом ни одна живая душа не узнает.

— Нет у меня времени на твои россказни! — осаживает он меня. — Шуму от тебя больше, чем от целого стада двухголовых козлов, вот что!

— Пообещай мне, что будешь молчать, Гас. А если сделаешь, что я прошу, заработаешь еще один доллар. Тебе деньги не помешают, когда ты сойдешь с корабля, — на деле Гас вовсе не такой уж и несговорчивый, каким пытается показаться. Он напуган не меньше моего.

Я сглатываю ком в горле и рассказываю ему, как Джуно-Джейн и мисси скрылись за дверью и пропали, как я видела два ящика, которые загружали на борт, слышала, как в них кто-то стонет и как рабочий упомянул про собак, но потом в грязь вылетел медальон мисси. О том, что на самом деле я девушка, вырядившаяся в мужскую рубашку и брюки, я решаю промолчать, не рассказываю и про то, что в детстве я прислуживала мисси. Мне кажется, что это уже как-то слишком. Да и потом, ни к чему Гасу эти подробности.

Парень вскакивает. Он выглядывает из нашего убежища, разворачивается и снова устраивается неподалеку.

— Ну это еще ничего не значит. Почем ты знаешь, может, их обокрали, укокошили и спрятали в конторе, которую охранял тот одноглазый малый и Мозес по приказу этого, как бишь его… Уошбекона?

— Уошберна. Но ящики были очень тяжелые.

— Ну, может, они обчистили этих дамочек подчистую и все эти вещи по ящикам попрятали, — предполагает он, а я все сильнее убеждаюсь, что Гас знает об этих злодеях куда больше, чем я.

— Я своими ушами слышал, что в ящике кто-то двигается. И стонет.

— Ну ты же говорил, что внутри щенки. Так почему ты уверен, что это не они?

— Уж собаку я на слух всегда узнаю. Всю жизнь их боюсь. И всегда чувствую, когда они рядом. Чую их. В ящиках точно не собаки, это как пить дать.

— А чего это ты собак боишься? — Гас сплевывает в груды хлопка. — Собака — отличный помощник. С ней не так одиноко. Она может принести тебе подстреленную белку, утку или гуся. Схватить опоссума, из которого можно состряпать ужин. Собак все любят!