Отряд имени Сталина - Захар Артемьев

Стальные руки сжали его горло, но Иоахим моментально извернулся своим сильным телом и ухитрился перебросить противника через себя. Тот крутанулся и мигом вскочил на ноги. Автомат был на земле, и Груберу пришлось вступить врукопашную с ловким, как кот, бородатым русским. Тот вытащил нож и, весело скаля зубы, поглядел на противника. Иоахим схватился за свой клинок, висевший на поясе, но внезапно, от беспощадного удара в затылок в его глазах потемнело…

Выехавшие по сигналу тревоги с аэродромной базы грузовики с эсэсовцами и егерями были неожиданно задержаны. Когда возглавлявший колонну с подкреплением бронетранспортер проезжал над рекой, под ним раздался гулкий взрыв! Крепкий каменный мост, казалось, способный простоять века, рухнул, разваливаясь на куски и увлекая за собой бронетранспортер и первый из грузовиков, битком набитый солдатами и шедший почти вплотную сзади. Тут же послышались раскатистые трели автоматных и пулеметных очередей.

Выпадавшие из грузовиков солдаты оказывались в невыгодном положении на узкой дороге. Они были видны, а нападавших стрелков видно не было. Дорога сразу наполнилась шумом, криками о помощи, яростным матом, беспорядочной стрельбой. Раненые отползали с линии огня, но стреляли, казалось, со всех сторон, метко и безжалостно. Тем более что среди нападавших, похоже, был снайпер. Выстрелом в лоб он ухитрился уложить водителя задней машины, и теперь расстреливал попавших в ловушку солдат.

Стрельба стихла так же внезапно, как и началась. Старшой не уходил еще минуту, разглядывая результат своей деятельности, затем довольно кивнул. Его заслон сработал как надо, немцам всыпали по самое не хочу! Усеянная трупами в немецкой форме дорога и большая часть груза в виде взрывчатки и боеприпасов подняли настроение ребятам группы старшины Налейко. Проверив оружие, они отползли подальше, затем поднялись и бегом растворились в лесу. Немцам из расстрелянной колонны было не до них…

Профессор фон Айзенбах испытывал пароксизмы ужаса. Вначале кто-то в немецкой форме пробрался в кабинку, профессор еще вспомнил, как неизвестный окликнул его по имени, а когда он отозвался, оглушил резким ударом. Дальнейшее вспоминалось смутно, его куда-то волокли с тугим кожаным мешком на голове, который петлей охватывал плечи и руки, так, что фон Айзенбах был совсем беспомощен. Внутренности мешка были густо усыпаны табаком, и задыхающийся профессор даже не помышлял о сопротивлении. Тащили тщедушного немца довольно долго, крепкое плечо похитителя упиралось ему в живот. Но наконец остановились, опустили профессора на землю. Сдернули с головы мешок, и пока фон Айзенбах промаргивался, заново привыкая к утреннему свету, двое, одетые в форму немецких егерей, стояли рядом, глядя то на него, то на какую-то пожелтевшую от времени карточку.

– Да, это он, – довольно улыбнулся Георгий Михайлович. – Это наш клиент. Николай, головой за него отвечаешь!

Удальцов согласно кивнул, на полянку выбежали двое в маскировочных накидках. Коля схватился было за автомат, но, узнав пришедших, успокоился. Скинув с головы капюшон, Ваня Конкин приветственно махнул ему, затем уперся руками в согнутые колени и начал переводить дыхание. Его напарник, напротив, был свеж, как будто и не участвовал в молниеносном бою.

– Переодевайтесь, парни! – крикнул «Бородач», – а то свои постреляют! Ну-ка, быстро, мы прикроем!..

Отряд собрался на лесной полянке в нескольких километрах от объекта немцев. Даже сюда долетал гул разрывов и виднелся столб черного дыма, поднимавшийся над лагерем. Зрелище было не для слабонервных – дым уходил в утреннее небо, на котором вновь переливалось искусственное северное сияние.

Подполковник Ерошкин был доволен, налет удался на славу. Разведчикам при минимальных потерях удалось захватить носителя ценной информации и уничтожить объект противника. Оставалось самое главное – уйти живыми и доставить добычу домой. Свистом обратив на себя внимание, подполковник взмахом руки поднял людей, и они продолжили свой путь в гущу леса.

Николай с Иваном на ходу разглядывали освобожденных узников, которых насчитывалось около сорока человек. Оставшихся в лагере почти всех расстреляли эсэсовцы, так что, по иронии судьбы, спаслись те, кого немцы собирались уничтожить.

Освобожденные были истощены и с трудом продолжали движение, многие в кровавых ранах, но почти все с оружием, захваченным у убитых фашистов. Ерошкин то и дело с беспокойством оборачивался на них, затем его нагнал «Очкарик», и офицеры на ходу принялись вполголоса совещаться.

Пройдя еще несколько километров, снова сделали привал. Разведчики в спешке делились припасами с обретенным пополнением. Изголодавшиеся люди жадно накидывались на еду. Присевшие рядом Удальцов и Конкин вполголоса делились впечатлениями. О произошедшем в лесу эпизоде с майором Ваня промолчал. Такое он не решился рассказать даже близкому другу.

Ерошкин был обеспокоен. До сих пор все шло хорошо, даже слишком хорошо. Теперь, однако, Отряд, вернее, то, что от него осталось, был сильно обременен престарелым пленником, которого следовало беречь как зеницу ока, и изможденными узниками, спасенными от расстрела. Теперь инициатива была за немцами. Тут к подполковнику подошел Георгий Михайлович.

– Да-а, дорогой Сергей Константинович, – проговорил он, оглядывая полянку, на которой собралась пестрая компания. – Похоже, что обстоятельства кардинально изменились и теперь здорово отличаются от того, что мы планировали. Верно говорят, человек предполагает, а Бог располагает. Мне хотелось бы выслушать ваши предложения.

– Бросать я никого не буду! – твердо и решительно заявил командир. – Если придется, умру вместе с ними!

– Товарищ подполковник, – строго проговорил Георгий Михайлович. – Я и не прошу вас никого бросать и предавать. Но вы прекрасно понимаете, что нам надо держать темп!

Ерошкин помолчал, побарабанив пальцами по портсигару, он вытянул оттуда папиросу, ухватившись ногтями за картонный мундштук. Задумчиво закурил, глядя куда-то в даль…

– А может быть, так и надо? – мягко спросил «Очкарик». – Ведь одной из основных директив и была организация партизанского движения. Вот вам и готовое пополнение.

– Это правда, но нам надо уйти, набраться сил! Скажу вам по секрету, но только вам… Если честно, не знаю, что делать.

– Зато я знаю, Сергей Константинович, – Георгий Михайлович успокаивающе положил руку ему на плечо…

Когда бежать нельзя

Когда Иоахим рискнул выбраться из относительно комфортного небытия, голову, а за ней и все тело пронзила страшная боль. Превозмогая ее, он сжал зубы, но стон все же вырвался. Протерев глаза, поскрипывая зубами от кинжальной боли в черепе, Грубер огляделся.

Лагерь пылал. Горело практически все. Большая часть вышек была разрушена взрывами, подземную часть объекта словно вывернуло наружу. И трупы кругом.

Рядом лежало тело штандартенфюрера Штуце. Скрюченное, в луже собственной крови. «Я же просил о войсковой операции, – как бы извиняясь, подумал Иоахим, – матерого врага показухой не проведешь. Так вы всегда учили меня, Рудольф»…

Превозмогая боль и слабость, Грубер попытался встать. Его зашатало, но он удержал равновесие. Проморгался. Почувствовал резкую боль. Опустив глаза, Иоахим увидел торчащий из плеча метательный нож, глубоко воткнувшийся в мышцы. Стиснув зубы, Грубер вырвал клинок и, не выдержав прилива боли, снова свалился в обморок.

Когда он в следующий раз открыл глаза, первым, на что обратил внимание, было солнце. Светило стояло в зените, небо быстро заволакивало тучами. Рядом послышались голоса…

– Герр штурмгауптфюрер, вы живы! – обрадованно крикнул подбежавший эсэсовец. Увидев на плече командира кровь, он встал на колено возле Грубера и, достав индивидуальный перевязочный пакет, принялся споро бинтовать плечо, а затем голову Иоахима.

– Потери? – хрипло спросил Грубер.

– Потери значительные, – возбужденно ответил, почти крикнул рядовой. – Мы связались с аэродромом. Оттуда выслали подкрепление, но колонна угодила в засаду, у них тоже полно убитых и раненых…

Оттолкнув эсэсовца, Грубер с рычанием встал на ноги. Схватил автомат убитого солдата и махнул стоящему рядом эсэсовцу.

– Быстро собирай всех выживших – и ко мне! – Услышав приказ, отданный привычным ему командным голосом, рядовой воспрял духом и бегом рванулся выполнять указание.

Шатаясь, Грубер дошел до домика профессора. Строение не сожгли и не взорвали, но двери были беспощадно выбиты, окна выломаны. Обреченно махнув рукой, Иоахим присел у крыльца и вздрогнул. Он услышал чей-то стон.

Взбежав по ступенькам, Грубер осторожно заглянул в комнату через щель. Там, среди порушенной мебели и разбросанных вещей кто-то лежал на полу. Сзади послышался топот, Иоахим оглянулся – к зданию подбегали эсэсовцы. Многие были ранены, наспех перевязаны. Рослый шарфюрер подбежал вплотную к Груберу: