КГБ в Англии - Олег Царев

РОЛАНД, со слов ГАНСА и МАДАМ, знал адрес ГАНСА, и на следующий день отправился туда; ГАНСА в гостинице не оказалось (он жил в другой части города и под другой фамилией). РОЛАНД стал обходить все отели вблизи станции, названной ГАНСОМ. Он не особенно спешил, так как ГАНС накануне сообщил план своего дальнейшего пребывания и переговоров с АРНО (на самом деле после свидания с РОЛАНДОМ ГАНС вылетел аэропланом за границу). ГАНСА нигде не знали. У Роланда возникли подозрения, было решено подвергнуть Ганса допросу, для чего ФО затребовал от полиции его адрес. На следующий день полиция сообщила, что ГАНС не только не проживает в городе, но и на границе не регистрировался, а это означает, что у ГАНСА паспорт на какое-то другое имя. Это давало ФО основание передать дела полицейским властям. РОЛАНД, в свою очередь, отправился к АРНО, чтобы с его помощью обыскать ГАНСА, но выяснилось, что АРНО утром уехал поездом за границу».

«РОЛАНД уверял МАДАМ, что с АРНО выехали детективы, и дал все детали пребывания АРНО в Вене и Берлине. О последних он слышал от самой МАДАМ, а МАДАМ о Вене и Берлине в это время писал ГАНС. На самом деле АРНО виделся с нами в Швейцарии, из чего следует, что ФО ничего об этом свидании не знает. РОЛАНД пытался вызвать гнев МАДАМ, живописуя «дикие кутежи» АРНО в Берлине с проститутками и пр., в то время как в действительности АРНО находился в Интерлаке».

После трехнедельного отсутствия АРНО возвратился. Из рассказов МАДАМ, со слов РОЛАНДА, явствует, что все подробности его пребывания там досконально известны ФО, включая содержание писем ГАНСА, телефонные разговоры, пересылку денег в письмах. В последнем письме, например, АРНО приглашают за границу».

«Лица, так или иначе имевшие отношение к АРНО, были подвергнуты допросу. К этому времени относятся резкие отзывы об АРНО со стороны напуганных допросом бывших его собутыльников и друзей. МАДАМ с возмущением отмечала особое усердие, проявленное при этом ТОММИ и ШЕЛЛИ, договорившихся даже до того, что МАДАМ надо арестовать как соучастницу АРНО».

Рассказ МАДАМ о том, что происходило «по другую сторону» дела АРНО, представлял для разведки несомненную ценность. Он подтверждал даже в деталях то, что было известно Быстролетову и Базарову. В приписке к письму с изложением беседы с МАДАМ Быстролетов отмечает:

«Поскольку мы по уши увязли в этом деле, картина получается исключительно отчетливая, вплоть до капель пота на сером от страха лице АРНО. Мы эти капли видели в июльские дни в Лондоне, когда АРНО возвращался из ФО. РОЛАНД же наблюдал эти выступавшие на лице капли пота у АРНО при подсаживании к столам с документами в подвале ФО».

Быстролетов и Базаров, да и Центр испытывали огромное удовлетворение оттого, что следствие Форин Офиса вышло на «немцев», но вовсе не на советскую разведку. В этом, собственно, и заключалась одна из задач нелегалов — ввести противника в заблуждение относительно национального флага разведывательной службы. В немалой степени этому способствовало и то, что следствию так и не удалось допросить АРНО. Кроме того, отношения в треугольнике МАДАМ — ГАНС — АРНО были выстроены Быстролетовым столь искусно, что даже жена АРНО верила в немецкую версию и не могла выдать дорогого ее сердцу «венгерского графа», оказавшегося, как и ее муж, в зависимости от злодея де Винчи. «МАДАМ ничем не усложнила ситуацию, писал Быстролетов. — Затраченные на нее труды в значительной мере оправданы. Связь с ней сохраняется и на будущее».

Трагический конец АРНО не был неожиданным для знавших его как с той, так и с другой стороны. Добровольный заложник алчности и пьянства — пороков, подпитывающих друг друга, — был обречен на плохой конец. Уволив АРНО с работы без пенсии, Форин Офис умыл руки раньше, чем Быстролетов, настойчивость которого в достижении поставленной цели, наверное, продлила на несколько месяцев жизнь, точнее, физическое существование АРНО. Быстролетов сошел со сцены только тогда, когда все возможности были исчерпаны и риск уже граничил с безрассудством. И все же одно обстоятельство, о котором ни Быстролетов, ни Базаров скорее всего не подозревали и о чем они узнают от МАДАМ, в значительной степени способствовало тому, что дело АРНО продолжалось столь долго, а исход его оказался более благоприятным для группы Быстролетова, чем мог бы быть в условиях постоянной угрозы провала. Выслушав рассказ МАДАМ, Быстролетов сообщал в Центр:

«Только в английских романах все у Интеллидженс Сервис идет так очаровательно гладко, концы сходятся с концами и Товеровская башня (Тауэр. — О.Ц.) беспощадно проглатывает прикоснувшихся к тайнам Британской империи. Мы отлично понимали, что можем угодить в негостеприимную башенную обстановку (см. мои письма от начала июля с.г.) — это в том случае, если бы Ванситтарт не побоялся вынести сор из избы и передал дело не в руки РОЛАНДА и другого такого же Пинкертона… а в руки специалистов из Адмиралтейства или Скотленда.

Но, по словам РОЛАНДА, такого дела ФО не помнит уже 300 лет (при тамошних порядках такое «запамятование» возможно, и Ванситтарту, видимо, было нежелательно, чтобы этот 300-летний срок пришелся на его секретарствование в 1933 году».

Утрата АРНО и связанный с этим риск провала вовсе не охладили наступательный пыл Быстролетова. Напротив, теперь он знал обстановку и нравы в Форин Офисе, что называется, из первых рук, знал, что чопорные и внешне неприступные обитатели Уайтхолла подвержены тем же страстям, что и простые смертные грешники, и, может быть из-за необходимости соблюдать приличия своего класса, даже в большей степени. К этому времени начала принимать осязаемые формы разработка ШЕЛЛИ, и Быстролетов с присущим ему упорством решил довести ее до успешного завершения. В Англии, однако, ему появляться было крайне нежелательно…

II

Еще в 1932 году, в период наиболее плодотворного сотрудничества с советской разведкой, АРНО по просьбе Быстролетова назвал ему некоторых своих коллег из Форин Офиса, аккредитованных при Лиге Наций в Женеве. Из того, что он рассказал о них, Быстролетов заключил, что наибольший интерес для разведки мог представлять БОЙ. Однако, как и большинство британских государственных служащих, БОЙ по всем внешним признакам был крепким орешком, и, чтобы пробиться через защитную скорлупу чопорности и холодной вежливости, с ним пришлось бы основательно поработать. Быстролетов, Базаров и призванный на помощь Теодор Малли (МАНН) справедливо решили, что легализационные данные, которыми Дмитрий Александрович пользовался в Англии — венгерский граф, — не позволяет ему длительное время находиться возле БОЯ на таком тесном пятачке, как Женева, оставаясь при этом не замеченным в связях с АРНО. К тому же именно в этом центре международного шпионажа Быстролетов вел опасную игру с международным авантюристом РОССИ — поставщиком шифров и секретных документов европейских государств. Нужен был другой человек, и обязательно с солидной, уважаемой англичанами национальностью.

Такой человек был найден в резидентуре РАЙМОНДА — Игнатия Порецкого (Рейса). Его звали Генри Пик, а в секретной переписке он проходил под именем КУПЕР. Он был по национальности голландец, по профессии — художник, по идейным взглядам — коммунист, хотя вышел из партии по указанию РАЙМОНДА, привлекшего его к сотрудничеству с советской разведкой в 1930 году. КУПЕР числился оперативным сотрудником Закордонного аппарата ИНО, каковым он и значился в представлении начальника разведки Слуцкого к награждению его боевым оружием в 1935 году.

«КУПЕР имеет три основных достоинства, — писал о нем Быстролетов, — преданность идее и делу, которому служит, честность в материальных вопросах и прямота в словах и отношениях с товарищами… Кроме того, КУПЕР обладает способностями, помогающими ему работать: он хороший актер, играет свою роль естественно, иногда мастерски, находчив в разговоре, хорошо ориентируется в обстановке, инициативен, интеллигентен, хорошо разбирается в людях, культурен, политически грамотен — все эти качества способны благоприятствовать отношениям с объектами вербовки».

Быстролетов особо отмечал также его любовь к разведке, романтическую увлеченность работой, сродни актерскому упоению. Все эти личные качества КУПЕРА подкреплялись объективными факторами его биографии как а) подлинное английское гражданство, б) легальный паспорт, в) превосходная родословная, г) располагающая внешность, д) профессия, открывающая ему путь в любые круги общества, е) хорошее знание голландского, немецкого, французского, английского языков и в той или иной мере нескольких других языков (итальянского, датского)». И помимо всего прочего, Быстролетов отметил его умение «подойти к женщинам».

Психологический портрет КУПЕРА Быстролетов завершал описанием его слабых сторон, к которым относил «способность чрезмерно увлекаться, побуждающую его порой сначала действовать, а только потом думать», и то, что он «абсолютно не способен играть роль реакционера». «В личной жизни КУПЕР, — писал Быстролетов, — типичный представитель богемы, безалаберный, неряшливый, недисциплинированный. — Характеризуя КУПЕРА как человека недостаточно волевого, но в то же время доброго, сердечного, мягкого и сентиментального, Быстролетов резюмировал: — Он идеальный наводчик, очень неплохой вербовщик, но и только. Давить на человека, зажать его в тиски, сломить, шантажировать, грозиться убить он не в состоянии».